Так, одни говорили, что она из бедной семьи и приворожила Тираната врожденной красотой и хитростью, другие предполагали, что она высокого происхождения и любвеобильный Тиранат ее похитил. Также ходили слухи, что он подобрал ее в сточной канаве, а потом осыпал драгоценностями. А еще была версия, будто он отнял жену у соседнего правителя. По другой теории, она влюбилась в Тираната и живет с ним по согласию. А может, граждане просто забыли, что сами вручили ее Тиранату. Или некий богатый торговец уступил ее в надежде на получение большей прибыли. Все предположения, основанные более на россказнях, чем на фактах, можно было назвать вполне логичными. Ко всем ним приплетались мудрствования о проблеме власти, умозаключения о возникновении государства. Но к сожалению, дискуссия о происхождении наложницы так ни к чему и не привела, и фокус ее сместился на природу личности этой женщины, что и приблизило падение Тираната.
Пройдя по закоулкам извилистого пути обсуждений, спорщики резюмировали свои подозрения и вынесли вердикт. Суть ее натуры такова: она возбуждает в окружающих вожделение, развращает завладевшего ею и, в конце концов, обрекает его на позор. Из-за ее порочности такой хороший или по меньшей мере неплохой правитель, как Тиранат, превратился во всеми презираемого деспота. Обжорство помогало ему восстанавливать силы, необходимые для удовлетворения ее похоти, а излишества были вызваны желанием угодить ее прихотям.
Еще большей критике подверглось ее недостойное поведение. Она кокетничала с приближенными Тираната и давно состояла в отношениях с начальником серебряного войска и главой тайных агентов, а порой могла вступить в связь с главарем преступной группировки или просто с красивым юношей. Ходили даже слухи, что она тайно прелюбодействует с врагами Тираната и лидерами протеста. И никто не мог понять, правдивы ли речи о ее пороках или все это напраслина.
Люди полагали своим долгом изгнать эту порочную женщину из Атерты, а для этого надо было свергнуть увлеченного ею Тираната и защищавшую его властную верхушку, но в их призывах не чувствовалось уверенности, поскольку к этой простой идее примешивалась извращенная похоть. Подспудное воздействие на сознание людей оказывали оживленные пересуды о ней, слухи о ее красоте и невиданном искусстве любви.
Помимо этого, дискуссии о ней развивались и в чисто теоретическом направлении. Речь шла главным образом о самом институте наложниц, долгое время существовавшем без всякой критики. И один из выводов заключался в том, что эту опасную и вредную традицию, низвергающую правителей в пучину коррупции и позора, необходимо уничтожить.
«Половое влечение — один из самых сильных инстинктов человека. Оно может одарить и вдохновить его. Однако наш строй разрешает правителю иметь только одну наложницу, и, если правитель глуп, она может стать для него скорее бедствием, чем подмогой. Поэтому предпочтительно упразднить эту систему и сделать наложницу общей собственностью граждан, чтобы она не могла больше приносить вред Атерте, либо навсегда изгнать ее, чтобы воздержание помогло нашему городу избавиться от несчастья».
Это утверждение, к сожалению, глубоко впечатлило только часть толпы и не получило большого отклика у большинства горожан. Одни считали эту систему полезной для города при условии нормального функционирования, а другие, более амбициозные, надеялись, что им выпадет шанс завладеть наложницей Тираната.
А теперь на мгновение оставим толпу и обратим наше внимание на положение сторонников Тираната.
Несмотря на монополизацию законотворчества и определения легитимности, у последователей Тираната отсутствовали собственные взгляды, они отличались пассивностью и были лишены критического мышления. Но когда мятеж стал чреват реформами, они тоже мало-помалу стали проявлять активность, высказывать суждения и обрели способность к критике. Такая трансформация не раз наблюдалась и в другие времена. В подобных случаях люди обычно расходятся во мнениях.
Одни одобряли стремление мятежников к переменам и тайно им сочувствовали. Самые радикально настроенные из них покидали ряды сторонников Тираната и присоединялись к толпе. А умеренные оставались с Тиранатом, но втайне мечтали о «реформах сверху». На первый взгляд умеренные, чей подход исключает кровопролитие и разрушение, кажутся намного мудрее, но их оптимизм в отношении возможности уладить конфликт и учесть при этом интересы враждующих сторон, уже прошедших через столкновение, обычно разбивается о реальность, и это свидетельствует об их недальновидности.
Другие отрицали наличие гражданской воли, способной осуществить реформы, но испытывали гнев и отвращение к мятежу. Виной тому было длительное исполнение властных полномочий при Тиранате, в процессе которого в них впитались самодовольство и жестокость. Особенно грешили этим приближенные к властной верхушке. Большая их часть решила разделить с Тиранатом его судьбу.
Существовали также граждане, не принадлежавшие ни к одной из сторон. Проще говоря, это были оппортунисты, которые играли на два фронта и ждали победы либо Тираната, либо повстанцев.
