То, что произошло сегодня, выбило его из колеи. Впрочем, плохо было не это, а то, что он позволил волнению взять верх и вырваться наружу из-под плотных оков, в которых он привык держать свои эмоции. Внезапно нахлынувший страх был таким плотным и удушливым, что его нельзя было не заметить. Он был уверен, что и заметили. И эта, первая курочка, лишь притворяющаяся скромной монашкой, а на деле обладающая железной волей и зубодробительной пробивной способностью, и та, вторая, с острым взглядом, казалось бы, безмятежных глаз. Твари. Все женщины – твари. Но мужики еще хуже.
Он давно понял, что, вступив в контакт с этим человеком, совершил непоправимую ошибку. Конечно, его многое оправдывало, в первую очередь то, что тогда он только приехал в этот незнакомый город, в эту чужую, непостижимую обычным разумом страну и никого тут не знал.
Ему нужно было с чего-то начинать свои поиски, а потому, приглядевшись к окружению объекта, за которым он установил наблюдение, он быстро вышел именно на этого человека. Тот был вхож в дом и располагал бесценной информацией о семье, много лет назад ограбившей его деда. Он помог, сильно помог, но взамен получил доступ к информации, и, хотя никто не сказал ему ВСЕЙ правды, он оказался достаточно умным человеком, чтобы сложить два и два, а сложив, решить, что должен первым добраться до сокровища.
Что ж, сейчас можно с удовлетворением сказать, что на данный момент бесценной безделушке ровным счетом ничего не угрожает. Никто не сможет пробраться в квартиру незамеченным, поскольку там появился квартирант, да и сама хозяйка теперь несколько дней вряд ли сможет выйти из дома. Так что толк от этой внезапной встречи есть, несомненно есть. И, как ни крути, а он опережает своего внезапно появившегося конкурента. Пусть всего на шаг, но опережает. Вопрос только в том, насколько далеко тот готов зайти.
Мужчина глянул в зеркало, вставленное в дверцу старомодного шкафа, стоящего напротив его кровати, и улыбнулся. Вернее, оскалился. Теперь, когда он был всего лишь в шаге от цели, он знал, что его никто не остановит. Любые действия, предпринимаемые противником, не приведут к результату. И уж обливать девчонку кислотой было совсем глупо и недальновидно.
Девчонка, кстати, повела себя молодцом. В нем даже зародилось что-то, похожее, нет, не на жалость, но на уважение. Конечно, в первые минуты она упала в обморок, скорее от страха, чем от боли, но потом, придя в себя уже в квартире и увидев склоненные над ней перепуганные лица двух английских джентльменов, проявила стойкость духа и не проронила ни слезинки.
Надо признать, что английские джентльмены растерялись гораздо сильнее, чем она. Они бестолково метались по квартире. Один притащил ножницы, чтобы разрезать расползающиеся колготки, второй – таз с водой.
– Водой нельзя, – в ужасе замахал руками первый, – термический ожог будет. Я учил химию, я знаю. Чтобы нейтрализовать кислоту, нужна щелочь.
Девица, шипевшая сквозь сжатые зубы от боли, мысль про щелочь проигнорировала, прервала их метания и велела позвать соседку. Соседка оказалась благообразной старушкой, полуслепой и практически оглохшей, но она неожиданно быстро ликвидировала царящий в квартире хаос. Вызвала «Скорую помощь», нашла в кухонном шкафчике соду и жестом велела навести крепкий раствор, которым и обработала ноги страдалицы.
Приехавшая «Скорая» отвезла ту в больницу, старушка вызвалась сопровождать, а англичане остались ждать в квартире, понимая, что толку от них все равно будет немного. В серванте в гостиной они обнаружили бутылку виски, которую и прикончили к тому моменту, когда хозяйка с забинтованными ногами вернулась домой.
В пакете, брошенном ей под ноги и предусмотрительно прихваченном с улицы по дороге в больницу, оказалось средство для прочистки засоров в трубах. То ли попало на кожу не так много, как могло бы, то ли средство оказалось разбавленным, то ли обработка пораженного участка содой была произведена вовремя, но угрозы для жизни и здоровья инцидент не представлял.
Врач в больнице сообщил, что «поболит пару дней и пройдет», выдал мазь от химических ожогов и строгим голосом велел раз в день приезжать на перевязку, а второй раз делать ее самостоятельно.
– Хорошо, что не в лицо, – сказала страдалица, вернувшись, позвонила своей подруге, той самой, с проницательными глазами, умолила отправить к ней дознавателей завтра, потому что сегодня она очень устала от свалившихся на ее голову приключений, после чего уснула так быстро, что английские джентльмены лишь переглянулись изумленно.
Один наконец-то отправился домой, второй скрылся в отведенной ему комнате, периодически прислушиваясь, не стонет ли хозяйка во сне, будучи готовым в любой момент бежать на помощь, если она вдруг понадобится. Но о помощи никто не просил.
Ночь опустилась на город, сменив тихий зимний вечер, такой мирный и спокойный, что, казалось, никто не может задумывать ничего недоброе. И теперь один из мужчин спал, уткнувшись лицом в подушку, а второй сидел на краю кровати – неудобной несовременной кровати и гляделся в свое отражение в зеркальной дверце такого же старого шкафа. Он думал о том, что все, что случилось сегодня, только к лучшему.
