Билл вытер лоб рукавом рубашки и покосился на меня. Порыв ветра заставил склониться деревья, подхватил бумажное полотенце.
— А плохо, Кей, вот почему: затишье может означать, что маньяк уехал из Ричмонда.
Мы отвернулись от тлеющих углей и взяли по бутылке пива. Не хватало еще, чтобы преступник скрылся! Нет, я хотела, чтобы он оставался в Ричмонде. Мы, по крайней мере, знали, чего от него ожидать. Больше всего я боялась, что маньяк начнет орудовать в других городах, где его преступления станут расследовать детективы и медэксперты, не знающие всего того, что успели выяснить мы. Хуже нет, когда вести дело берутся несколько следователей. Полицейские удавиться готовы из-за «добычи». Каждый хочет лично арестовать преступника, каждый считает, что сможет сделать это лучше других. Каждый думает, что у него особые права на тот или иной сложный случай.
Да и я, если на то пошло, ничуть не лучше.
Я чувствовала ответственность за убитых женщин. Мне казалось, что единственный способ восстановить справедливость — поймать и наказать преступника именно в Ричмонде. Здесь маньяка, пожалуй, приговорили бы к высшей мере, а если его арестуют в другом штате, наказание может быть недостаточно суровым. Жестокая мысль. А вдруг убийства в Ричмонде — только разминка для этого отморозка, и его ждут еще более «великие» дела? Тогда его новые «подвиги» заслонят изнасилования и убийства, совершенные в нашем городе, и получится, что эти последние вовсе не повлияют на приговор. Значит, и я страдаю впустую.
Билл поливал угли «жидким дымом». Он повернулся ко мне — лицо было красное от жара — и спросил:
— Кей, а как твой компьютер? Что-нибудь выяснилось?
Мне стало не по себе, хотя поводов уклоняться от ответа вроде бы не было. Билл прекрасно знал, что я проигнорировала распоряжение Эмберги — не сменила пароль и не сделала ничего для «обеспечения безопасности» (конец цитаты). Билл как раз стоял рядом, когда в этот понедельник я активировала автоответчик и оставила на экране последнюю команду, что задал взломщик, словно вновь приглашая его поискать что-нибудь интересное. Это был специальный маневр.
— Попыток проникнуть в базу данных больше не было, если ты это имеешь в виду.
— Очень интересно, — пробормотал Билл, отхлебнув пива. — Что-то я ничего не понимаю. Ты ведь рассчитывала, что взломщик снова попробует получить информацию по делу Лори Петерсен.
— Этих данных нет в компьютере, — напомнила я Биллу. — Я не заношу данные в компьютер, пока по ним ведется активное расследование.
— Так, значит, данных в компьютере нет. Но как эта стерва узнает, что их там нет, пока не посмотрит?
— Эта стерва?
— Эта стерва, этот гад — какая разница?
— Хорошо. Эта стерва, этот гад — короче, взломщик, которому с первого раза ничего не удалось узнать о деле Лори.
— Все равно непонятно, Кей, — гнул свое Билл. — Сама подумай. Даже когда взлом произошел в первый раз, он выглядел как-то подозрительно. Только представь человека, который сечет в компьютерах. Он наверняка понимает, что, если вскрытие проводилось в субботу, к понедельнику данных по нему в компьютере еще не будет. Чего ж он тогда лезет?
— Под лежачий камень и вода не течет, — пробормотала я.
Я злилась на Билла. Ему что, не о чем больше поговорить? Обязательно надо портить вечер?
Ребрышки в маринаде ждали своей очереди на кухне. Откупоренная бутылка красного вина «дышала» на столе. Люси готовила салат. Девочка пребывала в прекрасном настроении, учитывая, что от ее мамочки не было ни слуху ни духу. Люси, кажется, очень радовало это обстоятельство. В мечтах она уже видела себя постоянно проживающей у тети Кей, и частота, с которой племянница намекала на то, как мы с мистером Болцем поженимся, начинала меня напрягать.
Рано или поздно мне придется вернуть Люси с небес на землю: девочка отправится к матери, как только та снова появится в Майами, а мы с Биллом жениться не собираемся.
Я стала рассматривать Билла, словно видела его впервые. Он устремил задумчивый взгляд на огонь и, кажется, забыл о бутылке пива, которую держал в обеих ладонях. Руки и ноги Билла на солнце казались присыпанными светящейся пыльцой — такие тонкие, золотистые были у него волосы. Я видела его сквозь вуаль дыма и язычки пламени — последние наводили меня на мысль о растущей между нами стене.
Почему жена Билла застрелилась из его же собственного пистолета? Просто потому, что это был самый удобный способ лишить себя жизни? Или она хотела наказать Билла — откуда мне знать, за какие прегрешения?
Миссис Болц выстрелила себе в сердце, сидя на постели — на супружеской постели. В то утро — был понедельник — она нажала на курок буквально через несколько минут после того, как закончила заниматься сексом со своим мужем. В ее влагалище нашли сперму. Когда я обследовала тело, оно еще хранило слабый аромат духов. Что такое сказал Билл своей жене перед тем, как уйти на работу?
— Ке-ей! Ау!
Я вздрогнула. Билл смотрел прямо на меня.
— Витаешь в облаках? — прошептал он, положив руку мне на талию, и я почувствовала его горячее дыхание на своей щеке. — Можно присоединиться?
— Я просто задумалась.
— О чем? Только не говори, что о работе.
Я решилась спросить.
— Билл, у меня пропали кое-какие бумаги. Пропали из папки, которую позавчера просматривали ты, Эмберги и Таннер…
Рука Билла, на тот момент уже гладившая меня по заду, вдруг замерла. Я почувствовала, как от злости у него напряглись пальцы.
— Какие бумаги?
— Я не совсем уверена, — выдавила я. У меня язык не повернулся сказать, что это были незаполненные ярлыки из дела Лори Петерсен. — Я только хотела спросить, может, ты заметил, как кто-то случайно поднял какую-нибудь бумажку…
Билл отдернул руку, выпалив:
— Черт, Кей, неужели ты не можешь хотя бы один вечер не думать об этих гребаных убийствах?
— Билл…
— Может, хватит? — Он сунул руки в карманы шортов и отвернулся. — Кей, я с тобой точно чокнусь! Они мертвы. Эти женщины мертвы, пойми ты наконец! Мертвы! А мы с тобой живы. Жизнь продолжается. По крайней мере, должна продолжаться. Ты… Нет, мы, мы оба рехнемся, если будем все время думать о мертвых.
Весь вечер я ждала, что зазвонит телефон. Билл и Люси болтали о разных пустяках, я же каждую минуту была готова услышать звонок. Звонок Марино.
Телефон зазвонил рано утром. В окна хлестал ливень, я время от времени проваливалась, точно в обморок, в беспросветный тягучий сон.
Я нащупала трубку.
На том конце провода молчали.
— Алло! — повторила я, включая лампу.
До меня доносились обрывки телепередачи. Я не могла разобрать слов, но, с негодованием бросив трубку, поймала себя на том, что мое сердце гулко стучит о ребра.
Был понедельник, приближался полдень. Я заканчивала изучать предварительные отчеты из лаборатории, находившейся этажом выше.
Медэксперты присвоили делам с удушениями первую степень важности. Все остальное — проверки содержания алкоголя в крови, смерти от передозировки наркотиков и снотворного — отодвинулось на второй план. Четверым самым опытным специалистам я поручила определить происхождение «блесток» — последние легко могли входить в состав дешевого мыла, которого полно в общественных туалетах по всему городу.
В предварительных отчетах не содержалось ничего сверхъестественного. Пока мы еще толком не изучили состав борного мыла, обнаруженного в туалетах в нашем же здании. Было выяснено только, что мыло на двадцать пять процентов состоит из некоего абразива, а на семьдесят пять — из бората натрия. Об этом нам рассказал химик с завода-изготовителя. Однако микроскоп показал несколько иное. Оказывается, под названием «натрий» объединялись борат натрия, карбонат натрия и нитрат натрия. Следы «блесток» под микроскопом тоже определились как натрий. Но это очень специфический момент. С тем же успехом можно сказать, что в некой субстанции содержатся следы свинца — в то время как свинец где только не содержится — и в воздухе, и в почве, и в дождевой воде. Мы же не проверяем на наличие свинца пули — положительный результат не будет означать ровно ничего.
Иными словами, не все то бура, что блестит.
«Блестки», обнаруженные на телах задушенных женщин, могли оказаться и чем-нибудь другим, например нитратом натрия, — а спектр продуктов, в состав которых он входит, очень широк — от удобрений до динамита. Или, скажем, прозрачным карбонатом, который используется в фотографии — является компонентом проявителя. Теоретически преступник мог работать где угодно — в лаборатории фотомастерской, в теплице или на ферме. Одному богу известно, в каких еще областях используется натрий.
Вандер изучал под лучами лазера другие соединения натрия, чтобы узнать, фосфоресцируют они так же, как борат натрия, или нет. Так можно было быстрее сокращать список «подозреваемых» веществ.
У меня же тем временем появились новые мысли. Я решила узнать, какие еще организации в Ричмонде и пригородах заказывали борное мыло, кроме нас и Министерства здравоохранения. Я позвонила дистрибьютору в Нью-Джерси. Попала на секретаршу, которая соединила меня с отделом продаж, который переключил меня на бухгалтерию, которая перекинула меня на отдел переработки продуктов, который послал меня в отдел связей с общественностью, который замкнул круг, снова переключив меня на бухгалтерию.
Тогда я предъявила свои козыри.
— Мы не предоставляем информацию о своих клиентах. Я не уполномочен разглашать списки тех, кто покупает нашу продукцию. Так вы говорите, вы эксперт? В какой области?
— Я судмедэксперт, — произнесла я, делая ударение на «суд». — Я — доктор Скарпетта, главный судмедэксперт штата Вирджиния.
— Вот оно что. Вы выдаете лицензии врачам?
— Нет, мы проводим вскрытия трупов.
Пауза.
— Так вы ведете дела о насильственной смерти?
Я не стала вдаваться в подробности и объяснять, чем моя должность отличается от должности следователя, ведущего дела о насильственной смерти. Такие следователи избираются большинством голосов и обычно не являются патологоанатомами. В некоторых штатах на эту должность могут выбрать кого угодно, хоть сотрудника службы газа. Пусть себе бухгалтер остается в счастливом неведении. Однако это маленькое умолчание только усугубило ситуацию.