– Таня! – звонила она по мобильнику домой Пульсатилле. – Я освободилась! Пойдем по магазинам за продуктами! Может быть, тебе придет в голову свежая идея!
– Вспомни Булгакова! – назидательным тоном произнесла Пульсатилла. – Свежей должна быть осетрина, что касается идей, главная стара как мир: все должны нажраться от пуза! Сейчас выйду! – закончила она прозаически, и Нина улыбнулась и медленным шагом пошла вдоль бульвара.
Михалыч же и Роберт все еще стояли возле учебной машины во дворе.
– Сколько этому псу ни давай, он все равно выглядит так, будто умирает от голода, – заметил Роберт, наблюдая за дворовым питомцем, укрывшимся за деревянной беседкой. Когда пес с уже раздувшимся животом выбрался из своего укрытия, кое-что еще зарыв про запас, Михалыч открыл волновавшую его тему, из-за чего, собственно, и вышел из своей мастерской, завидев Роберта.
– Володька что-то давно не являлся! – сказал он с озабоченным видом. – Я бы съездил к нему, да Галка заболела.
– Подождем до понедельника, – заметил Роберт. Он наметил все-таки добиться у Лизы свидания в выходные. К тому же его холодильник давно требовал пополнения запасов. А уж если Лиза согласилась бы прийти к нему на чашку чая…
Без мытья полов тоже обойтись было бы невозможно.
– Давай до понедельника! – повторил он.
– Ну, давай! – Михалыч почесал намечающуюся лысину своей годами уже не отмывавшейся от машинной смазки пятерней.
Роберт задумался, посмотрел на Михалыча со скрытой тревогой:
– Ты что, думаешь, у него опять?
– Не знаю.
– Но ведь это не повторялось уже года три-четыре!
– Я сказал, не знаю! – Михалыч был серьезен, но в то же время характерная для него медвежья решительность, проявляющаяся в ответственные минуты, пока отсутствовала.
– Может быть, у него время осенних посадок в огороде! Страда! Сельское хозяйство требует многих хлопот!
– До понедельника! – И оба, стараясь больше не думать о том таинственном и непонятном, что однажды случилось с их другом, занялись обыденными делами.
11
Шарль Готье оказался моложе, чем Нина и Пульсатилла себе его представляли. Это был высокий стройный мужчина около тридцати пяти лет с очень черными, слегка курчавыми, аккуратно подстриженными волосами и пронзительными глазами. У него было приятное, но непривычное нашему взгляду узкое птичье лицо с выдающимся носом. Нину также поразили и его руки. Они были чрезвычайно гибкими, настолько гибкими, что казалось, что, по крайней мере в кистях, у него нет костей. Ногти у него были круглые, плоские и будто погруженные в мягкие кончики пальцев. Удобно развалившись в кресле, он так непринужденно сгибал и разгибал пальцы под разными углами, что Нина несколько раз ловила себя на том, что все время смотрит только на его руки. Было в этих движениях нечто притягательное и одновременно отталкивающее, вызывающее чувство сродни брезгливости. Так одновременно с ужасом и благоговением взирают люди в зоопарке на ядовитых змей или скорпионов.
– Щупальца – будто у осьминога! – прокомментировала на кухне Пульсатилла.
– Но все-таки определенный шарм в нем есть, – вздохнув, сказала Нина. Кирилл в сравнении с месье Готье казался вырубленным из куска дерева.
Шарль смотрел на всех притягательными как магнит, пронзительно ласковыми глазами и, казалось, про себя подсмеивался над присутствующими.
– Хитрый жук! – сказала шепотом Пульсатилла, относя на кухонный стол наполовину опустошенную фарфоровую супницу и блюдо с остатками слоеных пирожков.
– Паузу перед пельменями можно заполнить осетриной с хреном! – Нина призывно посмотрела на мужа, тот взял в руки запотевший графин.
– «Ой, полным-полна моя коробушка!» – на практически чистом русском языке исполнил француз и показал, что он с большим удовольствием выпьет минеральной воды.
Кирилл, который до этого считал, что Шарль понимает по-русски очень плохо, опешил.
– Где вы так превосходно выучились русскому? – не смог сдержать он удивления. Мысленно же он прокручивал про себя все крепкие слова и выражения, которые употреблял при Шарле.
Нина со значением посмотрела на Пульсатиллу.
– Где, где? В разведшколе, конечно, – шепотом ответила ей подруга.
Обе они стояли над кастрюлей с пельменями и ждали, когда аппетитные белые комочки всплывут наверх.
– Доставай! – скомандовала Пульсатилла.
– Можно я посмотрю, как делают пельмени? – Шарль отодвинул модный итальянский стул и прошел в кухонный отсек, отделенный от столовой аркой.
– О, конечно! – Нина слабо улыбнулась, помешивая в кастрюле шумовкой. – Сейчас они всплывут, и мы будем их доставать! – Нина сама не поняла, чего это она вдруг стала коверкать родной язык. Наверное, из желания сделать приятное Кириллу. Ей даже жалко было его в последнее время: так он старался угодить заморскому начальству. А Шарль все чего-то тянул и не говорил Кириллу, кто же наконец будет заведовать их косметическим раем на всем огромном постсоветском пространстве. Кирилл просто измучился от нетерпения. Нине даже казалось, что ему уже не столько хочется руководить, сколько надоело ждать. Тем не менее время шло своим чередом. Со дня приезда Шарля прошло уже больше недели, и вот наконец они собрались на этот дурацкий банкет.
