Но межсистемный космопорт там был: пустое поле, соединяющее планету с ближайшей звездой. И в конечном счете с остальной вселенной. В данный момент там как раз загружался рудой гигантских размеров транспортник.
Тайрол вошел в кассу. Разложив перед собой купюры – жалкие остатки прежнего запаса, – он сказал:
– Мне нужен билет в один конец до Центра. Как далеко я могу улететь?
Клерк задумался.
– Каким классом вы хотели бы лететь?
– Мне все равно, – ответил он, промакивая лоб.
– Скорость перемещения?
– Тоже не интересует.
Клерк ответил:
– На эти деньги вы сможете купить билет до Бетельгейзе.
– Отлично, – пробормотал Тайрол.
А потом подумал: а не переплатил ли? С другой стороны, с планеты системы Бетельгейзе он бы смог связаться с представителями своего синдиката. В конце концов, Бетельгейзе – это уже обитаемый мир, а не его задворки. Правда, деньги подходят к концу. И, несмотря на адскую жару, он почувствовал, как по спине пробежал холодок.
Планета, на которой находился межсистемный космопорт, называлась Плантегенет III. Оттуда то и дело вылетали транспортники, набитые желающими заселить дикие необитаемые планеты. Корабль сел, и Тайрол тут же направился к стоянке такси.
– Отвезите меня в офис «Тайрол Интерпрайзис», – приказал он.
Только бы здесь было представительство, только бы… Но нет, обязательно должно быть, правда, название могли поменять. Он уже много лет назад потерял счет множащимся филиалам огромной корпорации.
– «Тайрол Интерпрайзис», – задумчиво повторил таксист. – Хм, а нет таких, мистер.
В холодном ужасе Тайрол спросил:
– А кто работорговлей-то в округе занимается?
Таксист сурово оглядел его. Он походил на черепаху: сухонький, очкастый, с умненькими глазками.
– Ну, – наконец сообщил он, – мне как-то говорили, что есть возможность вылететь с планеты без надлежащих бумаг. Есть тут один… перевозчик… как его…
Тут он красноречиво замолк. Весь дрожа, Тайрол передал ему последнюю оставшуююся банкноту.
– Вспомнил! Называется «Ваш надежный партнер»! – обрадовался таксист.
«Партнер» принадлежал Лантано. Цепенея от страха, Тайрол выдавил:
– И все?
Таксист важно кивнул в ответ – да, мол.
Ошалевший Тайрол вылез из такси. Вокруг все плыло, ему пришлось присесть, чтобы перевести дыхание. Сердце бешено колотилось. Он пытался дышать ровно, но каждый вздох застревал в горле. Синяк за ухом – подарок от Эллен Эккерс – начал саднить. А ведь это правда. Просто он только что понял, что ему не врали. Он не вернется обратно на Землю. Он на всю оставшуюся жизнь застрянет в этом аграрном отсталом мирке, отрезанный от собственной корпорации. И вообще от всего, что создавал своими руками в течение долгих лет.
И тут же осознал – а дыхание все не восстанавливалось, – что «вся оставшаяся жизнь» вряд ли продлится долго.
И он подумал о Хайми Розенберге.
– Ты меня предал, – отчаянно закашлялся он. – Предал меня. Слышишь, сволочь? Это из-за тебя я здесь оказался. Ты, ты во всем виноват. Зря я тебя на работу взял, ох зря.
И тут же его мысли обратились к Эллен.
– И ты, – заперхал он, с трудом переводя дыхание, – и ты, Эллен.
Он сидел на скамейке, кашлял, шумно дышал и думал о людях, которые его предали. Их уже набралось несколько сотен.
Гостиную в особняке Дэвида Лантано обставили с исключительным вкусом. Бесценные тарелки фарфора девятнадцатого века («Голубая ива», между прочим), выставленные на полочках кованого металла, украшали стены. За антикварным желтым столом из пластика и хрома сидел сам Лантано и с аппетитом поедал ужин. Продукты и блюда изумили Бима даже больше, чем обстановка дома.
