чем-то из другого мира. Даже если у домашних проблемы с алкоголем, все равно думаешь, что, пока человек не сойдет с ума, помощь ему не нужна. Не может же твой близкий сойти с ума и напиться до галлюцинаций? Не может!
Метод получил второе дыхание с рождением «Довженковских чтений» – конференций памяти Довженко и его деятельности, много раз проходивших в Харькове [4, 24–26] по инициативе Артемчука в ГУ «Институт неврологии, психиатрии и наркологии НАМН Украины», где ранее трудился Довженко (1977–1985). А в 1984 году материализованы методические рекомендации по его подходу, которые дали зеленый свет массовой практике [34].
На кафедре сексологии профессора В. В. Кришталя, где я работал, говорили: «Нужно публиковать тезисы для конференций». Пишешь, конечно, отправляешь свое в очередную «братскую могилу» (тезисы на одну страницу с авторством от нескольких человек до бесконечности). Даже если не занимался заявленной темой в наркологии, материалы примут. Найдешь пьющих в своей выборке пациентов, и нет проблем. Никогда такие мероприятия меня сильно не интересовали. Когда конференция посвящается памяти какой-то личности, сама эта личность там отсутствует. Есть сомнения, хотел бы сам Александр Романович видеть всех этих людей, для которых это просто отчетное мероприятие. Практиков на конференции – по пальцам сосчитать. Прежде всего это тусовка, где рассказывают что-то грандиозное, но показать часто не могут, потому что много пишут и мало делают. Фамилия летает в воздухе, ее популяризируют – продолжает жить память о человеке, что, конечно, само по себе прекрасно.
Анатолий Артемчук – самобытный практик со своими увлечениями и собственным взглядом на мир и людей; сильная личность, как и Довженко. Люди, занимающиеся психотерапией в наркологии, увлекаются разными вещами (пишут стихи, занимаются спортом, эрудированны в разных областях знаний), и от них исходит уверенность, поскольку многое через себя пропустили.
Вот он входит в кабинет или на ученый совет – и все сразу понятно, к человеку нет вопросов. Все ответы он демонстрирует собой. Ему доступна глубина лечения душой, которой, к великому сожалению, катастрофически мало в индустрии. Анатолий Филиппович в этом смысле пробуждает интерес, потому что говорит с тобой на равных о жизни, спрашивает, интересуется, не учит, как правильно жить, не перечисляет регалии.
Работа с наркологическими пациентами никогда не входила в круг моих интересов. Раньше приходил в областную наркобольницу. Иногда туда переводили наших пациентов из психиатрии. Мой товарищ, начмед Геннадий Николаевич Ломино, приглашал в свой кабинет, где мы часами говорили о профессии. Когда шел по коридору, смотрел на пациентов отделения: изворотливые, лживые, дурашливые – так и норовят обмануть. Боязно работать с ними, тем более стационарно. Ты ему капельницы ставишь, помогаешь, а он через два дня напивается и возвращается в более тяжелом состоянии.
Моя работа в частной наркологии – скорее стечение обстоятельств. Пандемия, закрытые границы. По возвращении в Санкт-Петербург осенью 2021-го разослал резюме. Мне подходила любая клиническая работа – хотелось реанимировать свою деятельность после долгой паузы. Пригласили в «Клинику доктора Лазарева». Почему нет? Пациенты там есть всегда.
Представить не мог, что буду помогать по методу ДАР, но взялся. Поставил перед собой задачу его освоить. Уже была насмотренность (около полугода записывал портретные интервью с сотрудниками «Центра семейной медицины доктора Артемчука», включая Анатолия Филипповича). Общался на камеру с его последователями и врачами других специальностей: стоматологом, педиатрами, хирургом, гинекологом, подологом, функциональным диагностом. Занимался подготовкой контента. Мы прониклись доверием друг другу, подружились. Я видел, как работает Анатолий Филиппович. Что мог позаимствовать – позаимствовал. В этом смысле учусь через подражание. Мне несложно сначала повторить какие-то моменты, а затем вырабатывать собственный почерк на практике.
Меня поражает в работе Анатолия Филипповича то, что, вероятно, поражает многих. В момент, когда после сеанса глубокого расслабления пациент резко открывает глаза, и с ним говорят, он иначе воспринимает специалиста. Порой даже не как человек человека, а как некую сущность [говорящее зеркало]. Представить сложно.
Специалист вливает в душу информацию, которая помогает колоссально «редактировать» жизнь пациента.
Изумляет предварительная подготовка. Анатолий Филиппович может 3–4 часа говорить с пациентом на первой встрече. Удивляют интонации. Поражает, как совершенно ясные вещи могут быть недоступны сидящему напротив, который не умеет любить, работать, строить отношения, хотя уже 25 лет состоит в браке. Так пациенты лишаются полноценной жизни и убивают сами себя. А специалист, обладая практическим и духовным опытом, озвучивает самое главное, что хочет услышать каждый из страдающих.
