— Атей, — капрал шел седом за ним. — Все в седло! Мы выступаем сейчас же! — ни сколько не сомневаясь что его приказание будет выполнено, Фален одним махом вскочил в седло. — Бегом! Бегом!
Кочевники, все четыре сотни с небольшим, которые уже давно в нетерпении поглаживали свои колчаны с диковинными наконечниками из черной стали, молча смотрели на представителя своего нового повелителя — короля Роланда. Правитель Ольстера предоставил их клану убежище, дал им и их семьям крышу над головой и пищу, и теперь призвал их выплатить свой долг. Угрюмые, в тяжелых войлочных дохах с нашитыми на них толстыми кожаными вставками, кочевники неподвижно сидело верхом на низкорослых, ни чета битюгам гвардейцев, лошадках и казалась застывшими статуями. Однако, горевший в их глаза жажда крови говорила совершенно о другом…
— Вождь, — к графу, в нетерпении наблюдавшему за сбором его гвардейцев, медленно подошел один из всадником — крупный мужчина, полуобнаженный торс и лицо которого были густо украшены странной угловатой татуировкой. — Я, Тальгар Волчий Клык, — он гулко стукнул себя по выпуклой груди, центр которой защищал лишь круглый массивный кожаный кругляшь. — Теперь враги нашего повелителя станут и врагами нашего клана. Такой падали не место на этой земле! Даже Коли Отверженный, низвергнутый Великим Потрясателем неба за клятвопреступление, не совершал такого! И, я Тальгар Волчий Клык, говорю тебе, вождь, что ни я ни мои войны не успокоятся, пока те, кто совершил такое, ходят по этой земле, — он резко повернулся к своим людям и спросил. — Братья?!
— Хейя! — почти сразу же раздался единый, напоминающий звериный, вопль. — Хейя!
— Господин, вы слышите меня? — ноги Фалена в этот момент коснулся капрал, еще не севший в седло. — Вы совершаете ошибку, — граф в недоумении смотрел на него. — Его величество же приказал ждать его сигнала и до этого момента только наблюдать… Господин, мы не должны трогать этих мародеров! — капрал с тревогой следил за лицом аристократа, которое медленно наливалось бешенством; по всей видимости граф едва сдерживался, чтобы не зарубить своего подчиненного. — Господин, опомнитесь! Король же убьет вас за это!
Он капрал не укрылась презрительная ухмылка, мелькнувшая на лице предводителя кочевников.
— Мы должны следовать плану, господин, — капрал продолжал цепляться за ногу аристократа как клещ, стараясь не допустить не поправимого. — Если мы раскроемся сейчас, то Шаморцы будут ждать удара… Господин Фален, этим людям уже ни чем помочь! Они уже мертвы!
Гвардеец с внутреннем облегчением замечал, как его слова с трудом, но доходят до графа и тот уже готов был согласиться с ним. Однако, как и всегда Судьба, вновь неожиданно сказала свое веское слово!
Граф вдруг отвернулся от капрала и стал смотреть куда-то в сторону. Похолодевший от неприятного предчувствия гвардеец тоже повернул голову и наткнулся словно на острие копья на тяжелый пронизывающий взгляд черных женских глаз. К ним мягким стелющим шагом подходила та самая кочевница, державшая на руках закутанного ребенка.
— Мужчины…, — сейчас это не был голос женщины, грудной, с волнующей хрипотцой; они слышали свистящий змеиный шепот, от которого по-настоящему стыла кровь в жилах. — Мужчины…, — она не говорила, она словно спрашивала. — Ваших детей убивают, ваших женщин насилуют…, — он неуловимым движением тонкой кисти откинула покрывало и на них словно с укором уставилось лицо подростка с черными пустыми глазницами, обработанными какой-то густой зеленоватой мазью. — А вы смотрите…Мужчины…, — она закрыла покрывало и, прижимая голову девочки к груди, с вызовом плюнула на землю. — Мужчины…
После этого, в полном молчании окружающих, кочевница также тихо скрылась среди остальных всадников, которые сразу же сомкнулись за ней. И напряженные лица кочевников, с презрением смотревших на гвардейцев, выражали полное согласие с ее словами.
— Уйди…, — тихо проговори Фален капралу и тот с отчаянием понял, что графу уже не помогут ни какие наставления и убеждения.
Молодой мужчины вновь окаменел, ничего не слыша и ничего не видя. Это бледное без единой кровинки лицо, черные, словно выжженные глаза, всколыхнули в нем воспоминания далекого детства, которые он, как ему думалось, уже давно и надежно спрятал в самых глубинах своей памяти. «Амели…, — билось в его голове имя погибшей в междоусобных баронских сварах младшей сестры. — Сестричка… Родненькая, — вот точно также, как и сейчас, тогда, больше двух десятков лет, Фален стоял перед матерью, которая, держа на руках обезображенное тело сестры, смотрела на него с тяжелым укором. — Амели,… прости меня… Я не смог тебя защитить! — руки худенькой девочки также безжизненно свисали вниз, словно тоненькие ниточки. — Сестренка…».
— По коням, вашу ма…! Бегом! — тут же заорал он, сверкая бешеными глазами. — Капрал, следопытов вперед! Найти мне этих тварей! Тальгар, ты любишь охотиться на диких зверей, вкусивших вкус человеческой плот?
