Всякий раз, когда я пыталась поговорить с Марино, мне сообщали, что он «на дежурстве». И Марино был в домах всех пяти задушенных женщин.
В доме Лори Петерсен доблестный сержант казался бодрым — сна ни в одном глазу. А ложился ли он вообще спать в ту ночь? Не странно ли, что он так активно пытался повесить все убийства на Мэтта Петерсена?
Нет, Марино не подходит по возрасту, убеждала я себя.
Он большую часть времени проводит в машине. Его работа заключается отнюдь не в ответах на звонки. Значит, никакой связи между Марино и убитыми женщинами нет.
Что еще важнее, сержант не отличается каким-то особенным запахом пота, и если комбинезон принадлежал ему, зачем тогда он сам принес его в лабораторию?
Если, конечно, Марино не пытается вывернуть нашу версию наизнанку, потому что слишком много знает. Ведь он, в конце концов, эксперт, он ведет расследование, он достаточно опытен, чтобы быть как спасителем, так и самим дьяволом.
Да, сомнений не оставалось: все это время я не желала признать, что убийцей мог быть полицейский.
Не Марино, нет. Но один из тех, с кем сержант давно работает. Тот, кто покупал темно-синие комбинезоны в разных магазинах спецодежды, мыл руки борным мылом, в больших количествах имеющимся в туалетах нашего министерства, знал достаточно о судебной медицине и расследованиях, чтобы дурачить своих коллег, а заодно и меня. Коп, который из хорошего стал плохим. Или психопат, устроившийся на работу в полицию — силовые структуры часто привлекают людей с отклонениями в психике.
Мы еще раньше выяснили, какие бригады полицейских дежурили в домах и возле домов убитых женщин. Но вот узнать, кто из людей в форме был на дежурстве, когда обнаружились тела, нам в голову не пришло.
Возможно, какой-нибудь полицейский во время смены набирал наугад номера из телефонного справочника. Возможно, он сначала слышал голос будущей жертвы. Голоса женщин сводили его с ума. Он убивал женщину, но продолжал околачиваться поблизости, ожидая, пока обнаружат тело.
— Ставку нужно сделать на Мэтта Петерсена, — обратился Уэсли к Марино. — Он сейчас в городе?
— Да. По крайней мере, должен быть.
— Пит, тебе надо пойти к нему и разузнать, не упоминала ли его жена каких-нибудь агентов по продажам или типов, что звонят и говорят: «Вы победили в конкурсе» или «Голосуйте за нашего кандидата». Короче, узнай обо всех телефонных звонках.
Марино с грохотом отодвинул стул.
Я промолчала. Я еще не готова была озвучить свои соображения.
Вместо этого я спросила:
— А нельзя ли будет получить распечатку или кассету с записью звонков, которые поступали в полицию, когда были найдены тела? Мне бы хотелось узнать точно, в какое время поступали такие звонки и когда приезжала полиция. Особенно меня интересует случай Лори Петерсен. Время смерти очень важно — тогда мы бы определили, во сколько убийца уходит с работы. Если, конечно, считать, что он работает в вечернюю смену.
— Не вопрос, — равнодушно сказал Марино. — Поедемте со мной. Сначала к Петерсену, потом в диспетчерскую.
Петерсена дома не оказалось. Марино оставил свою визитку под медным дверным молотком у него на крыльце.
— Вряд ли Петерсен мне перезвонит, — буркнул сержант, забираясь обратно в машину.
— А почему вы так думаете?
— Да я позавчера приезжал, так он меня и на порог не пустил. Столбом стоял в дверях. Снизошел до того, чтоб понюхать комбинезон, а потом велел мне убираться к чертям, дверь захлопнул перед носом, сказал, что будет говорить со своим адвокатом, потому что детектор лжи подтвердил его невиновность, а я его якобы терроризировал.
— А разве это не так? — съязвила я.
Марино выразительно посмотрел на меня и едва заметно улыбнулся.
Мы выехали из западного округа и теперь направлялись в центр города.
— Вот вы говорите, тест на ионы выявил буру. — Марино сменил тему. — Значит, вы отмели версию с театральным гримом?
— В гриме бура не содержится, — ответила я. — Под лазером светились румяна под названием «Золотистый загар». Но в них нет буры. Кроме того, весьма вероятно, что Петерсен оставил отпечатки на теле своей жены, когда прикасался к ней, еще как следует не смыв этот самый «Золотистый загар» с рук.
— А как же быть с «блестками» на ноже?
— Их недостаточно, чтобы провести полноценное исследование. Только я не думаю, что это грим.
— Откуда такая уверенность?
— Это не порошок, не гранулы. У «Золотистого загара» кремовая основа. Помните, вы принесли в лабораторию большую белую банку с темно-розовым кремом?
Марино кивнул.
— Это и был «Золотистый загар». Да, в его состав входит вещество, за счет которого он светится под лучом лазера. Однако эти румяна ведут себя иначе, чем борное мыло. От румян остаются точечные следы с высокой концентрацией «блесток», и только на тех местах, к которым прикасается человек с румянами на пальцах. А от борного мыла «блестки» разлетаются во все стороны.
— Значит, на ключицах Лори Петерсен все-таки были румяна.
