Патрисия Корнуэлл – автор бестселлеров о преступлениях и создательница такого персонажа, как Кей Скарпетта, судмедэксперт, – пожертвовала деньги на оборудование так называемого «Дома Скарпетты» конкретно в этой лаборатории. Это большое помещение, предназначенное для того, чтобы будущие судебные следователи могли улучшить навыки анализа места преступления[94]. «Дом» состоит из гостиной, кухни и спальни. Упражнения по моделированию места смерти здесь можно сравнить с современным симулятором полета на новейшем реактивном авиалайнере.
Однако на Африканском континенте есть много мест, где нет медицинских лабораторий. Если умрешь в определенном районе, никто даже не заберет тело. Я слышал о людях, которых машины буквально раздавливали на дорогах, и птицы-падальщики клевали спрессованные человеческие останки на гравийной дороге.
Что, если один из ваших близких умрет во время отпуска в развивающейся стране? Сможете ли вы положиться на местные судебно-медицинские органы? Смогут ли они провести наилучшую судебно-медицинскую экспертизу и вскрытие и выяснить истинную причину его смерти?
Во многих развивающихся странах отсутствует официальная судебно-медицинская система. На самом деле, как упоминалось ранее, были случаи, когда судебные эксперты просто исчезали, когда при вскрытии находили то, что непреднамеренно указывало на причастность властей. Итак, если вы думаете, что мы не равны в жизни, подождите до смерти. Разве это нормально? Разве это справедливо?
Я считаю, что страну следует оценивать по тому, как она относится к мертвым, в том числе к жертвам происшествий и преступлений.
В идеале в стране должно быть шесть судмедэкспертов на миллион человек. При этом в некоторых африканских странах вообще нет опытных судмедэкспертов. В других на миллион человек приходится менее одного судмедэксперта. Это, скорее всего, приведет к выгоранию судмедэкспертов и снижению медико-правовых стандартов. ЮАР, например, нуждается по меньшей мере в 150 судмедэкспертах для нормальной работы, но в настоящее время их всего 56. Триста судмедэкспертов – это было бы просто отлично.
Биоэтический принцип справедливого распределения касается общего блага и распределения благ в обществе. Концепция справедливости основана на предположении о равной ценности всех людей. Справедливое распределение – это справедливость в том, как распределяются права или ресурсы. Речь идет о воспринимаемой справедливости результатов. На деньги, необходимые для одной пересадки сердца, можно сделать миллион прививок. Как это уравнение переводится в судебную медицину и судебно-медицинскую экспертизу смерти, особенно на Африканском континенте?
Можно ли при ограниченных ресурсах быть хорошим врачом и судмедэкспертом, отлично выполняющим свою работу? В конце концов, справедливое распределение становится проблемой только тогда, когда существует дефицит. Сдерживание расходов, также называемое распределением ресурсов, является эвфемизмом для нормирования. Может ли судмедэксперт хорошо справляться со своей работой без рентгена, КТ, МРТ или функционирующей токсикологической лаборатории?
Судебно-медицинские системы создавались, когда на планете было меньше людей, но сегодня мы страдаем от тяжкого бремени перенаселения. Из-за этого не хватает ни пространства, ни ресурсов. Это также приводит к большему числу неестественных смертей. Как обеспечить вскрытие жертв на современном уровне при постоянно растущем населении, имея мало денег или вообще без средств?
Справедливое распределение ставит вопрос о том, как делить финансовый пирог. Теоретически каждый человек мог бы получить равную долю. Либо каждый может получить долю в зависимости от того, сколько ему нужно, или какой вклад он внес, или от того, что заслуживает. После многих лет размышлений над этим вопросом я считаю, что лучший ответ можно найти в технологии блокчейн. По замыслу, блокчейн – это децентрализованная технология, общая публичная бухгалтерская книга, на которую будет опираться вся сеть при распределении ресурсов.
Современное общество настолько сложно, что люди уже не могут сами справиться с дележом финансового пирога. Алгоритмы предлагают наилучший способ сделать это. Например, я бы не стал есть корочку пирога (потому что в настоящее время я на низкоуглеводной диете), так что забирайте корочку, если можете дать мне немного мяса. А вегетарианец съест только овощи из пирога. Алгоритмы технологии блокчейн, вероятно, станут краеугольным камнем экономики здравоохранения в будущем.
Как лучше всего внедрить современную судебно-медицинскую систему и первоклассную судебно-медицинскую службу в бедных странах с ограниченными ресурсами?
Мой предварительный ответ заключается в том, что это действительно возможно, когда правительство и общество объединяются. Это может предусматривать приватизацию или создание государственно-частного партнерства. Криминалистическая служба могла бы быть государственной или же независимой, если бы некоторые государственные органы были приватизированы. Помните, что все общество выигрывает от эффективной медико-правовой системы. Профессия также нуждается в лучшем пиаре, чтобы привлечь больше людей в наши ряды.
Возможно, еще более спорное решение можно найти в концепции скромного гамбургера. Если коммерческие франшизы бургерных могут выйти на рынки с низким доходом и добиться успеха, то, несомненно, система судебно-медицинских экспертов тоже может выйти на любой рынок и добиться успеха. Если мы можем индустриализировать гамбургер, то наверняка в состоянии индустриализировать судебно-медицинское расследование неестественной смерти?
Эта глава началась с вопроса: «Все ли мы равны в смерти?» Я хотел бы ответить на него следующим вопросом: «Все ли мы равны в жизни?»
Ранее я вкратце упомянул концепцию эгалитаризма удачи. Согласно этой точке зрения, одни люди оказались в своей нынешней ситуации из-за неудачи (например, из-за ошибок в генетическом коде), тогда как другие – из-за последствий сознательного выбора.
Кого вам больше жаль – ребенка с генетической аномалией или взрослого, который пил слишком много алкоголя и злоупотреблял наркотиками?
Как практикующий врач, вы бы одинаково относились к этим двум пациентам? Если ресурсы ограничены, зачем тратить деньги на человека, который сам себя разрушает?
Теперь давайте сделаем еще один шаг вперед. Представьте, что вы травматолог и в ваше травматологическое отделение одновременно доставляют двух пациентов. История, рассказанная сотрудниками скорой помощи, выглядит следующим образом: один – налетчик, а другой – полицейский не при исполнении служебных обязанностей. Оба получили огнестрельные ранения и находятся без сознания.
Кто хороший парень, а кто плохой?
Смогли бы вы лечить обоих пациентов одинаково? Стали ли бы вы в любом случае осуждать? Кого бы вы лечили в первую очередь, особенно если бы были единственным дежурным травматологом? А что, если травмы налетчика серьезнее, чем полицейского? Протокол требует, чтобы вы сначала лечили того, что пострадал сильнее.
Врач – это врач, а не судья.
Теперь: что, если тот полицейский на самом деле был налетчиком? Только суд может реально установить окончательную истину. Судя по всему, вы предполагаете, что налетчик виновен, но пока ничего не доказано.
Вот почему долг медицинского работника – оказывать помощь без страха, благосклонности или осуждения. Представьте, как это может быть трудно, если вы знаете, что лечите убийцу, насильника или налетчика.
Если полицейский кого-то убивает, закон требует, чтобы за судебно-медицинским расследованием следили Независимое полицейское следственное управление (IPID), местный центр уголовных приводов, детективы, фотографы и т. д. Когда такое происходит, морг буквально кишит людьми, и я едва могу двигаться в этой толкучке. Причина кроется в нарушении прав человека в прошлом; я прекрасно понимаю и уважаю это.
Однако, когда преступник убивает полицейского, обычно в морге остаемся только мы с покойным. Мне это кажется нечестным и несправедливым. Иногда для дел определенного типа создают специальные оперативные группы, но не для других. Почему одна разновидность несправедливости хуже (для вас), чем другая? И это лишь некоторые из видов неравенства в смерти.
Общественность всегда хочет знать ужасные подробности вскрытия известного актера или высокопоставленного лица, но редко желает слышать о вскрытии Джона Доу или Джейн Доу.
Что, если я скажу вам, что мы проводили вскрытие людей, которые в то время не были опознаны и казались обездоленными, а позже выяснилось, что они очень важны в глазах общественности?
Вот что еще меня беспокоит: студенты-медики и детективы часто говорят, что не хотели бы присутствовать при вскрытии ребенка, поскольку считают этот опыт слишком травматичным. Они говорят, что было бы легче присутствовать при вскрытии пожилого человека. Я не могу понять смысл этого аргумента. Человек есть человек, независимо от возраста. Означает ли это, что вы будете относиться к пожилому человеку с меньшей заботой, эмоциями и уважением, чем к ребенку? Конечно, нет!
Точно ли все мы равны в смерти?
Как насчет ситуации, когда коллега очень гордится тем, что провел вскрытие знаменитости? Вскрытие знаменитости должно проводиться по тем же стандартам, что и вскрытие нищего.
По крайней мере, так я подхожу к своей работе. Я стараюсь провести на высшем уровне вскрытие каждого тела, которое оказывается на моем анатомическом столе. С точки зрения криминалистики мы все равны в смерти.
16 Эффект Линди и криминалистика
Если что-то случалось раньше, это, скорее всего, повторится в будущем. Эта закономерность подтверждалась снова и снова во время моей карьеры судмедэксперта, и знать о ней может быть очень полезно. Она даже описана в научной литературе как «эффект Линди».