— Вы делаете великое дело сеньор Витале, жаль, что этого никто не понимает.
Я покосился на него, и пожал плечами.
— Главное, что я это понимаю аббат, ну теперь и вы похоже тоже.
Он поклонился и извинился.
— Простите, мне нужно будет организовать доставку следующей партии.
— Сколько их всего?
— Десять сеньор Витале, — извинился он, — больше к сожалению, сделать количество в каждой группе было невозможно, иначе мы бы не уследили за всеми детьми. Так что ваше запоминающееся для них мероприятие растянется на несколько дней.
— Что же, похоже нужно будет передать функции оратора сеньору Джакопо, — вздохнул я, отпуская его жестом руки. С низким поклоном, он пошёл к своей команде священников.
«Нужно будет подобрать постоянный состав, — подумал я, смотря на них, — опять заглянуть к Изабелле что ли? Разорит она меня конечно со своими запросами, хотя нужно признать, старуха отлично знает своё дело, этого у неё не отнять».
Глава 31
13 сентября 1203 года от Р.Х., Венеция
Следующим в моём плане по важности мероприятии, было открытие первого дома терпимости, для которого я даже разработал устав, правила, а также график смен, чтобы никто не мог заставить девушек перерабатывать. Людей Мясника пришлось тоже переодеть в функциональную двухцветную одежду, выкупив мимоходом заказы всех цехов ткачей и сапожников, что были в городе. Теперь они все работали только на меня, поскольку пришлось за короткое время одеть слишком много людей. Именно поэтому все щеголяли в одинаковых, словно братья-близнецы, одеждах, но зато она была новой и чистой. Девушек также одели в одинаковые платья, с запасным комплектом на случай стирки основного.
Торжественное открытие прошло буднично и не вызвало большого ажиотажа, поскольку люди ещё не понимали, чего ждать от здания, но по мере строительства таких же в каждом районе, проститутки будут уходить с улиц, так что выбора у нуждающихся в женских ласках не будет, и они будут вынуждены идти только в эти места. Все, кто проходил через мои руки, или руки моих людей, получали медные или серебряные паспорта, в зависимости от дохода, который у них рассчитали переписчики. Я привязал паспорта, выполненные в металле, к линейке доходов, так что теоретически, даже проститутки при определённой сноровке могли получить серебряную пластину гражданина Венеции. Единственное что меня напрягало, так это как я буду собирать в следующем году налоговые декларации с людей, чтобы сверить их с теми фактами, что накопятся по их деятельности у счётчиков и переписчиков. Но это было уже дело будущего, я рассчитывал в этом на отцовскую помощь.
Сам же собирался начинать распространять паспорта дальше, привязывая их наличие к возможности посещать больницу, получать из открывшихся лавок с бесплатной едой для нуждающихся пищу, а также других благ, которые будут доступны только переписанным и учтённым жителям города. Пока всё водилось не торопясь, постепенно, но вскоре я собирался ограничивать в права тех, кто отказывался получать паспорта, заставляя их вставать на учёт в налоговых органах города. Те же, кто терял или выбрасывал паспорт, при повторном обращении, обязаны были заплатить штраф, так что я рассчитывал, что это позволит избежать потерь, хотя бы потом, когда его наличие станет обязательным для всех. Ну и нужно ли говорить о том, что поток налогов, даже после моих первых начинаний, потёк в казну огромной, полноводной рекой. А чтобы было поменьше желающих, хлебать из него, я показательно и в назидание остальным повесил на площади святого Марка троих чиновников, и пока вроде бы сеньор Бембо не приходил ко мне с новыми кандидатурами, которые готовы были украсить виселицу, которую я сказал, пока не разбирать, поскольку был уверен, что она нам точно понадобится. Мою уверенность видимо разделяли многие, так что воровать временно перестали.
20 сентября 1203 года от Р.Х., Венеция
Вечерняя месса проходила традиционно, а до неё я обвенчал три пары, и отпел десять покойников, хорошо ещё что интердикт не касался крещения младенцев, которое делали в любых церквях, так что хотя бы так я разгружался от работы, хотя конечно всё больше она начинала меня утомлять, я судорожно искал, на кого же её можно было скинуть, но все священники кругом, шли в отказ, поскольку боялись гнева из Рима.