Лантано пребывал в хорошем настроении и ел с аппетитом. За ворот он заткнул полотняную салфетку, и кофе капал прямо на нее, пятная белизну. Лантано довольно отдувался и сыто икал. Его выпустили из тюрьмы после непродолжительного заточения, и теперь бедняга гурманствовал, дабы компенсировать жуткие переживания.
Ему уже доложили – сначала собственные служащие, а теперь и Бим, – что Тайрола выбросило далеко за точкой невозврата. Тайрол никогда не вернется – и за это Лантано был искренне благодарен. Он хотел щедро одарить Бима – ну, к примеру, угостить чем-нибудь со стола.
Тот очень мрачно заметил:
– Симпатично у вас тут.
– Хочешь, такой же дом тебе построю? – радостно предложил Лантано.
На стене висел забранный в рамку лист старинной газеты – конечно, защищенный наполненным гелием стеклом. То была первая публикация стихотворения Огдена Нэша – коллекционный экземпляр, заслуживающий места в музее. Бим смотрел на недосягаемое сокровище и испытывал смешанные чувства тоски по несбыточному и отвращения.
– Да, – проговорил он. – Почему бы нет.
А что? Такой особняк. Эллен Эккерс. Ну и работа в Департаменте. Или все сразу. Почему бы и нет? Эдвард Эккерс ушел на пенсию. Дал жене – наконец-то – развод. Лантано ничего более не угрожало. Тайрола изгнали. И Бим подумал: а что, в самом деле, ему нужно?
– Давай, не стесняйся. Проси чего хошь! – сонно пробурчал Лантано.
– Тайрол бы желал оказаться на моем месте, правда?
Лантано хихикнул и зевнул.
– Интересно, а он был женат? – проговорил Бим. – Дети у него были, а?
На самом деле он думал о Хайми.
Лантано потянулся через стол к вазе с фруктами. Выбрал персик и осторожно обтер его о рукав халата.
– Попробуй. Это персик, ага.
– Нет уж, спасибо, – сердито отозвался Бим.
Лантано оглядел фрукт, но есть не стал. На самом деле персик был сделан из воска. Как и остальные фрукты в вазе. На самом-то деле он вовсе не мог похвастаться гигантским состоянием, и большая часть предметов роскоши в гостиной были подделками. Каждый раз, предлагая фрукт гостю, он рисковал – но знал, на что идет. Положив персик в вазу, он откинулся обратно в кресле и отхлебнул кофе.
Что ж, у Бима нет далеко идущих планов. А вот у него, Дэвида Лантано, есть, и премного. Теперь Тайрол не сможет помешать их осуществлению. Он чувствовал себя довольным и умиротворенным. Когда-нибудь – нет, не когда-нибудь, а очень скоро – восковые фрукты в вазе заменят настоящими. Вот так.
Такого вы еще не видели
Несмотря на поздний час, в огромном многоквартирном доме «Авраам Линкольн» горел свет. А все потому, что наступала Ночь Всех Святых, и всех обитателей здания, числом шестьсот человек, устав кондоминиума обязывал явиться в подземный зал для общих собраний. Они быстро проходили внутрь – мужчины, женщины, дети. В дверях стоял Брюс Корли – он ловко управлялся с новым и весьма недешевым сканером, проверяя удостоверения личности. Он прикладывал к прибору личную карточку каждого входящего – не дай бог в здание проникнет кто-то чужой. Например, жилец из другого многоквартирного дома. Обитатели «Линкольна» относились к процедуре проверки весьма добродушно, и все шло без заминок.
– Брюс, дружище! Ну-ка скажи, во сколько нам обошлось это чудо техники? – весело поинтересовался старый Джо Перд – старейший, кстати, из обитателей здания.
