Дальнейшее плохо поддавалось описанию. Снова заработали Ленины инстинкты. Он резко пригнулся, упал на бок, перекатился по полу к двери, скользнул в открытый дверной проем и выкатился в коридор. У него за спиной раздалось несколько хлопков — как будто одну за другой открыли несколько бутылок шампанского. Леня вскочил на ноги и бросился вперед. Он снова оказался на кухне, с которой полчаса назад началось его знакомство с этой квартирой. Леня шагнул за дверь и замер, ожидая появления своего преследователя. Он не любил насилия, но в случае необходимости умел постоять за себя, и не сомневался, что, когда неизвестный вслед за ним войдет на кухню, сможет обезоружить его.
Однако преследователь явно не торопился. Из коридора донеслись непонятные звуки, потом скрипнула входная дверь, и все затихло.
Незнакомец не стал преследовать Леню — он узнал то, что хотел, и покинул квартиру. Что он узнал, осталось в тайне для Лени.
Маркиз на секунду задумался — продолжить ли свои поиски или тоже сбежать отсюда, пока не поздно?
Его размышления были прерваны самым определенным образом. Резко зазвонил дверной звонок, и почти тотчас же с лестничной площадки донесся приглушенный дверью голос соседа, пенсионера—дефектолога:
— А вот я сейчас милицию вызову! Что тут за хулиганство происходит?
Леня не сомневался, что старик не шутит и действительно вызовет милицию. Он не стал этого дожидаться, а бесшумно покинул квартиру Вячеслава Сергеевича тем же путем, каким проник в нее — через черный ход.
Быстро сбежав по лестнице, он пересек двор, где сгорбленная старуха все еще доругивалась с соседкой по поводу кошки Муси. Сама кошка, кстати, давно уже ушла, убедившись, что больше ничего съедобного ей не предложат.
Маркиз выскользнул на площадь и огляделся. Он не увидел здесь ни загадочного человека в вязаной шапочке, ни машин, кроме своей. Не дожидаясь, пока бдительный сосед выполнит свою угрозу и вызовет милицию, Леня сел в машину и отправился восвояси, мысленно повторяя текст записки, найденной на столе в квартире покойного заказчика:
«Двадцатое, шесть тридцать, Черный квадрат, 108».
Дома Леня достал с полки справочник «желтые страницы» и открыл алфавитный раздел на букву «Ч». Ему попалось несколько магазинов «Чай, кофе», частная школа профессора Заклепова, магазин дамского белья «Чаровница», длинный список салонов «Часы», еще больше чебуречных и наконец два заведения с нужным ему названием «Черный квадрат». Одно из них оказалось галереей современного искусства, второе — кинотеатром. Теперь настал момент подумать о числе сто восемь. Что в галерее современного искусства может быть под таким номером? Картина? Надо проверить…
На улице Некрасова располагается удивительно много антикварных магазинов, художественных салонов и галерей. Можно сказать, что эта улица и прилегающие к ней кварталы — художественный центр Петербурга. Там, в окружении себе подобных, и пристроилась галерея «Черный квадрат».
Леня с трудом добрался до галереи: улица Некрасова постоянно, в любое время суток забита машинами, и пробки на ней — самое обычное явление. В конце концов, простояв в очередной пробке минут сорок, Маркиз бросил машину и дошел до нужного дома пешком.
Вместо вывески с названием над входом в галерею висел большой квадрат из металла, выкрашенного черной эмалью.
— Ну да, вот он, черный квадрат… — удовлетворенно пробормотал Леня и вошел внутрь.
Дверной колокольчик звякнул, но никто не устремился к Лене. Собственно, устремляться было некому: ни персонала, ни посетителей в галерее не было заметно, хотя, прислушавшись, Леня расслышал в глубине зала какой-то голос, что-то монотонно бубнящий.
Напротив двери красовалась традиционная табличка: «В галерее ведется видеонаблюдение». Впрочем, вряд ли у кого-то могла возникнуть мысль похитить какой-нибудь выставленный в зале экспонат, разве что у законченного фанатика современного искусства, вполне созревшего для того, чтобы непринужденно перейти на следующую стадию духовного развития и сделаться пациентом больницы имени Скворцова-Степанова, проще говоря — расположенного в Удельной городского сумасшедшего дома.
Произведения искусства, выставленные в галерее, еще не так давно украшали чью-то заброшенную дачу или совмещенный санузел в городской квартире, откуда были убраны ввиду морального устаревания и физического износа. Прямо напротив входа красовался выщербленный унитаз с уродливым деревянным сиденьем отвратительного светло-коричневого цвета. Скромная табличка возле унитаза сообщала, что это — «концепт номер четырнадцать». Должно быть, эту табличку повесили для того, чтобы какой-нибудь малообразованный посетитель, плохо разбирающийся в современном концептуальном искусстве, не принял концепт за обычный унитаз и не воспользовался им по назначению.
Рядом с «концептом номер четырнадцать» располагался «концепт номер девятнадцать», который Леня по серости принял за фрагмент дачного туалета, называемый в народе «дырдоска». Чуть дальше стоял кособокий стул с прорезанным в сиденье отверстием, под которым стоял эмалированный горшок блекло-голубого цвета с отбитой местами эмалью. Это был, как выяснил Леня, подойдя ближе к экспонату, «концепт номер двадцать один».
Номера, сопровождавшие каждое «произведение искусства», обнадежили Леню: среди них вполне мог найтись и «концепт номер сто восемь».
Маркиз углубился в галерею, переходя от наивного детсадовского горшочка с ягодками сбоку к бежевому больничному судну, и обойдя очередной «концепт», увидел наконец служительницу галереи. Высокая, утонченная девица с наголо выбритой головой, в стеклянных туфельках на полуметровом каблуке и длинном платье цвета «последний бойскаут», что-то увлеченно впаривала пузатому субъекту в тысячедолларовом костюме и с толстенной золотой цепью, обвивающей шею, как голодный удав.
— Этот шеде-евр, — говорила девица, томно растягивая слова, — может послужить украше-ением любой светской гости-инной, любого модного до-ома… художник выразил в этом концепте свои духо-овные искания…
Пузатый клиент с сомнением разглядывал выставленный перед ним фрагмент вокзального туалета — воронку из щербатого грязно-желтого санитарного фаянса с двумя упорами для ног по сторонам, и в сомнении чесал бритый затылок.
— Я, это, Лизке своей хотел сюрприз сделать, — выдавил наконец клиент, вклинившись в текучую речь девицы. — Она у меня по жизни всяким этим модным ик… скусством увлекается, но боюсь, как бы с этой штукой она меня не проперла… а это что — вправду круто?
— Спра-ашиваете! — девица воздела глаза к потолку, — еще бы не кру-уто! От этого вся Москва та-ащится…
— Москва? — недоверчиво переспросил покупатель. — А сколько этот толчок стоит?
— Этот концепт, — девица подчеркнула модное слово. — Оценен в сорок одну тысячу…
— Баксов? — уточнил клиент.
— Евро, — поправила его девица. — Кто сейчас на баксы считает?
— Ну, если такие бабки — значит, в натуре круто! — уважительно проговорил покупатель. — Возьму, пожалуй! «Визу» принимаете?
Пока клиент доставал бумажник, Леня привлек к своей скромной особе внимание утонченной девицы:
— Скажите, как нынче ценятся вокзальные концепты! — произнес он с наигранным уважением. — А для любителей современного искусства с более скромными запросами ваша галерея может что-нибудь предложить?
— Коне-ечно! — протянула девица несколько высокомерно. — Вот, например, «концепт номер тридцать два» выставлен за вполне доступную цену, — и она показала на обычный пластиковый кошачий туалет, наполненный серыми гранулами.
— Доступная цена — это сколько? — поинтересовался Леня.
— Это всего лишь восемь тысяч, — благосклонно ответила девица.
— Евро? — уточнил Маркиз.
— Конечно, — девица кивнула.
— Действительно, вполне доступно для пролетария умственного труда, каковым я себя считаю, —согласился Леня, вспомнив, что только накануне, заскочив в супермаркет за продуктами, видел там точно такой же туалет за тридцать восемь рублей.
— Только одна проблема, — продолжил он после секундного раздумья, — какой, вы сказали, номер у этого концепта?
— Тридцать два, — ответила девица.
— Понимаете… — Леня замялся. — Я очень верю в магию цифр… в счастливые и несчастливые номера…
— И что?
— Самый мой счастливый номер — сто восьмой. Я и квартиру поменял на сто восьмую, между прочим, с большой приплатой, и дачу купил на сто восьмом километре, хоть и далековато, а за сто восьмой номер для машины с меня в ГАИ такие бабки слупили, просто сказать страшно! Так что хотелось бы, сами понимаете, взглянуть на «концепт номер сто восемь». Если он удовлетворит, так сказать, моему эстетическому чувству, то подумаю о покупке…
— К сожале-ению, — девица разочарованно развела руками, — не могу вам помочь. Концепта номер сто восемь пока не существует. Маэстро Шишигин, автор всех этих замечательных концептов, дошел пока только до номера шестьдесят четыре.
— Что вы говорите! — Маркиз изобразил крайнее удивление. — Это что же — за всю свою творческую карьеру он создал только… э-э-э… шестьдесят четыре шеде-евра?
— Ну, отчего-о же? Не за всю карьеру, а только за ее последний, концептуальный период. Раньше ведь он был… — девица понизила голос и оглянулась, будто боясь, что ее подслушают, — он был реалистом!
— Что вы говорите! — Леня округлил глаза. — Никогда бы не подумал!
— И потом, вы же представляете, как много вре-емени занимает создание концептуального шеде-евра… нужно выработать конце-епцию, потом осмыслить ее, потом подобрать подходящее материальное выраже-ение…
— Могу себе представить, — Леня покосился на кошачий туалет. — Хотя за такие бабки можно и потрудиться…
— Не продается вдохновенье! — с чувством процитировала девица.
— Но можно унитаз продать, — закончил за нее Леня и добавил вполголоса. — Ну что ж, здесь не повезло, придется сходить в кино.
— Что вы сказали? — переспросила девица.
— Осторожнее спускайтесь по лестницам, — Леня показал на ее стеклянные туфельки. — Одна девушка в такой обуви как-то оступилась, так ей потом пришлось выйти замуж за принца. Сейчас, как вы понимаете, вместо принцев — олигархи, а за них выходить небезопасно…