Парень питал робкую надежду на то, что домашнее насилие хоть на время прекратится. Сразу было понятно, что ничего у него не получится, потому что он был из той категории людей (мужей), которые все терпят. Но хозяин — барин, и, получив на руки акт, молодой человек ушел восвояси.
На следующее утро, придя на работу, я, как обычно, стал разбирать пачку направлений, чтобы понять, кого в этот день нам привезли: сколько убийств, сколько скоропостижно умерших и т. п. Смотрю — знакомая фамилия. Ба, да это мой вчерашний пациент! Пошел, посмотрел — точно он. Лежит с раной на груди. Когда на освидетельствование привезли подозреваемую, я узнал, что же случилось с бедным парнем. После освидетельствования он пришел домой, по дороге махнув для храбрости 150 грамм, и предъявил жене свои претензии. Жена, что характерно, не одобрила такой наглости, и слово за слово завязалась дискуссия, плавно перешедшая в рукопашную, в ходе которой жена кухонным ножом ударила мужа в грудь. Тот в свою очередь немедленно скончался, так как удар пришелся прямиком в сердце.
Второе знакомство я тоже помню очень хорошо.
Мужчине, пришедшему ко мне на прием, было чуть за 50. Немец, предприниматель, он произвел на меня впечатление своей рассудительностью и тем, что, несмотря на возраст, находился в прекрасной физической форме: крепко сбитый, спортивный, сразу было видно, что человек ведет здоровый образ жизни. Некоторое время назад на его жизнь покушались (бизнес-разборки), он получил сквозное огнестрельное пулевое ранение в грудь, но выжил, пролечился и сейчас пришел на экспертизу согласно постановлению следователя. В таких ситуациях мы обязательно изучаем подлинники медицинских документов за весь срок лечения, а также осматриваем пострадавшего для того, чтобы выявить у него следы бывших повреждений.
Я провел осмотр, описал рубцы, все зафиксировал и отпустил. Случай как случай, ничего особенного. Спустя несколько дней рано утром меня вызвали на труп. Приехали мы почти в центр города — обычный двор в окружении девятиэтажек. Недалеко от подъезда лежал мертвый мужчина. По показаниям свидетелей, когда он вышел из подъезда дома, в котором жил, и пошел к машине, из подвального окна раздалась автоматная очередь, после чего двое выбежали из подвала и уехали на машине, стоявшей неподалеку. В подвале дома оказались высокие узкие окна, через одно из которых действительно стреляли. АК-47 лежал тут же. Все указывало на заказной характер убийства. Перевернув труп, я сразу же узнал того самого бизнесмена, который совсем недавно приходил ко мне в связи с прошлым покушением. Расстреляли его на глазах жены и ребенка, махавших ему из окна. Тогда я чуть ли не в первый (но далеко не в последний) раз увидел, какой страшной убойной силой обладает АК-47: пули прошли сквозь тело, повредив бедренные кости, и вышибли из стены противоположного дома огромные куски бетона.
Все вышеописанное происходило в межрайонном отделении на Урале. В крупных бюро эксперт как правило специализируется: есть эксперты-танатологи, которые работают в морге, а есть те, кто занимается только экспертизой живых лиц.
Эксперт, который работает с живыми людьми, помимо прочего, должен быть хорошим психологом. Работа эта очень интересная и сложная, может быть, даже более сложная, чем работа эксперта-танатолога.
5. Студенческая
Более десяти лет я преподаю студентам судебную медицину. Начиналось все с единичных практических занятий, я тогда еще не был ассистентом и проводил занятия по просьбе заведующего кафедрой, которая располагалась в одном здании с нашим моргом. Студентов всегда было много — россиян и иностранцев, религиозных и не очень, со светлой кожей и с темной, но всех их объединяло одно — молодость. Студенческие годы — лучшая часть человеческой жизни, говорил мне отец. И он был прав.
Сейчас, по прошествии почти двух десятков лет после окончания института, я это отлично понимаю. Молодость, пофигизм в хорошем смысле этого слова, увлеченность и задор — все это меня всегда притягивало, наверное, потому, что в душе я до сих пор двадцатилетний студент. И когда меня попросили провести занятие, я даже и не раздумывал, сразу согласился. Было интересно проверить себя — смогу ли я увлечь студенческую группу, будет ли интересно то, о чем я собираюсь говорить. Я уже писал, что в выборе будущей специальности огромную роль играет преподаватель. К сожалению, некоторые из моих институтских преподавателей не умели, а может, и не хотели давать нам какие-либо знания по своим предметам. Так был зарублен мой интерес к патологической анатомии. Я хорошо помню свои ожидания от занятий и то разочарование, которое после них наступало.