– Вы, дорогой товарищ, опоздали смотреть, как делают пельмени! – сказала вдруг Пульсатилла. – Чтобы посмотреть, как делают пельмени, надо встать в семь утра, сбегать на рынок за мясом трех сортов, потом замесить тесто, потом лепить сами пельмени…
– И перепачкаться в муке? – добавил Шарль.
– Скажите, пожалуйста, – Пульсатилла осторожно вытерла рукавом своей кофты запотевший от пара нос, – вы это видели, что ли?
– Видел, да, – кивнул Шарль. – У своей тети. А она научилась этому у русских эмигрантов. Я рассказывал Кириллу.
– И что, ваша тетя часто делала пельмени? – удивилась Нина. Она уже вытряхнула последнюю порцию пельменей с шумовки на огромную расписную тарелку и теперь держала эту тарелку в руках. Аппетитный пар от пельменей поднимался и уходил к потолку.
– Только однажды, – засмеялся Шарль. – Француженки не могут это делать часто. Они устают от такой сложной работы! Давайте я отнесу! – И он ловко подхватил гнущимися в разные стороны пальцами-щупальцами дымящееся блюдо. Кирилл, ожидая их, в одиночестве сидел за столом. И Нина, расставляя на специальном подносе сметану, уксус, перец и кетчуп, с сожалением отметила, что под глазами у Кирилла сгустились синеватые тени, а подбородок за последний год несколько обрюзг. «И как это французы сохраняют свою моложавость так долго?» – подумала она. Пульсатилла раскладывала пельмени по тарелкам.
– Под пельмени полагается водка, но можно и красное вино, – обратился Кирилл к Готье.
– А вы с чем едите? – посмотрел Шарль на женщин.
– Я только с водкой, – ответила Пульсатилла, хотя Нина прекрасно знала, что Таня вовсе не любительница выпить.
– Браво, браво! А вы? – Готье перевел взгляд на хозяйку.
– Я вообще-то люблю с шампанским, – ответила та и тут же получила довольно сильный пинок от Кирилла в ногу.
Взгляд мужа метал громы и молнии: «Не соображаешь, что говоришь? Из деревни приехала? Кто же в цивилизованном мире употребляет шампанское под пельмени!»
– Да, да! Не удивляйтесь! – пояснила она, чуть смутившись, Шарлю Готье. – Я люблю пельмени с шампанским. Русские вообще любят шампанское. Конечно, я знаю, что шампанское подают на десерт, но я люблю именно так! – И она даже с некоторым вызовом посмотрела на Готье и на Кирилла.
– И я люблю! Даже больше, чем с водкой! – заявила, поддерживая подругу, Пульсатилла.
– А можно попробовать? – Шарль вопросительно посмотрел на отдельно стоящий столик с целой батареей бутылок.
– Конечно! Если вам так хочется! – Пробка от шампанского выстрелила в потолок. – Настоящее крымское. Из Массандры, полусладкое, – пояснил Кирилл.
Шампанское с пельменями прошло у публики на «ура», и только сам Кирилл, стараясь выглядеть цивилизованным человеком, а не каким-то там дикарем, старательно ел пельмени, запивая «красненьким». Причем «красненькое» из патриотических, видимо, соображений он выбрал французское. Пульсатилла хихикала, глядя на него, а Нина тихонечко злилась. Ведь сколько раз в студенческие времена они вместе с Кириллом, Пульсатиллой и ее мужем варили на маленькой кухоньке старого дома «Останкинские» пельмени из картонных пачек и, скинувшись, покупали шампанское «Цимлянское» или «Советское», было все равно. Красное шампанское она любила даже больше. Как это было вкусно! И вот сейчас Кирилл выставляется перед этим французом. И ей показались такими натянутыми слова, которыми обменивались за столом все участники этого банкета, и такими искусственными позы и лица, что захотелось встать, выйти из дома и пойти куда глаза глядят.
Она улыбнулась, поймав себя на этой мысли. Разве это было бы возможно? Да и куда бы она пошла?
Обед закончился. Шарль со словами благодарности поцеловал руки ей и Пульсатилле. Кирилл не сказал ни слова. Он был занят тем, что готовил сервировочный столик с десертом, чтобы укатить его в гостиную: сытый до невозможности гость не возражал сменить обстановку. Дамы тем временем удалились в спальню, чтобы переодеться.
– Господи, сколько суеты из-за одного человека, – заметила Пульсатилла, извиваясь, как червяк, чтобы стащить через голову джемпер.
– Это все Кирилл придумал, – ответила Нина. – Решил, что на «посиделках» надо быть в чем-нибудь попроще, ну а уж для десерта необходимо сменить наряды. Он хочет показать, что мы тоже не лыком шиты и длинные платья у нас имеются.
– Взятые напрокат! – фыркнула Пульсатилла.
– Согласись, глупо покупать платья на один вечер, – миролюбиво сказала Нина. – Но нет худа без добра! По крайней мере, под предлогом переодевания мы можем пять минут поваляться на постели! – Она с наслаждением сбросила туфли на высоких каблуках и упала на широкую кровать. Пульсатилла с воплем раскинула руки и последовала за ней. Пружины кровати отозвались в ответ. Пару минут они лежали, тихонько постанывая от удовольствия. Потом перевернулись на животы и согнули ноги в коленях, вращая ступнями.