Тот кровожадно ухмыльнулся, показывая крупные желтоватые зубы.
— Мы охотники, вождь! — по стоявшей за ним толпе пошла волна; всадники встрепенулись, предчувствуя кровь. — Мы загоним любого зверя!
— Хорошо… Тогда бери своих и гони этих тварей на меня, — Тальгар снова счастливо рассмеялся и тут же запрокинув голову издал протяжный волчий вой, который сразу же подхватили и его люди. — Вперед! — всадники с воем срывались с мест и, раскручивая над головами тонкие клинки и арканы, двумя потоками неслись на запад. — Идите, идите и найдите мне их… Капрал, — Фален начал искать глазами своего человека. — Ты хороший солдат. Ты настоящий солдат, который без колебания прикроет своего товарища грудью и отдаст жизнь за короля! Ты должен меня понять… Я не мог поступить иначе…, — по глазам аристократа было видно, что он прекрасно понимал, что поддавшись эмоциям он мог погубить и короля и королевство. — Найди мою повозку! — через мгновение Фален пришел в себя. — Да-да, ты самую повозку! Проверь в порядке ли кувшины с зельем! Они нам сейчас понадобятся… Эти нелюди у меня заживо гнить будут.
Ни чего не говоря в ответ гвардеец побежал в сторону их обоза, в середине которого находилось несколько высоких полностью закрытых от нескромных глаз повозок. Его целью была первая, где хранились запечатанные глиняные кувшины с ужасным зельем. Кое-кто из его сослуживцев, кто виде их в действии, уже окрестили эту смесь плевком сатаны. Он и сам иногда ловил себя на мысли о том, что тот кто это придумал, действительно, поклонялся господину всего Зла… Что же находилось во второй повозке, капрал не знал. Более того, он был уверен, что этого не знал никто в их отряде, за исключением самого графа.
Он кивнул двум своим подчиненным, стоявшим возле первой повозки, и начал открывать замки на небольшой дверце. За ней и лежали те самые кувшины, к которым и прикасаться было страшно.
21
— Милорд! Милорд! Где вы?! — мальчишеский голос звенел по полумраку пещер с мастерскими подземного города. — Милорд!
Последний ор, в добавок еще усиленный акустикой длинных коридоров, был настолько громким, что Тимур недовольно поморщился. Его очередная попытка в спокойной обстановке поработать над новой версией крепостной катапульты, более мощной и надежной чем у него выходило раньше, по-всей видимости вновь пошла крахом.
Поднявшись со тяжелым вздохом из-за стола, на котором были разложены мощная рама из хорошо высушенного дерева и для прочности скрепленная толстыми металлическими уголками, длинная и чуть шире двух ладоней ширины пластина черной стали. Тут же лежали самопальные болты для крепежа, которыми Гримор настолько заинтересовался, что делал сам лично, а не как обычно поручил одного из своих подмастерьев.
— Милорд! — приближающийся вопль ударился в деревянную дверь пещеру, которую Тимур выделил себе для такого рода секретных работ, и на мгновение затих, но видимо лишь для того, чтобы стать еще сильнее. — Милорд! — чрез распахнутую дверь в ярко освещенное помещение (Тимур для себя родного собственноручно изготовил несколько мощных светильников народе плошек с фитилями) влетел худой паренек и тут же замер, уставившись даже не на стоявшего у глубине пещеру Тимура, а на полусобранную катапульту — один из вариантов древнеримского онгара (он легко вспомнил название, так как в его сетевых баталиях этот онгар или в переводе с латинского лягающийся осел применялся в качестве тяжелой артиллерии). -… Э, — а посмотреть здесь, действительно, было на что: на огромном невысоком столе здоровенная рама из темного бруса с длинным ложкообразным дрыном по середине. — Милорд, — наконец, остекленевший взгляд пацана приобрел осмысленность и он, разыскав глазами Тимура, встал на правое колено. — Милорд, там у ворот драка! Стешка, коваль оглоблей машет…, — захлебываясь словами, рассказывал он. — А эти… эти у ворот в бронях с мечами против него стоят!
Тимур аж чуть не застонал от досады. Это была уже четвертая драка гномов и людей за последние пару дней. И если первую стычку еще можно было списать на стресс вновь прибывших, банальное недопонимание между представителями разных рас и т. д., то остальные просто в полный голос вопили, что в клане назревают серьезные проблемы — материальные, этические, психологические. В мгновение выросший клан с трех — четырех десятков гномов и до нескольких сотен, сильно изменившийся социальный состав, нарастающая угроза полноценной войны с другими кланами, бандитами и разбойниками, до сих пор не оформленная организационная структура клана с полирассовым составом — все это было готово рвануть в любой день и в любой час, а сила этого взрыва смела бы со сцены и самого Тимура и тех, кто ему близок.
— Черт! Черт! — все-таки не сдержался он, бросаясь к двери. — Этого только не хватало! — с той стороны кинув на засов двери дужку тяжеленного замка, Тимур припустил по тоннеля к выходу. — Ну, не дай Бог…, — бормотал он, стуча массивными сапогами по скальной поверхности. — Сам же придушу…