Вспомни обо мне — страница 20 из 30

Вот так-то вот, Марк, тебя умыли.

Так он и сидел, уставившись в одну точку, размышляя о том, как же он так прокололся, когда буквально через несколько минут Юлий Нольде вернулся.

– Я вспомнил… Ведь Веру привозили к нам еще раньше, буквально за пару дней, ей стало плохо дома, и муж привезее. Я настаивал на том, что ей просто необходимо лечь в больницу, что у нее угроза выкидыша.

– И что? Что помешало ей это сделать? – Марк откинулся на спинку стула. Появление Нольде удивило его. Он думал, что больше никогда уже не встретится с ним.

– Она сказала, что не хочет лежать в больнице, что хочет уехать к тетке в деревню. Вот. И что она себя вообще как бы хорошо чувствует. Говорю же, с ней творилось что-то непонятное. Но я же не мог уложить ее насильно! Я, кстати, взял с нее расписку, что не отвечаю за последствия. Господи, как же я об этом забыл?! Так вот, когда ее тетка, Чернозубова, решила повесить на меня смерть моей пациентки, документ, подписанный Верой Концевич, сослужил мне хорошую службу.

– Значит, вы отпустили ее домой?

– Нет, она сама ушла.

– На каком месяце она была?

– На шестом.

Марк развел руками.

25Три года тому назад. 2005 год

Момент выдался – лучше не придумаешь. Анатолий был в командировке, Вера осталась дома одна. Тетка, предупрежденная, что Вера со дня на день приедет в Подлесное, приготовила ей комнату, позвонила и сказала, что купила даже новые, в цветочек, наволочки.

Все складывалось наилучшим образом. Сейчас или никогда.

Вера складывала вещи, собиралась, представляя себе, как спокойно будет жить в Подлесном, пить парное молоко и спать, спать. И никакой психопат Алексей ее там не найдет.

Сумки уже стояли у порога, она хотела уже было вызвать такси, чтобы доехать до автостанции, как балконная дверь распахнулась, порыв ветра надул легкую занавеску. И тут она увидела своего мучителя. Алексей забрался на второй этаж, вероятно, по дереву, и теперь стоял посреди комнаты, раскрасневшийся, взмокший от усилий, волнения, злости.

– Записку пишешь? И кому же, если не секрет? – тяжело дыша, спросил он.

Вера, сидевшая за столом с карандашом в руке и царапающая записку Концевичу («Толя, я поехала к тете…»), открыла рот, а потом и вовсе начала хватать ртом воздух.

– Не ожидала меня здесь увидеть? Ты что же это, так и не поняла, что я не шучу? Я же твой муж, пойми ты, наконец! Не твой долговязый старый урод, а я, понимаешь? Я давал тебе шанс, я доказал тебе там, в лифте, свою любовь и намерение жить с тобой… Ты поговорила со своим мужем? Ты объяснила ему, что теперь будешь жить со мной?

– Отпусти меня, прошу тебя…

Он был пьян. Но это она поняла не сразу, а только когда он приблизился к ней вплотную. Конечно, хоть он и псих, но, возможно, и ему было страшновато лезть на второй этаж по дереву.

– Тебя кто-нибудь видел? – спохватилась она, в надежде, что кто-нибудь неравнодушный, кто видел, как на балкон дома забирается человек, позвонит в милицию. Но эта мысль как пришла, так и ушла.

– Нет. Да и как меня можно увидеть, когда на улице такой туман. Что ты написала?

Он вырвал листок из ее пальцев.

– К тетке собралась? Почему к тетке, а не ко мне? Я же не шучу, Вера!

– Ты пришел, чтобы убить меня? Послушай, Алексей. Я понимаю, ты влюблен, а любовь, как известно, та же болезнь. Но и ты пойми меня. Я сделала все так, как ты просил: не обратилась в милицию…


Она не обратилась по простой причине: у нее не было доказательств того, что ее преследуют. А если Алексей узнал бы, что она написала заявление о том, что ей угрожают и преследуют, то убил бы ее так же, как соседа по подъезду… То, с какой легкостью он убил на ее глазах человека, доказывало лишний раз его непредсказуемость.

– Да, я знаю. Ты молодец.

– Пойми, я беременна, мне необходим покой. Ты любишь меня, но я-то не люблю тебя, я вообще тебя не знаю… Почему я должна жить с тобой в квартире, которую ты для нас снял? Может, ты меня с кем-то спутал? Может, ты любишь другую девушку, которая похожа на меня?

– Я люблю тебя и пришел за тобой. Твой идиот в командировке, я узнавал. Ты – одна. А теперь нас двое. Еще несколько недель, и нас будет трое, у нас будет семья. Не отвергай меня, я буду хорошим мужем.


Она заметила, что у него зрачки неестественно расширены. Как будто ему в глаза накапали атропин. Он безумен, безумен… Он опасен, он убьет ее!

– Ты весь красный… Тебе жарко?

– Да. Но это неважно. Хорошо, что ты собралась.

– Мы вызовем такси?

Такси было ее единственной надеждой. Она успеет сообщить таксисту, что ее спутник – преступник, и он поедет поближе к отделению милиции или представителю патрульно-постовой службы.

– Зачем еще такси? У тебя же есть машина!

– Может, и тебе нужна только потому, что у меня есть машина? – попробовала она потянуть время, чтобы придумать, что бы такое сделать, чтобы спастись.

– У вас дома пиво есть? – вдруг услышала она и мысленно поблагодарила про себя Анатолия, который всегда держал пиво в холодильнике.