Конечно, быстро забрать то, что он так долго искал, и исчезнуть не получится. Во-первых, потому, что завтра квартира опять наводнится местной полицией, и привлекать к себе внимание ни к чему. А во-вторых, то, что он искал, хозяйка отчего-то припрятала, убрала подальше с глаз, и он пока так и не понял, куда именно.
Предложив выпить виски и возглавив поиски бутылки в серванте, он на самом деле надеялся увидеть там вожделенную коробку, но не увидел. То ли потому, что бутылка стояла на самом виду, то ли от того, что на самом деле в серванте ничего не было. Но теперь найти ЭТО было делом техники. Он знал, что рано или поздно обязательно найдет то, что ему нужно, поскольку оно совершенно точно было в квартире. Нужно было только еще совсем немного подождать.
Глава 8
Последняя неделя перед ответственным мероприятием выдалась такая суматошная, что Маша даже не успевала поесть хотя бы один раз в день. Домой она прибегала только ночевать и не раньше одиннадцати вечера. Чаще всего в это время Дэниел уже спал, то ли потому, что ему было рано вставать, поскольку все лекции ему обычно ставили первыми парами, то ли от того, что по натуре вообще был жаворонком, а не совой.
Маша, кстати, пристала к Аттвуду, чтобы выяснить, есть ли подобное понятие в английском языке. К ее вящему изумлению, выяснилось, что на берегах Туманного Альбиона жаворонки (то есть morning larks) и совы (night owls) тоже называются так же, как и по-русски. Правда, есть и другой эквивалент – тех, кто бодр и полон оптимизма с утра, еще называют утренними людьми (morning person) или ранними птичками (early bird), а начальство делит всех сотрудников на категории A-people и B-people.
Дэниел Аттвуд был как раз «утренний человек», поэтому засыпал еще до Машиного ночного возвращения домой, не забывая, впрочем, оставить ей на столе в кухне приготовленный ужин. Обнаружив на столе заботливо прикрытую салфеткой миску с салатом или кусок жареной курицы, Маша испытывала прилив волчьего аппетита и съедала все до крошечки, ужасаясь тому обстоятельству, что так наедается на ночь. Вкусно ей было ужасно. Ее квартирант прекрасно готовил, да и заботу о том, чтобы она не ложилась спать голодной, Маша тоже оценивала по достоинству.
Дэниел Аттвуд вообще оказался очень комфортным в совместном быту человеком. Никогда не жившей в одном доме с мужчиной (не считая коротких визитов Михалыча, конечно), Маше казалось, что в ее жизни и в ее квартире этот немногословный человек был всегда. Он был педант и аккуратист, не терпел громких звуков, никогда не позволял себе нарушать Машиного уединения, если оно ей требовалось, но всегда поддерживал разговор, если ей хотелось поговорить.
В кухне была еда, забытое впопыхах в стиральной машине постельное белье оказывалось аккуратно развешенным на балконе, а потом так же аккуратно снятым и даже выглаженным. По вечерам он мыл уличную обувь как свою, так и Машину. Если, конечно, она приходила домой не в полночь.
Он частенько сидел на диване в гостиной с ноутбуком на коленях, увлеченно выискивая там что-то, Маше неведомое. Она один раз подошла поближе, не потому что хотела посмотреть, а потому что принесла ему чашку свежего горячего чаю с лимоном, но он так судорожно начал закрывать крышку, чтобы она, не дай бог, не увидела, что он там такое смотрит, что ей стало смешно и неудобно одновременно. Для себя она отчего-то решила, что на экране была порнуха. Или чат знакомств, почему бы и нет.
Кстати, если английский профессор и имел в незнакомой ему стране какие-то романтические увлечения, то Машу это совершенно не касалось. Он был с ней безукоризненно вежлив и учтив. Учтив настолько, что Маша иногда казалась себе восьмидесятилетней старухой-соседкой, с которой он вежливо раскланивался по утрам, встречаясь в коридоре.
Ей вовсе не нужен был роман с ним. Маша, как огня, боялась любых романов, да и в отношениях с Аттвудом ей не хотелось ничего усложнять, но все-таки тот факт, что он смотрит на нее, как на предмет интерьера, ее огорчал. Женская логика, что тут поделаешь.
Основную часть своего рабочего (и послерабочего) дня Маша Листопад, конечно, проводила на нефтеперегонном заводе. Ее ожоги уже совсем зажили и не доставляли никаких неудобств. Маша искренне считала, что легко отделалась, хотя страх все-таки никуда не делся. Он жил глубоко внутри. Постоянная занятость не давала ему расцвести диковинными цветами с тысячами шипов, но он не проходил совсем, не исчезал бесследно. Кто-то желал Маше зла, и от этого понимания ей было неуютно и горько, как будто она растерла в руках стебелек алоэ, а потом облизала ставшие коричневыми от его сока пальцы.
Она никак не могла вспомнить тот момент, который предшествовал нападению на нее. Полицейские спрашивали, успела ли она разглядеть напавшего на нее человека, но она лишь качала головой, потому что дейс