Уже автоматически выполняя все действия, оточенные мной до Абсолюта, даже тон голоса был одинаковым, сам я был погружён в собственные мысли. Как ни странно, но последнее время всё шло неплохо. Приют работал, вернулись даже те, кто сбежал оттуда в первые дни, а судя по количеству осаждавших меня родителей, узнавших о перспективах для выпускников, а главное бесплатном проживании и кормёжке, меня уговаривали принимать в приют и обычных детей, из вполне себе из благополучных семей. Это погрузило меня в долгие раздумья, и я склонялся к тому, чтобы такие заведения открывать уже за счёт города, но пока мои идеи не находили поддержки у Большого совета, который шокированный количеством прибыли от налогов и домов терпимости, всё больше заседал, не зная куда их потратить. Там крутились какие-то грандиозные планы о новых торговых факториях, пока я их не обломил, сказав, что в первую очередь эти деньги пойдут туда, куда и планировались изначально — на строительство акведука, настоящая стройка которого, а не тот муляж, который я заложил в пропагандистских целях, наконец началась с пробиванием скалы, откуда будет браться на нужной высоте и напором вода. Совет конечно остался недоволен моим решением, но сильно не возмущался, поскольку мои войска хоть и вышли из города, но количество патрулей городской стражи, опять же благодаря новым налогам я увеличил в десять раз, что дало работу ещё большему количеству жителей, ведь на эти места брали только коренных венецианцев из тех, кто имел паспорта-пластинки. Узнав об этом, количество желающих получить документ официального гражданства резко увеличилось, так что станок отбивающий пластины едва справлялся с нагрузкой, а гравёры засели за клише, для золотых паспортов, которые я собирался выдавать аристократии или тем, кто превысит планку доходов, которая походила под получение этих элитных документов гражданина Венеции.
Временное отсутствие большого криминала, а также наведённый порядок на улицах, благотворно подействовал на торговлю, и я только успевал подписывать разрешения на открытие новых торговых факторий. И до того не бедный портовый город, служивший пунктом перевалки товаров из арабского мира в Европу, получил дополнительный толчок к развитию, что позволило мне организовать ещё один праздник для горожан. Нужно ли говорить, что на улицах после всего этого мне стало трудно появляться в светлое время суток, поскольку меня тут же окружал народ, просто идя или плывя рядом, гордясь при этом своими красными повязками, одетыми на рукавах, в цвет моего личного стяга.
— Сеньор Франческо, ваши гости прибыли, — оповестил нас дворецкий, когда мы, поужинав, спокойно пили горячий шоколад, поедая булочки с ванилью. Франко так хорошо наловчился их делать, что их повадились поедать, всё больше гостей Агнесс, искренне расстраиваясь тогда, когда им не доставалось ещё и горячего шоколада. Но герцогиня разводила руками, говоря, что зёрна из которых его готовят, каждый раз приносит сеньор Витале, а кроме него их нет ни у кого и купить их тоже нельзя, так как их очень мало. Поэтому я заметил, что несмотря на игнорирование дома Бадоэр аристократией официально, гостей в доме появлялось всё больше, особенно когда я возвращался со службы. Это заставляло меня лишь хмыкать, но делать каменное лицо, здороваясь с аристократами, которые попадались на глаза рядом с хозяйкой дома.
— Франческо! — три старика, возрастом старше моего компаньона, вошли в дом, а он быстро вышел из-за стола, чтобы поприветствовать их, обнимаясь и здороваясь.
— Как я рад вас видеть! — лучился он неискренней улыбкой, приглашая за стол. Я, не зная гостей, лишь кратко поприветствовал их, продолжив наслаждаться шоколадом.
— Я так удивился, получив от вас письмо, — когда все гости получили по чашечке такого же напитка, как у нас, а также большому блюду ванильного печенья и булочек, Франческо продолжил разговор, даже не познакомив меня с прибывшими. Понимая, что это неспроста, я стал лишь слушать, не влезая в их разговор.
— Общество ведь вычеркнуло мой дом из достойных для посещения, — он улыбался, говорил мягко, но глаза его были холодны, словно лёд.
— Так и есть Франческо, — мягко ответил старик, с длинной белой бородой и тонкими усиками, — учитывая то, кто у тебя компаньон.
На меня никто не смотрел, но и так было понятно, о ком речь, я упрямо молчал и делал вид, что меня это всё не касается.
— Что же заставило вас тогда передумать и прийти в мой дом? — изумился он, всплеснув руками.
— Деньги Франческо, конечно же деньги, — хмыкнул второй, — мы потеряли довольно много, от действий твоего компаньона. Поэтому посовещавшись, решили предложить вам мир, но на определённых условиях.
— Хотелось бы их услышать, — удивился он, и я видел, что это действительно так. Он сам не знал причины, по какой они пришли к нам.
— Вы продаёте нам по своей цене товар, что привёз и привезёт в будущем этот молодой человек, а мы дальше устанавливаем цены сами на него при продаже в Европу.
— Марко, а можно узнать, кто это мы? — по-прежнему ледяным тоном поинтересовался Франческо.
Старик, едва разжимая рот, назвал десять фамилий, заставивших Франческо задуматься.
— Что-то ещё? — поинтересовался он, минуту спустя.
— Да, кроме этого он подпишет обязательство о том, что следующие свои, — старик замялся, подбирая слово, — нововведения, хотя бы обсудит с нами, Десятью. Просто расскажет, объяснит свои мотивы, которыми он руководствуется, чтобы мы понимали, к чему готовиться.
— Вы важная часть нобилей Венеции, но не вся, — заметил Франческо, — есть ещё союз Дандоло и парочка других не менее значимых.