– Да, есть. Сейчас принесу. Может, заодно и перекусишь?

– Хорошо. Я с самого утра ничего не ел.

И он вдруг расслабился. Сел на диван, развалясь и вытянув ноги, как человек, которому совершенно нечего бояться. Он продолжал тяжело дышать, но это скорее от физических усилий, чем от волнения. Возможно, он в своих фантазиях уже успел представить себя ее мужем, и теперь, войдя в эту роль, поджидал «жену», отправившуюся на кухню за пивом и закуской.

Она не помнила, как что-то доставала из холодильника, как раскладывала тарелки на подносе, как открывала пиво.

Открыла аптечку, чтобы посмотреть, осталось ли снотворное, чтобы растворить в пиве, но коробка оказалась пустой. И тут она увидела сверток, перетянутый черной резинкой. Она часто видела этот сверток, он ассоциировался у нее с определенным человеком, поэтому она всегда знала, что он не принадлежит ей и она не имеет к нему никакого отношения. Теперь же решила использовать, чтобы спасти свою жизнь. Возможно, эти таблетки, которые ей дали на хранение, сослужат и ей хорошую службу…

В пластиковом прозрачном пузырьке было довольно много капсул зеленовато-желтого цвета. Вера быстро высыпала содержимое капсул в чашку и спрятала в буфет. Она боялась, что Алексей в любую минуту может войти в кухню и увидеть, чем она занимается.

На столе она увидела свернутый листок с инструкцией, быстро пробежала глазами: "…Острые и хронические формы шизофрении, маниакальные состояния, маниакально-депрессивный психоз, различные психотические состояния, психомоторное возбуждение при психозах, агрессивности, расстройства сна…» «Практически нерастворим в воде».

"..нерастворим в воде…» Вот этот номер. А ведь она хотела растворить порошок в пиве, надеясь, что это средство успокоит Алексея, приведет в чувство. И смолола так много таблеток, понимая, что только небольшой процент препарата попадет в кровь.

Она взяла два куска тонко нарезанного батона, намазала маслом, густо посыпала порошком, затем положила по толстому ломтю сыра, посыпала все это мелко нарезанной зеленью, сунула в микроволновку. Вот теперь, если он голоден, то съест эти горячие бутерброды, запьет пивом и, возможно, успокоится. Может, когда он будет в расслабленном состоянии, его удастся уговорить отпустить ее к тетке в Подлесное?

Надежды было мало, но, тем не менее, Вера была уверена, что поступила правильно.

– Если хочешь, я сварю картошку! – крикнула она из кухни, чтобы Алексей знал, что и она уже успела немного привыкнуть к его присутствию в доме и что готова даже приготовить ему обед.

– Не знаю. Чем-то вкусным пахнет.

Послышались шаги – Алексей вошел в кухню, подошел к Вере и обнял ее, поцеловал в лоб.

– Видишь? Я не набрасываюсь на тебя, я сдерживаюсь. Я хочу, чтобы ты привыкла ко мне и не боялась.

Она сразу поняла, что он импотент. Возможно, когда он увидел ее впервые, то испытал сильное сексуальное чувство, оно запомнилось, дало надежду, что он сможет хотя бы с одной женщиной почувствовать себя настоящим мужчиной, вот и прилип к ней, прицепился… Маньяк. Сексуальный маньяк. Ей страшно было даже представить себе, что будет, когда он снова почувствует возбуждение. Он изнасилует ее, а если она закричит, то убьет.

Она сунула ему под нос тарелку с горячими бутербродами.

– Как красиво… С зеленью… – Он потер ладони, предвкушая вкусную еду.

– Иди в комнату, я сейчас принесу пиво, вот только стаканы достану…

– Ты тоже будешь? – удивился он.

– Думаю, что от одного глотка ничего не случится… Посидим, поговорим, все обсудим. Может, ты прав, и мне действительно нужно начать новую жизнь, уйти навсегда от Толи.

Он улыбнулся ей улыбкой идиота и веселый пошел в комнату. Вера следом за ним.

Он так быстро съел бутерброды, что ничего не заметил – ни горечи (хотя откуда Вера знать, горькое ли было лекарство), ни постороннего привкуса. Во всяком случае, он проглотил их, как щенки хватают брошенные им куски – жадно, с риском отхватить палец хозяина.

Потом он пил много пива, пил и говорил, что пиво холодное, вкусное, что никогда еще не пил такого вкусного пива, и потому оно такое, что оно из рук любимой женщины.

Он сидел за столом, улыбался, его губы были в пивной пене, мокрые, отвратительно красные, словно до этого он напился крови. Вера не удивилась бы, если бы увидела вырастающие на ее глазах острые и узкие, как у саблезубого тигра, вампирские клыки своего мучителя.


А потом ему стало плохо. Сначала он схватился за живот, потом повалился на пол и скорчился. Через несколько минут он был без сознания.

Вера просидела около часа, не шевелясь и глядя на распростертое на полу тело. Сначала он дышал, а потом, как ей показалось, перестал.

Собравшись с силами, она поднялась со стула и опустилась на колени перед Алексеем. Осторожно приблизила к его губам дрожащую руку… И не почувствовала дыхания. Принесла зеркальце, поднесла к его рту – оно не запотевало. Поверить в то, что он умер, было трудно. С одной стороны, если бы это оказалось правдой, она бы, наконец, успокоилась, и не было бы смысла уезжать из города. К тому же, если бы, вернувшись Анатолий увидел в своем доме труп человека, преследовавшего