— Да. И на отпечатках пальцев Мэтта Петерсена тоже. Там «блестки» находятся строго вокруг самих чернильных отпечатков, и нигде больше. А «блестки» на ноже Петерсена совсем не такие. Они словно распылены — точно так же, как на телах жертв.
— Вы имеете в виду, что если бы Петерсен руками в гриме взялся за нож, отпечатки с «блестками» были бы совсем не такие, какие они есть?
— Именно.
— А что вы скажете о «блестках» на телах, удавках и прочем?
— На запястьях Лори концентрация «блесток» была достаточной, чтобы сделать однозначный вывод — это бура.
Марино поднял на меня свои блестящие глазки.
— Стало быть, мы имеем дело с двумя видами «блесток»?
— Совершенно верно.
— Хм.
Как и большинство государственных зданий в Ричмонде, полицейское управление было покрыто штукатуркой унылого «бетонного» цвета — в тон тротуарам. Эту блеклую громадину оживляли только разноцветные флаги — штата Вирджиния и звездно-полосатый, — трепетавшие на фоне лазурного неба. Марино заехал на стоянку и втиснулся между неприметными полицейскими автомобилями.
Мы вошли в вестибюль и миновали застекленную доску объявлений. Полицейские в темно-синей форме при виде Марино расплывались в улыбке, а мне говорили: «Привет, док!» Я украдкой оглядела себя и успокоилась, убедившись, что не выскочила из офиса прямо в халате. А то со мной частенько случались подобные эксцессы, и тогда я чувствовала себя будто бы в пижаме.
Мы прошли мимо стенда со сводками новостей, увешанного фотороботами педофилов, фальшивомонетчиков и киллеров. На стенде присутствовали и фотографии «горячей десятки» грабителей, насильников и убийц, разыскиваемых полицией Ричмонда. Многие физиономии откровенно ухмылялись в фотоаппарат — еще бы, ведь им удалось поставить на уши весь город.
Я почти бежала за Марино вниз по бесконечной полутемной лестнице. Эхо наших шагов гулко отзывалось в пролетах, билось о металлические перила. Мы остановились перед одной из дверей. Марино заглянул в стеклянное окошко и подал кому-то знак.
Дверь открылась автоматически.
Мы оказались в диспетчерской — подземной каморке, заставленной столами, компьютерами, подстанциями, телефонами, кронштейнами и тому подобным. Посередине возвышалась стеклянная стена — за ней сидели служащие. Весь город схематично отображался у них на экранах компьютеров, точно видеоигра. Операторы службы «911» с удивлением повернули головы в нашу сторону. Одни отвечали на звонки, другие трепались или курили, спустив наушники на шею.
Марино провел меня в угол, где стоял шкаф, до отказа набитый коробками с кассетами. Все коробки были помечены соответствующими датами. Марино быстро достал пять коробок, в каждой из которых находились записи за одну неделю.
Он плюхнул эту стопку мне на руки и сказал:
— С Рождеством!
— Что? — опешила я.
— Ладно, некогда мне тут с вами, мне еще пиццерии прочесывать, — произнес Марино, доставая сигареты. — Магнитофон там. — Он пальцем указал на диспетчерскую. — Хотите — тут прослушивайте, хотите — у себя. Я бы на вашем месте поскорее убрался из этой чертовой норы вместе с кассетами, но только я вам этого не говорил. Лады? Вообще-то кассеты выносить нельзя. Но вы берите. А потом просто вернете мне в собственные руки.
У меня начиналась мигрень.
Марино повел меня в маленькую комнатку, где лазерный принтер выплевывал километры зеленой линованной бумаги — на полу уже лежала куча почти в метр высотой.
— Я тут напряг ребят, еще когда мы были у вас в офисе, — коротко объяснил Марино, — чтоб они распечатали все записи из компьютеров за последние два месяца.
Господи, за что мне это?
— Так что адреса и все такое прочее здесь. — Сержант глянул на меня своими тусклыми карими глазками. — Вам придется просмотреть копии с жесткого диска — без них не узнать, какие адреса появлялись на экране во время телефонного звонка. А без адресов вы не поймете, что к чему.
— Послушайте, нельзя ли просто поискать информацию в компьютере?.. — раздраженно спросила я.
— А вам что-нибудь известно о главном компьютере?
Конечно, я ничего не знала.
Марино огляделся.
— Никто здесь ни черта о нем не знает. У нас только один айтишник, наверху сидит. Но сейчас он на пляже. Спецы приезжают, только когда что-нибудь ломается. Тогда мы звоним куда следует, и фирма нагревает наше министерство на семьдесят баксов в час. Даже если мы готовы сотрудничать, эти уроды тянут резину — ждешь их вечно, как зарплаты. Да и айтишник наш не торопится — может, завтра появится, может, в понедельник, а может, и в среду. Это под настроение. Так что вам еще повезло, что я нашел парня, который сечет, как включается этот чертов принтер.
Мы провели в комнате полчаса. Наконец принтер выдал все, что мог, и Марино начал разрезать листы. Куча доросла почти до полутора метров. Марино сложил бумагу в коробку из-под принтера и, крякнув, поднял ее с пола.
Мы вернулись в диспетчерскую. Марино через плечо бросил молоденькому смазливому темнокожему оператору: