– Тогда скорее всего именно эти тетради и нашел Гордон. А в них – ту информацию, которую получил и я, – сказал Дэниел. – Информацию, которая заставила его отправиться на поиски подарка, когда-то сдуру сделанного вашей, Александр, мамой своему русскому возлюбленному.
– Так что же в ней было такого, в этой коллекции? – взмолилась Маша, и Дэниел стал рассказывать дальше.
Свои коллекции солдатиков были у Суворова и Кутузова, Франса и Гете, Конан Дойла и Стивенсона, Честертона и Ганса Христиана Андерсена, который так увлекался оловянными фигурками, что даже увековечил одного из них в детской сказке. А знаменитый на весь мир фантаст Герберт Уэллс написал книги «Игра на полу» и «Маленькие войны», в которых разработал правила игры в солдатиков. Но самая масштабная коллекция хранилась в доме сэра Уинстона Черчилля. Она насчитывала более полутора тысяч экземпляров и после смерти великого политика была передана в музей.
В игрушечном войске премьер-министра Великобритании были солдатики исключительно размера 1/32, то есть изображение реальных военных, уменьшенное в тридцать два раза. Большинство из них принадлежали одному из самых известных среди коллекционеров бренду William Britain. Они были действительно оловянными, в отличие от многих других фигурок, которые изготавливались на английских заводах после того, как был введен запрет на вредные для здоровья изделия из олова.
А вот для сына императора Наполеона вообще сделали солдатиков из золота. Набор из ста семнадцати фигурок сохранился до сих пор. Он считается самой дорогой игрушкой в мире и на одном из аукционов был оценен в несколько десятков миллионов евро.
– Коллекция изначально состояла из ста двадцати фигур, – рассказывал Дэниел Аттвуд. Глаза его горели. – Все они имитировали корсиканских добровольцев, участвующих в знаменитой битве при Маренго и покрывших себя воинской славой. Королева Гортензия хранила их до 1821 года, потом солдатиков перекрасили, придав им расцветку формы солдат австрийской армии, собрание было перевезено в Вену и только в 1832 году вернулось обратно во Францию.
– И мы тут при чем? – мрачно повторила Маша, которой в иных обстоятельствах, пожалуй, был бы интересен этот экскурс в историю, потому что человеком она была любознательным. Но не сейчас.
– Так я же и говорю! – воскликнул Дэниел, немного раздосадованный ее нетерпением. – Мне кажется, точнее, нет, я уверен, что один из солдатиков в твоей, Мэри, коллекции, тот самый, который не похож на всех остальных, это один из пропавших солдатиков коллекции Наполеона. Он просто закрашен темно-серой краской, но на самом деле он золотой, и его ценность исчисляется миллионами.
– Миллионами? – Маша не верила собственным ушам.
– Пожалуй, да, – медленно сказал Александр Шакли. – Мало того, что золото, так еще и одна из утерянных фигурок коллекции. Пожалуй, я понимаю тех парней, которые ее ищут.
– Но это же не точно? – спросила Маша, которой было очень неуютно в одночасье оказаться владелицей миллионного состояния.
– Теперь уже точно. Ты, конечно, куда-то спрятала коллекцию, которая стояла в моей комнате, но я успел сфотографировать того солдатика с разных ракурсов и отправить фотографию эксперту. Я же говорил, что серьезно увлекался коллекционированием оловянных фигурок, и у меня остались серьезные связи. В общем, он ответил мне только сегодня, когда я уже ложился спать. И подтвердил, что фигурка скорее всего подлинная. Правда, экспертизу провести все равно придется, если ты не против, Мэри.
– Я не против. И я ничего не прятала. Я унесла коллекцию на работу, потому что по образцу моих солдатиков изготавливали фигуры для сегодняшнего праздника. Точнее, – она посмотрела на часы, – уже вчерашнего.
Она схватилась двумя руками за голову.
– Боже мой, значит, все это время преступники искали в моей квартире оловянных солдатиков, а они валяются у меня на работе, в столе?
– Похоже, что так. – Дэниел улыбнулся. – Вселенная лучше знает, как нужно все устроить.
– Мама подарила коллекцию Ройла Шакли моему отцу. На память, как она сказала, – задумчиво сказал Александр. – Не думаю, что она знала истинную ценность фигурки. А Ройл либо тоже не знал, либо просто не захотел ее расстраивать. Я помню, что он очень ее любил. Поэтому скорее всего предпочел не устраивать скандала.
– Простил пропажу нескольких миллионов? – Маша покачала головой. – Он был человеком широкой души.
– Ройл был очень добрым, это правда. За всю свою жизнь я не припомню, чтобы он хотя бы раз повысил голос на меня, на Вики и уж тем более на маму. Думаю, что где-то в его бумагах содержалась информация о том, что собой на самом деле представляет оловянный солдатик, уехавший в далекую Россию. И Гордон ее нашел. Времена изменились, и если в середине прошлого века вернуть фигурку в Англию было немыслимо, то сейчас подобная задача показалась Гордону вполне по силам. Думаю, что утром мы у него про это спросим. Вы знаете, как мне его найти?
– Гордон в больнице, – сказала Маша и поспешила успокоить явно встревожившегося Александра. – Нет, нет, ему ничего не угрожает. Похоже, что солдатика искал не только он, за что и поплатился. Но завтра, то есть уже сегодня, – снова поправилась она, – его отпустят домой. Я думаю, что вот тогда мы все и узнаем.
Она уложила мужчин спать, но сама так и не смогла уснуть. Мысли в ее голове были бурными, смутными, волнующими и не совсем понятными. Она на цыпочках прокралась в комнату, где спал Дэниел, и застыла в дверях. Как бы ни были тихи ее шаги, он проснулся.
– Ты чего, Мэри? – сонным голосом спросил он. – Случилось что-то еще?
– Не знаю, – шепотом ответила Маша. – Дэниел, ответить мне на один вопрос. Ты случайно столкнулся со мной в соседнем дворе или целенаправленно меня искал, чтобы со мной познакомиться?
Как ни странно, он сразу понял, о чем она спрашивает.
– Мэри, – он сел в постели, жестом подозвал ее к себе и обнял за плечи, – я клянусь тебе здоровьем моих мамы и дочери, что я не искал коллекцию солдатиков и совершенно случайно познакомился с тобой. Я – не преступник, Мэри. Я – просто мужчина, которому ты понравилась.
– Ты сказал, что не должен был ехать в Россию, – слабым голосом сказала Маша, которой страстно хотелось ему верить.
– Не должен. В программе участвовала моя сестра, но перед самой поездкой она сломала ногу, а отменить что-либо было уже затруднительно, поэтому я поехал за нее. Она – образовательный волонтер, ездит по миру с чтением лекций. Мне пришлось взять отпуск на своей работе, но я не мог ее подвести, хотя ехать сюда мне отчаянно не хотелось. Я же не знал, что здесь я встречу тебя. Но Вселенная оказалась и в этом вопросе очень мудрой.
– Спи, – шепотом сказала Маша и поцеловала его в лоб. Огромное счастье рвалось из ее груди наружу. От ликования Маше Листопад хотелось петь во всю глотку, но она сдержалась.
Она вышла из комнаты и теперь сидела на кухне, беззаботно болтая ногами. Какой бы ни была разгадка произошедших в ее квартире преступлений, Дэниел Аттвуд не имел к ним никакого отношения. Теперь она была в этом уверена. А все остальное она переживет. Она вспомнила, как во сне он бормотал что-то про консервную банку. Вернее, это Маша решила, что речь идет о консервах, потому что расслышала слово tin. Но по-английски tin – это еще и олово. Он даже во сне думал о коллекции и бился над разгадкой одинокого солдатика.
Когда рассвет начал едва заметно разгонять темноту за окном, Маша набрала номер Лили. Говорила она тихо, но не потому, что боялась быть услышанной. Гости, спавшие в ее квартире, все равно не понимали по-русски. Ей не хотелось их будить так рано, потому что она предполагала, что предстоящий день будет нелегким.
Лиля, как всегда, поняла ее с полуслова. Выслушала внимательно, задала пару уточняющих вопросов и решительно сказала:
– Вот что, Листопад. Часам к десяти утра я привезу из больницы в твою квартиру Гордона Барнза. А ты обеспечь, чтобы к этому моменту Тамара Александровна тоже была у тебя, причем вместе с этим ее ухажером, Смирновым. Поняла?
– Гордона Марьяна заберет, – возразила Маша.
– Значит, Марьяна приедет тоже, – заявила Лиля. – В общем и целом мне расклад понятен. Осталось только разыграть окончание пьесы перед всеми ее участниками. В общем, к десяти часам вари кофе.
– А если мама откажется? – робко спросила Маша.
– А ты сделай так, чтобы не отказалась, – в голосе Лили звучал металл. – В конце концов, это в ее интересах. Тамара Александровна – женщина трепетная. Не думаю, что ей понравится беседовать со мной в следственном управлении. На твоей кухне гораздо лучше. Постарайся до нее это донести. И да, Машка, не журись! Скоро вся эта история закончится.
К десяти часам утра весьма разношерстная и не очень веселая компания собралась в гостиной Машиной квартиры. Мама с Виктором Смирновым сидели на диване, и отчего-то Маше было неприятно смотреть, как пожилой красавец держит Тамару Александровну за руку. Неприятно и противно немного. В одном из кресел сидел слегка бледный Гордон Барнз. На ручке кресла рядом с ним примостилась Марьяна. Они тоже держались за руки, из чего Маша сделала вывод, что на девушкиной улице наконец-то наступил праздник, о котором она так долго мечтала. Ну надо же, как сближает общение на больничной койке.
Гордон то и дело поглядывал на своего дядю, приехавшего за ним в Россию, но тот внимания на племянника не обращал никакого, будто его и не существовало, зато с пристальным вниманием рассматривал Тамару.
Во втором кресле сидел Александр Листопад. За компьютерным столом у окна расположился Дэниел Аттвуд. Маша села на пол у его ног. Его близость вселяла в нее уверенность. Лиля стояла посредине комнаты, так чтобы ей было хорошо видно всех присутствующих.
– Итак, – сказала она немного менторским голосом, – начнем, пожалуй. Должна отметить, что этот случай заставил меня немало понервничать, поскольку речь шла о моей ближайшей подруге, практически сестре. И я очень сердита на некоторых из здесь присутствующих за то, что они поступали по отношению к ней как минимум некрасиво, я бы даже сказала, непорядочно.