Каждый специалист собирает собственную мозаику лечения душой. Нельзя утверждать, что в отражении автора этой книги на 100 % запечатлен Артемчук и что автор работает точь-в-точь. Это просто невозможно, даже если придерживаешься конкретных смыслов и ценностей. В исполнении может быть замешано минимум 7–8 специалистов, и не только коллег. Что-то узнаем и ощущаем через людей, с которыми работаем.
Завершающая часть основной процедуры самая необычная. Если бы кто-то посмотрел на это со стороны без подготовки, подумал: «А вообще, так можно с человеком?» Удивляет технология, внезапность эффекта. Удивляет, что у тех, кто не знаком с методом ДАР, возникает мифологическое представление, что есть секрет: специалист что-то сделал – и произошло чудо. А ты просто делаешь свою работу, которая кому-то помогает.
Процедуры в исполнении Артемчука включают и часть общего сеанса гипноза по профессору К. И. Платонову [35, 37], задача которого расслабить глаза, шею, мышцы, руки, ноги и т. д. Этот фрагмент работы я лично меняю на сеанс интегративно-диалоговой гипнотерапии профессора Р. Д. Тукаева [44] из-за большего диапазона терапевтического эффекта. Анатолий Филиппович не проводит подготовительных сеансов гипноза на первой встрече. Я провожу. Для меня важно так закрепить доверие и облегчить состояние пациента здесь и сейчас. Хочу, чтобы он не ждал неизвестности до следующей встречи.
Это ли то самое первозданное, что было завещано Довженко?
Довженко не проводил глубоких и драматичных бесед, которые проводит Артемчук. Но Довженко начинал с вопроса: «Дорогой, хочешь, помогу?» – «Да, конечно». – «Иди, оформляйся, обязательно помогу». Пациент проделывал путь в тысячи километров – и в этом эффект Довженко.
Эффект Артемчука в том, что на первой встрече профессор говорит много субъективно неприятного: «Считаете себя больным? А чем вы больны?» Провокации и создание стрессовой ситуации. Можно с уверенностью сказать, первая встреча с Артемчуком – артистический монолог, в глубоком смысле проникающий в человека и не оставляющий его равнодушным ни на секунду.
Далеко не каждый готов говорить через призму драмы, если этим можно оттолкнуть и ранить. В большей степени важно донести до человека, что его представление о зависимости и том, что с ним, а также действия членов семьи (некие танцы с бубном), которые они производят вокруг темы «пьет – не пьет», – это полный тупик. Важно в режиме «ясно-понятно» ментально отрезвить человека и его близкое окружение. Рассказать, как это работает и почему у него не получалось самостоятельно, как бы он ни старался; и зачем тут специалист.
Душа раскрывается через слово, но человеку нужно сказать определенные вещи. Как в спортзале, четко объясняем инструкции и от чего зависит эффект. Всегда говорим: «Не собираюсь вас учить, говорить, что живете неправильно. Кто я, чтобы в 60 лет переучивать вас жить? Но помогу раскрыть то, что находится в вас, и это вас спасет». В этом смысле общее дело доктора Довженко, Артемчука и их учеников отличается лишь в личном исполнении.
Мы досконально объясняем, что будет происходить на протяжении грядущих двух встреч, потому что человек вписывается в освобождение от недуга и должен знать, за что платит. А мы должны быть уверены, что он услышал, из чего состоит лечение, куда ведет его и с чем пациент останется в итоге. Вопрос «С чем остаешься?» является собирающим звеном совместной работы. Не сам факт избавления от алкоголя меняет человека, а то, чем он будет жить после этого и вместо этого; чем займется, когда чудо произойдет; что сделает руками, что головой, но от души.
У Анатолия Филипповича много поучительных историй (сенсорных, доступных «на кончиках пальцев»), метафор, цитат, стихов. До кого-то сразу доходит, кому-то нужно больше времени. Человек, испытывающий трудности с алкоголем, порой не слышит тонких моментов. Не во всех это попадает, особенно на групповых сеансах на 20–30 человек. Стараемся разжевать до мелочей.
Писатель пишет не словами, а тем, что за ними стоит и что пропущено через себя.
Артемчук на последней встрече с установкой кода впрыскивает в ротовую полость магистральные препараты, которые сам изучил и разработал. Можно ведь совсем не использовать медикаменты, поскольку не все имеют право их вводить без врачебных назначений.
Трудно утверждать, что все ученики Довженко проводят все по четкой технологии, что слова и движения являются точной копией феноменологии Александра Романовича. Наверное, так и должно быть, ведь каждый исполнитель уникален.
Работать под копирку без учета возрастных, телесных, культурных, экономических и других факторов может быть чревато. В 70–80-х гг. на эмоциональный интеллект в работе не обращали пристального внимания. Представление о том, как людям общаться друг с другом, было совершенно другим. Интернета не было. Обогащение языка происходило через литературу, радио и телевизор.