— Может, и так. Может, к работе наши встречи и не имели отношения. Но это вас не касается.
— А вот тут вы не правы. — Марино выбросил окурок в окно и зажег новую сигарету. — Это мое дело, с тех самых пор, как Болц такое вытворил с мисс Тернбулл. Кто его следующая жертва, как вы думаете, доктор Скарпетта?
— Картина убийства Хенны точно такая же, как и во всех предыдущих случаях, — холодно произнесла я. — Совершенно очевидно, что ее убил тот же самый человек.
— А пробы на тампонах тоже совпадают?
— Бетти займется ими завтра с утра. Я пока не могу точно сказать…
— Что ж, я облегчу вам задачу. У Болца нет антигенов в слюне и в сперме. Не сомневаюсь, что и вам это известно, причем уже несколько месяцев.
— В Ричмонде у нескольких тысяч мужчин нет антигенов. Может, и у вас тоже, кто знает?
— Чем черт не шутит, — перебил Марино. — Действительно, кто знает? Но ведь в этом-то все и дело. Вы не знаете наверняка насчет меня. Зато знаете насчет Болца. В прошлом году вы проводили вскрытие его жены — разве вы не нашли на ней сперму и разве вы не проверили ее? Ведь известно, что женщина покончила с собой почти сразу после того, как позанималась сексом с мужем. И разве гребаный анализ не показал, что у Болца нет антигенов в сперме? Это даже я помню, а вам сам бог велел. Я был на месте преступления, скажете, нет?
Я молчала.
— Я решил не делать поспешных выводов, даже когда увидел миссис Болц сидящей в кровати в своей сексапильной сорочке — и с дыркой в груди. Я всегда в первую очередь подозреваю убийство, а потом уже все остальное. О самоубийстве я думаю в последнюю очередь, иначе я бы не раскрыл ни одного дела. Но я допустил непростительную ошибку — не взял у Болца необходимые анализы. Самоубийство казалось очевидным, особенно после вскрытия. Я закрыл дело за отсутствием состава преступления. Наверное, зря. Позже мне представился случай взять у Болца образец крови, чтобы убедиться, что и сперма принадлежала ему. Он утверждал, что в то утро занимался сексом с женой. Я поверил. Я не взял у него сперму на анализ. А теперь поезд ушел, предлога уже не найти.
— Одним анализом крови не обойдешься, — произнесла я, понимая, насколько глупо это звучит. — Если у него не первая и не вторая группа крови по шкале Льюиса, вы не можете утверждать, что у него нет антигенов, пока не возьмете на анализ слюну.
— Да знаю я! Не первый раз анализы беру. Сути дела это не меняет. Мы с вами знаем, что за птица наш Болц.
Я молчала.
— Мы знаем, что у типа, замочившего пятерых женщин, нет антигенов в слюне и сперме. Мы также знаем, что Болцу прекрасно известны все детали картины преступления — выходит, он мог без труда придать телу Хенны вид одной из жертв маньяка.
— Отлично, берите свои отчеты по анализам Болца, и мы определим его ДНК. — Я не на шутку разозлилась. — Вперед! Узнаем точно, и не придется гадать на кофейной гуще.
— Положим, мы проведем такое исследование. Можем даже загнать Болца под лазер и проверить — вдруг он светится?
Тут я вспомнила о «блестках», обнаруженных на ярлыке. А с моих ли рук эти чертовы «блестки»? А может, Билл тоже пользовался борным мылом?
— Вы нашли «блестки» на теле Хенны? — спросил Марино.
— Да, на пижаме и на постельном белье.
Некоторое время мы оба молчали.
Наконец я произнесла:
— Хенну убил тот же выродок, что и остальных женщин. Я знаю, что говорю. Убийца всего один.
— Может, и так. Только мне от этого не легче.
— Вы уверены, что Эбби сказала правду?
— Сегодня днем я заезжал к нему в офис.
— К Биллу? Вы хотели с ним встретиться? — Я аж поперхнулась.
— Хотел.
— И ваши опасения подтвердились? — Мой голос едва не сорвался.
— Да, в основном. — Марино снова бросил на меня выразительный взгляд.
Я молчала. Боялась произнести хоть слово.
— Само собой, Болц все отрицал. Само собой, он впадал в раж. Грозил привлечь Эбби за клевету и все такое прочее. Ясно, что он просто воздух сотрясал. Он и рта не раскроет, потому что он лжет, и я знаю, что он лжет, и он знает, что я знаю.
Рука Марино поползла к левому боку, и меня охватила паника. У него был включен диктофон!
— Если вы делаете именно то, что я думаю… — процедила я.
— Что? — изумился Марино.
— Если вы все записываете на свой поганый диктофон…
— Госссподи! — возмутился Марино. — Уж и почесаться нельзя! Обыщите меня, если хотите. Могу и стриптиз устроить, если вам от этого полегчает.
— Спасибо, мне и так уже легче стало.
Марино совершенно искренне расхохотался.
— Хотите знать правду, док? Я все ломаю голову, что же действительно случилось с миссис Болц?
Я сглотнула и произнесла:
— Мы не нашли ничего подозрительного. На правой кисти у нее был порох.
Марино перебил меня:
— Еще бы! Ведь она нажимала на курок. В этом-то я не сомневаюсь, но вот почему жена Болца покончила с собой, как вы думаете? А что, если Болц занимался такими делами постоянно? А она обо всем узнала?
Марино включил зажигание и фары. Через несколько секунд мы уже ехали по шоссе.
— Послушайте, — не унимался сержант, — я не любитель совать нос в чужие дела. Есть занятия и поинтереснее. Но вы же, док, знаете Болца. Вы с ним встречаетесь, ведь так?
По тротуару дефилировал трансвестит. Его стройные ноги облегала желтая юбка, накладные груди стояли торчком, фальшивые соски сильно выделялись под белой майкой. Он проводил нас равнодушным взглядом.
— Встречаетесь? — настоятельно спросил Марино.
— Да, — едва слышно произнесла я.
— А в пятницу вечером вы были с Болцем?
Я не сразу вспомнила, словно память отшибло. Трансвестит томно повернулся на сто восемьдесят градусов и продолжил свою прогулку.
— В пятницу я водила свою племянницу в ресторан, а потом в кино.
— Болц ходил с вами?
— Нет.
— А вы знаете, где он был?
Я отрицательно покачала головой.
— Он не звонил, не заезжал?
— Нет.
Мы помолчали.
— Вот черт! — зло пробормотал Марино. — Если б я только раньше знал о Болце то, что знаю сейчас! Уж я бы заехал к нему, проверил бы, где его нелегкая носит. Черт, чуть бы раньше!
Снова повисло молчание.
Марино выбросил окурок в окно и зажег новую сигарету. Он курил не переставая.
— Сколько времени вы встречаетесь с Болцем?
— Два месяца. С апреля.
— У него есть женщины, кроме вас?
— Не думаю. Хотя точно не знаю. На самом деле я почти ничего о нем не знаю.
Марино продолжал допрос с пристрастием:
— И как он вам показался? Ничего странного не заметили?
Ей-богу, вот у кого язык без костей!
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — чуть слышно произнесла я. Я почти глотала слова, будто меня смаривал тяжелый липкий сон.
— Я имею в виду, как быстро вы поладили и как он вам показался в постели?
Я промолчала.
— Он был с вами груб? Принуждал к чему-нибудь? — Марино сделал паузу, видимо подбирая слова: — Каков он был в постели? Тернбулл говорила, что он просто животное — а вы как считаете? Вы можете представить, чтобы Болц поступал так, как рассказывала Эбби?
Я и слышала и не слышала. Воспоминания накатывали и отступали — казалось, я теряла сознание и снова возвращалась к жизни.
— …Болц, по-вашему, может проявлять агрессию? С вами он был агрессивен? Вы ничего странного не заметили?
Снова воспоминания. Билл набрасывается на меня, срывает одежду, швыряет меня на кушетку.
— …типы вроде Болца всегда действуют по одному и тому же сценарию. На самом деле их заводит вовсе не секс как таковой. Им нравится брать. Я бы даже сказал, иметь.
Билл был груб. Он делал мне больно. Он запихивал язык в мой рот так, что я чуть не задыхалась. Мне казалось, что это не Билл, а кто-то другой, принявший его облик.
— А то, что он хорош собой и может при желании затащить в постель любую, как раз не важно. Понимаете, к чему я клоню? У таких парней свои тараканы в башке…
Вот так же вел себя Тони, когда бывал пьян и зол на меня.
— Он в душе насильник, вот к чему я клоню, док. Понимаю, вам неприятно это слышать. Но, черт побери, это правда. Сдается мне, вы испытали нечто подобное…
Билл слишком много пил. Перебрав, он становился еще хуже.
— Случай совсем не редкий. Вы не поверите, сколько заявлений проходит через мои руки, причем женщины обращаются в полицию даже через два месяца после такой вот бурной ночки. Постепенно до них доходит, что надо кому-то обо всем этом рассказать. Часто подруги их уговаривают заявить в полицию. И знаете, каков контингент бытовых насильников? Все важные птицы — банкиры, бизнесмены, политики. Встречает такой козел в баре красотку, покупает ей напиток, подсыпает в стакан хлоралгидрат — и дело в шляпе! А наутро девушка просыпается рядом с этим животным и чувствует себя так, будто на ней всю ночь черти воду возили.
Нет, Билл никогда не смог бы так со мной поступить. Он меня любит. Я ему не чужая, не случайная женщина… А вдруг он просто соблюдает осторожность? Ведь я слишком много знаю. Со мной бы этот номер не прошел.
— Подонкам такие вещи годами сходят с рук. Некоторые и вовсе умудряются ни разу не попасться. Так и помирает такой вот урод чистеньким, а у самого на ремне отметин не меньше, чем у Джека Победителя Великанов…[18]
Мы стояли и ждали, когда загорится зеленый. Я потеряла счет времени, я уже не могла сказать, сколько мы просидели без движения.
— А хорошее сравнение, верно? Тот мух мочил, а этот женщин насилует — и каждый насечку делает на ремне…
Красный все горел, точно зловещий кровавый глаз.
— Так делал Болц с вами нечто подобное, а, док? Он вас насиловал?
— Что? — Я медленно повернулась к Марино. Он смотрел прямо перед собой, лицо его от красных фар проезжающих мимо машин казалось бледным.
— Что? — снова спросила я. Сердце бешено колотилось.
Зажегся зеленый, и мы поехали.