К примеру, занятия по оперативной хирургии и топографической анатомии (предмет, который я очень любил, а учебник читал просто как художественную литературу) у нас проходили так: в 8 часов утра приходил в учебку преподаватель и говорил — вот вам учебник, читайте от сих до сих. И уходил на четыре часа. Кафедра оперативки тогда, в конце 1990-х, оперировала собачек и кошек за деньги, и студенты им были до лампочки. Через четыре часа преподаватель возвращался и проводил опрос, который занимал минут двадцать и заканчивался двойками у всех опрошенных. Никакой информации преподаватель не давал. Точно так же проходили занятия по патологической анатомии — приходила преподаватель, давала задание и уходила. Несколько часов вся группа занималась тем, что зарисовывала в тетради анатомические препараты, которые стояли в банках на столах, или микроскопические препараты. Смысл этого рисования был мне непонятен, художником я был от слова «худо», а картины мои больше напоминали что-то среднее между «Герникой» Пикассо и «Цветами» Гончаровой. Преподаватель возвращалась, разя табачищем, садилась на стол и с гордостью рассказывала, что сегодня они насобирали полведра глаз. Потом мы писали дурацкие тесты-«угадайки», и на этом занятие заканчивалось. В морг на вскрытие нас никто не водил. Когда начался цикл судебной медицины, я подумал, что тут-то наконец нам покажут много интересного, и, воодушевленный, пошел к заведующему кафедрой записываться в кружок.
Научный кружок — что может быть круче? Практическая работа, исследования, доклады — все это казалось очень интересным. Завкафедрой со скукой на лице меня выслушал и сказал, что в кафедральном музее давно надо навести порядок. Два дня мы с приятелем разбирали пыльные завалы из старых таблиц, бланков схем, каких-то немаркированных старых костей, после чего пришли к заведующему и вновь поинтересовались насчет кружка. Удивившись такой настойчивости, он неожиданно спросил: «Есть у тебя видеокамера?» На дворе был 1998 год, я жил в общаге, и никакой видеокамеры у меня не было. После моего ответа заведующий окончательно потерял к нам интерес, сказал, что кружка нет, но, наверное, будет, но потом, а сейчас не мешайте работать.
Так же скучно прошел цикл «судебки» — за все время нас один раз привели в морг. Это был понедельник, когда в морге в буквальном смысле слова бывает завал. Трупы лежали друг на друге, иногда по трое, вдоль стен коридора, нижние трупы уже текли, и красновато-коричневая гнилостная жидкость скапливалась на полу. Среди всего этого санитары возили туда-сюда каталки с покойниками. Преподаватель нас привел в этот ад и оставил, сказав: «Посмотрите тут чего-нибудь». Надо ли говорить, что через десять минут мы уже были на улице и весь багаж знаний, который мы унесли с собой, заключался в том, что мы увидели огромных черных мух, которые медленно ползали по трупам.
Поэтому я точно знал, как НЕ НАДО преподавать. У меня не было педагогического образования, и, конечно, я не знал никаких педагогических систем и приемов, но точно знал, что не надо делать и что не надо говорить. Я понимал, что интерес к предмету рождается во время занятия и задача преподавателя — вызвать этот интерес, увлечь студентов и сделать так, чтобы они усвоили знания. Когда нам интересно, информация усваивается легко и надолго.
Студенты, несмотря на то, что они будущие врачи, в большинстве своем, подвержены тем же стереотипам, что и обычные люди, поэтому совершенно естественно, что какой-то страх и неприятные ожидания у них присутствуют. В таком состоянии КПД занятия равен нулю, поэтому перед каждым занятием я провожу своеобразную премедикацию. Премедикация (от лат. pre — «перед»; medicamentum — «лекарство») — это предварительная медикаментозная подготовка больного к общей анестезии и хирургическому вмешательству. Цель такой подготовки — снижение уровня тревоги пациента и секреции желез, усиление действия препаратов для анестезии. В нашем случае премедикация носит психологический характер и нужна для того, чтобы снять напряжение, расслабить студентов.
И это у меня получалось. Я приходил на занятие с чемоданом, что сразу привлекало внимание студентов и заставляло их гадать — что внутри? А чемодан был рабочий, я с ним ездил на вызовы и оказывал судебно-медицинскую помощь населению, и были в нем всякие рабочие приспособления, которыми пользуется эксперт во время осмотра трупа. После демонстрации этих приспособлений, рассказов из экспертной практики и цитат из полицейских протоколов студенты были уже подготовлены к дальнейшей работе.
Другой прием, позволяющий вызывать интерес в студенческой группе, — «взять студента на слабо». Как правило, это работает очень хорошо, и даже те студенты, которые поначалу не хотели идти в секционный зал, в конце занятия уже сами, надев перчатки, проводили исследование, задавали множество вопросов, и было видно, что ими овладел интерес, а страх и неуверенность ушли. Конечно же, это всегда очень приятно наблюдать.
За все годы занятий было всего три или четыре случая, когда кто-то из моих студентов упал в обморок. Обморок — это защитная реакция организма, когда мозг предпочитает отключиться и переждать какой-то сильный стресс. Ничего страшного в обмороке нет, явление это быстро проходит и вреда организму не наносит. В обморок падают по-разному: иногда медленно, постепенно сползая по стене или по товарищам, — и тогда падающего успевают подхватить. В других случаях человек словно бы складывается и валится на пол, при этом если не повезет, то он может удариться головой. Окружающие не успевают его подхватить, потому что все происходит быстро, и только звук удара головы о мраморный пол (весьма характерный) отвлекает студентов от занятия. Упавшего под испуганные взгляды студенток тут же выносят в коридор, где он быстро приходит в себя. Природа так все продумала, что даже при таком падении человек не причиняет себе никаких повреждений. Интересно, что на моей памяти в обморок падали исключительно молодые люди и никогда — девушки. Видимо, женский организм и вправду сильнее мужского, и уж если женщина приняла решение пойти в секционный зал, то ее уже ничего не может остановить — ни вид покойников, ни запах, ни громкие звуки, и даже уходить не захочет.