Он с женой и детьми поселился в «Линкольне» в тот самый день в мае 1980 года, когда здание сдали в эксплуатацию. Жена уж много лет как умерла, дети выросли, женились и разъехались, а Джо остался здесь.
– В кругленькую сумму, – согласно покивал Брюс Корли. – Зато он не сбоит – стопроцентная гарантия производителя.
До сего дня, будучи официальным ответственным за поддержание порядка во время собраний, он, пуская людей в зал, руководствовался лишь указаниями собственной памяти. И в результате на собрание однажды проникла пара болванов из «Усадьбы Ред Робин»: эти бесцеременные молодчики нарушили протокол, засыпая ораторов вопросами и подавая реплики с места. Нет уж, такое не должно повториться.
Мистер Веллз раздавал бумаги с отпечатанной повесткой заседания, профессионально улыбался и нараспев повторял:
– Пункт 3А, «О необходимости починки крыши», перенесен в пункт 4А! Пожалуйста, помните и не перепутайте!
Жильцы разбирали бумаги, а потом двумя организованными потоками – один по правую сторону, другой по левую – вливались в зал. Либералы традиционно сидели справа, консерваторы – слева. Члены партий, как всегда, делали вид, что не замечают присутствия оппозиционного крыла. Несколько воздержавшихся – чудики или недавно переехавшие – сели на задние ряды, сохраняя застенчивое молчание, в то время как зал гудел от множества оживленных разговоров. В целом обстановку следовало бы охарактеризовать как толерантную и благожелательную, однако жильцы знали, что сегодня вечером им предстоит нешуточная схватка. Скорее всего обе стороны хорошо подготовились заранее. Люди активно шушукались, зачитывали и передавали из рук в руки петиции, документы и вырезки из газет.
На сцене стоял стол президиума – за ним сидели четыре выборных представителя. Председатель Дональд Клюгман чувствовал, что его внутренности завязываются в тугой комок. Он был человеком миролюбивым и не выносил шумных споров. Ему и в зале-то становилось не по себе во время особо жарких дискуссий, а сегодня ему и вовсе придется принимать в них активное участие. Кресло председателя традиционно передавалось каждому жильцу по очереди, и надо же было такому случиться, что именно ему придется вести собрание, на котором вопрос со школой встанет во всей остроте.
Практически все сиденья в зале уже заняли, и Патрик Дойл, исполняющий в данный момент обязанности священника, с несчастным видом вышел вперед – а кто чувствовал бы себя счастливым в таком длинном белом одеянии – и поднял руки, призывая к тишине.
– Начнем заседание с молитвой на всякое доброе дело! – хрипловатым голосом провозгласил он, прочистил горло и вытащил маленькую карточку. – Пожалуйста, закройте глаза и склоните головы.
Он обернулся к Клюгману и президиуму, Клюгман кивнул – продолжайте, мол.
– Отец небесный, – проговорил Дойл. – Мы, жильцы многоквартирного дома «Авраам Линкольн», просим Тебя благословить это собрание. Эээ… Соблаговоли в милости Своей помочь нам собрать нужную сумму на починку крыши, ибо сие есть дело совершенно безотлагательное. Также молимся о здравии болящих, о том, чтобы безработные нашли работу, также молимся о ниспослании мудрости в деле различения анкет, дабы смогли мы отделить достойных кандидатов на звание жильца нашего здания от недостойных. Мы также молим Тебя о том, чтоб чужаки не проникли сюда и не нарушили течение наших жизней, в коих мы достойно являем пример законопослушания и благопристойности, и, наконец, ежели будет на то Твоя воля, молим избавить Николь Тибодо от гайморитных болей, из-за которых она не смогла выступить перед нами по телевидению, и также о том, чтобы эти боли не были вызваны тем несчастным случаем два года назад, когда рабочий сцены уронил ей на голову груз и ей пришлось лечь в больницу на несколько дней. В общем… эээ… аминь.