Соотношение сил конечно же не могло оставаться постоянным. Оно изменялось по мере развития событий: чем сильнее распространялся мятеж, тем меньше становилось число сторонников Тираната. Подобное явление объяснялось не сомнениями в правильности и законности происходившего, а скорее желанием извлечь практическую выгоду либо обеспечить себе долгую жизнь, пусть не слишком выдающуюся.
И вот теперь, когда толпа превратилась в хорошо вооруженное ополчение, началось активное обсуждение даты полномасштабного восстания. К тому времени с Тиранатом осталась немногочисленная погруженная в пессимизм властная верхушка, несколько цеплявшихся за власть и готовых за нее умереть приспешников Тираната, которые так прославились своими дурными делами, что даже пожелай они сдаться толпе, она бы их не помиловала, а также серебряное войско и святое войско, то есть личная охрана Тираната. Конечно, на стороне Тираната оставались и другие силы, в несколько раз превосходившие по численности выше очерченный узкий круг, но людей призвали туда согласно узурпированному сторонниками Тираната закону, и они были близки к тому, чтобы повернуть острия своих мечей против Тираната и примкнуть к горожанам.
Общее восстание граждан Атерты случилось раньше, чем ожидалось. Оно шло так, как и планировали лидеры: все силовые структуры, которые поддерживали Тираната, или перешли на сторону восставших, или были уничтожены. Опасения Тираната и его сторонников подтвердились, и мужчины, призванные на военную службу по узурпированному диктатором закону, примкнули к протесту.
Не сдался только мрачно возвышавшийся на холме дом Тираната.
В отличие от окружившей особняк толпы, воодушевленной быстрой победой, руководители восстания понимали, что взятие этой твердыни будет самой большой проблемой. Это прочное здание, подобное цитадели, с началом волнений было тщательно укреплено и стало практически неприступным. Но еще более их пугала потенциальная сила тех, кто засел в особняке: загнанный в тупик Тиранат, все еще остававшийся военным стратегом, управлял хоть и малочисленным, но элитным отрядом. Под его началом собрались хорошо вооруженные и тренированные воины серебряного и святого войск и возмужавшие в сражениях наемники. Это были люди, которые знали, что в случае поражения их ждет смерть.
Дополнительной проблемой для повстанцев стало отношение к бунту других полисов. Прямолинейная Спарта отказала повстанцам в помощи, так как подписала мирный договор с Афинами. В то же время пошли слухи, что Афины и некоторые другие города готовятся послать подмогу Тиранату, так как их властители и полководцы с давних пор дружественно относились к нему. Но вполне возможно, они боялись распространения бунта на свои города.
Если бы хорошо вооруженные и обеспеченные продовольствием Тиранат и его сторонники продержались до прибытия помощи, исход мог бы стать непредсказуем. Кроме того, руководителей мятежа беспокоило состояние толпы. Люди устали от боевых действий. Вывод руководителей оказался таков: нужно как можно скорее довести дело до конца, даже если это потребует жертв.
На подступах к дому Тираната разгорелось самое кровопролитное сражение, которое продолжалось несколько дней и несколько ночей. Обе стороны потеряли множество воинов, а холм превратился в обгоревшую массу грязи. Но вот победа стала склоняться на сторону превосходящей противника по силе и крепости духа толпе. Рассыпались надежды на то, что спасательный отряд прорвется сквозь ряды восставших и выручит Тираната и его последователей или что протестное движение, уставшее от разрушений и хаоса, само заглохнет. Забор, похожий на крепостную стену, был сломан, рвы засыпаны, укрепления разрушены, деревянный частокол сожжен. Серебряное войско и святое войско, не прекратившие сопротивление, были полностью уничтожены.
Победа мятежникам далась ценой долгой и упорной борьбы и больших жертв, но, когда, преодолев все преграды, они ворвались в опустевший особняк, рассудок их слегка помутился: им вдруг показалось, что победили они слишком легко, в одночасье. А один из них даже ощутил странную досаду оттого, что не встретил на своем пути должного отпора.
Толпа думала, что все, включая Тираната, погибли под градом метательных снарядов. Но это было не так. Повстанцы продвигались сквозь огромное здание, минуя одно помещение за другим и по привычке сжигая и разрушая все на своем пути, но внезапно увидели Тираната, который держал в руке чашу с ядом. Это случилось, когда они ворвались в его просторные роскошные покои, защищенные толстыми стенами и бронированными дверями. Тиранат уже потерял все, но его облик глубоко погруженного в раздумья человека все еще напоминал о том, что он был первым законно избранным правителем этого города. Странное величие и спокойная печаль окутывали его словно ореол. Своим невозмутимым видом и торжественным голосом, звучавшим так, будто он вовсе и не стоял на пороге смерти, Тиранат подавлял толпу: