Де Франко взмахнул руками – встать, уйти от этого безгранично терпеливого и нечеловеческого лица, лица, на котором каким‑то образом появились неуловимые выражения, от этого голоса, который заставлял его забыть, откуда впервые появились слова. А потом он вспомнил о слушателях, слушателях, делающих пометки, о полковнике, которая смотрела на него из‑за своего стола. Информация. Победить – не результат. Вопросы – вот результат. Выяснить, на что они способны. Мир перестал быть целью. Они имели дело с безумцами, с душами, которые не знают мира. С эльфами, которые гибли назло неприятелю. Которые кончали с собой шутки ради и ни в грош не ставили чужую жизнь.
Он остался на своем стуле. Сделал еще один вдох. Собрался с мыслями и вспомнил еще одно, о чем стоило узнать.
– Что вы сделали с пленниками, у которых учились языку, а? Расскажи мне.
– Мертвы. Мы поднесли им чашу. По одной, когда они захотели этого.
– Правда?
И снова разведенные руки, изящные пальцы.
– Я здесь за все ошибки. Сколько бы за них не пришлось платить.
– Черт побери, эльф!
– Не называй меня так. – В голосе послышалась слабая мелодия. – Помни мое имя. Помни мое имя. Де Франко…
Он должен подняться. Он должен подняться и скрыться от этого инопланетянина, скрыться от этого взгляда. Он резко отодвинулся от стола и посмотрел обратно – эльф отвернулся. От саитаса Ангана пахло чем‑то сухим и пряным, как будто специями. Глаза ни на миг не раскрывались полностью, лимонные щелки. Они следили за ним.
– Поговори со мной, – сказал эльф. – Поговори со мной, Де Франко.
– О чем? О том, чтобы передать вам одного из нас? Не дождетесь. Черта с два. Мы не психи.
– Тогда война не прекратится.
– Вы все сдохнете, все до единого!
– Если таковы ваши намерения, – сказал эльф, – да. Мы не верим, что вы хотите мира. У нас больше не осталось надежды. Поэтому я пришел сюда. А последние из нас начали погибать. Это не тихая смерть. Наши сердца не остановятся. Мы будем сражаться.
– Там, на фронте, ты имеешь в виду.
– Я буду умирать так долго, как вы захотите, здесь. Я не остановлю свое сердце. Саитас не может.
– Черт побери, мы не этого добиваемся! Это не то, чего мы хотим.
– Вы тоже не можете останавливать ваши сердца. Я знаю это. Мы не жестоки. Я все еще надеюсь на тебя. Все еще надеюсь.
– Ничего не получится. Мы не можем этого сделать, понимаешь ты меня? Это против наших законов. Законов, понимаешь?
– Законов.
– Добро и зло. Мораль. Господи, убийство – это зло.
– Значит, вы натворили много зла. Вы тоже сделали ошибку, Де Франко. Ты же солдат, как я. Ты знаешь, чего стоит жизнь.
– Еще как знаю. И я до сих пор жив.
– Мы отклонились. Мы запутались. Ты умрешь за войну, но не за мир. Я не понимаю.
– Я не понимаю. Вы считаете, что мы вот так возьмем какого‑нибудь бедолагу и выдадим его вам.
– Тебя, Де Франко. Я прошу тебя заключить мир.
– Дьявол. – Он покачал головой, подошел к двери – к черту полковника, к черту слушателей. Его рука на ручке двери тряслась, и он боялся, что это было заметно. Положить конец войне. – Давай, говори дальше.
Дверь распахнулась. Он ожидал охранников. Ожидал…
За дверью был пустой коридор, чистый кафельный пол. На кафеле темнело что‑то круглое, со своеобразной симметрией и безобразием вещи, предназначенной убивать. Граната. Целая.
У него екнуло сердце. Он ощутил косяк, вжавшийся в бок. На коже выступил ледяной пот, кишки начали таять. Он застыл, глядя на гранату, но та не исчезала. Все тело, с головы до ног, охватила дрожь, как будто из гранаты уже выдернули чеку.
– Полковник Финн. – Обернувшись в проеме двери, он орал в незримые объективы камер. – Полковник Финн! Выведите меня отсюда!
Никто не ответил. Ни одна дверь не открылась. Эльф сидел и смотрел на него с выражением, наиболее близким к страданию из всех эмоций, которые он до сих пор выказывал.
– Полковник! Полковник, чтоб вам!
И снова тишина. Эльф поднялся на ноги и стоял, глядя на него словно бы в недоумении, как будто подозревал, что стал свидетелем какого‑то человеческого умопомешательства.
– Они оставили нам подарок, – сказал Де Франко. Голос у него дрожал, и он попытался унять дрожь. – Они оставили нам подарочек, мать их так, эльф. И заперли нас здесь.
Эльф смотрел на него, и Де Франко вышел в коридор, нагнулся и, подняв смертоносный черный цилиндр, показал его.
– Это из ваших, эльф.
Тот стоял в проеме. Его опущенные глаза были глазами изваяния земного святого, поднятые же вверх казались пятнами цвета на белой коже. Длинные пальцы без ногтей коснулись косяка, эльф задумчиво рассматривал его и человеческое вероломство.
– Таковы их обычаи?
– Не мои. – Он крепко сжал в руке цилиндр, похожий и непохожий в своей смертоносности на все прочее оружие, с которым ему доводилось иметь дело. – Совсем не мои.
– Ты не можешь выйти.
Потрясение ошеломило его. Мгновение он ничего не соображал. Потом дошел по коридору до главной двери и подергал ее.
– Заперто, – бросил он через плечо эльфу, который последовал за ним в коридор. Двое вместе. Де Франко пошел обратно, дергая по пути все двери. На него нашло странное оцепенение. Коридор стал ирреальным, спутник‑эльф, как и он, словно перенесся из какого‑то другого места. – Черт побери, что вы задумали?
– Они согласились, – сказал эльф. – Они согласились, де Франко.
– Они спятили.
– Одна дверь все еще закрывается, верно? Ты можешь защититься.
– Ты все еще стремишься к самоубийству?
– Ты будешь в безопасности.
– Чтоб им провалиться!
Эльф обхватил себя руками, как будто тоже чувствовал озноб.
– Полковник дала нам время. Оно прошло?
– Еще нет.
– Идем, сядем вместе. Сядем и поговорим. Друг мой.
– Пора? – спрашивает эльф, когда Де Франко снова смотрит на часы. И Де Франко поднимает глаза.
– Пять минут. Почти.
Голос у Де Франко хриплый.
В руке у эльфа клочок бумаги. Он протягивает его. На столе между ними лежит ручка. Рядом с гранатой.
– Я написал твой мир. И поставил под ним свое имя. Теперь ты.
– Я – никто. Я не могу подписать соглашение, клянусь Богом. – Лицо у Де Франко белое. Губы дрожат. – Что ты написал?
– Мир, – говорит эльф. – Я просто написал «мир». Нужно еще что‑то?
Де Франко берет бумажку. Смотрит на нее. И внезапно хватает ручку и тоже подписывает ее, бешеным росчерком. И откладывает ручку.
– Вот, – говорит он. – Вот, будем им мое имя. – И миг спустя: – Если бы я мог поступить по‑иному… О Господи, мне страшно. Мне страшно.
– Тебе не нужно идти в мой город, – негромко говорит эльф. Его голос подрагивает, как у Де Франко. – Де Франко… здесь… здесь все записывают. Уйдем со мной. Сейчас. Запись останется. Мы добились мира, ты и я, мы заключили его, здесь, сейчас. Последний погибший. Не оставляй меня. И мы сможем положить конец этой войне.
Де Франко еще некоторое время сидит. Берет с середины стола гранату, протягивает руку с ней над столом. Смотрит он лишь на эльфа.
– Выдергивай чеку, – говорит он. – Давай. Ты выдернешь, а я подержу.
Эльф протягивает руку, берется за чеку и дергает ее, быстро.
Де Франко кладет гранату на стол между ними, и его губы шевелятся в молчаливом отсчете. Но потом он поднимает глаза на эльфа, а эльф смотрит на него. Де Франко выдавливает улыбку.
– Ты учился счету на этой штуковине?
Экран затягивают полосы.
Аппаратчица протянула руку и выключила экран, и некоторое время Агнес Финн смотрела мимо находящихся в кабинете. Слезы нечасто наворачивались ей на глаза. Сейчас глаза были мокры, и она старательно не смотрела на членов комиссии, которые здесь собрались.
– Будет обязательное расследование, – произнес мужчина из группы армейских. – Сегодня днем мы возьмем у майора показания.
– Ответственность лежит на мне, – сказала Финн.
Все было согласовано со штабом. Все было подготовлено заранее – разговор, формальности.
Кто‑то должен был нанести прямой удар. Это мог быть и Назтак. Она отдала бы этот приказ, если бы все пошло по‑другому. Верховное командование прикрыло бы ее. Записи можно было бы уничтожить. Пленки засекретить. Генерал‑майор, который втянул ее в это безумие, а сам – в кусты, провернул это все через подчиненных. И вышел чистеньким.
– Бумага, полковник.
Она взглянула на них, придвинула к себе простой лист бумаги. Член комиссии забрал его и положил в папку. Осторожно.
– Это более чем доказательство, – сказала она. – Это договор. Туземцы признают его.
Она уже собрала вещи. Возвращалась обратно на одном корабле с телом эльфа, всю дорогу до Пелл и базы.
Когда по вещательной ленте поступил ответ эльфов, никто не удивился. Надежды возросли, когда сражение прекратилось и на фронт прибыла эльфийская делегация; однако возникло некоторое замешательство, когда эльфы осмотрели оба тела и взяли Де Франко. Только Де Франко.
Они похоронили его на изрытой снарядами равнине и поставили каменный памятник; на нем высекли все, что было о нем известно.
«Меня звали Джон Рэнд Де Франко, – сообщала надпись. – Я появился на свет на космической станции в двадцати световых годах отсюда. Я покинул свою мать и своих братьев. Все мои друзья были солдатами, и многие из них погибли раньше меня. Я пришел с войной и умер ради мира, несмотря на то что моя сторона побеждала. Я погиб от руки Ангана Анассиди, а он погиб от моей, ради мира, и мы были друзьями до последнего вздоха».
Эльфы – «суилти», вот как они называли себя сами, – приходили туда и приносили шелковые ленты и букеты цветов – цветов, посреди всей этой разрухи, и тысячами скорбели и плакали в своей бесстрастной, бесслезной манере.
По своему врагу.
Один из их сородичей находился на пути к человечеству. Чтобы человечество оплакивало его. «Меня звали Анган Анассиди» – будет написано на его могиле, и все остальное, что нужно. Быть может, ни один человек не прольет по нему ни слезинки. Кроме ветеранов Эльфляндии, когда они вернутся по домам, если заглянут на ту планету – они могут и всплакнуть, подобно Агнес Финн, на с