— Какие же из вас моряки... в юбке! — шутил отец.
— Ну и что же, что в юбке?! — вспылила Ася, строптиво тряхнув мальчишескими кудряшками. — Если женщина — так, значит, ей на корабль и ходу, что ли, нет?
— Все это детство. Начитались, задурили себе головы, — нахмурился отец. — Нечего на деда оглядываться. Это был лев!
— Не женское это дело, — смиренно вставила Парунья.
— Почему не женское? — возмущенно воскликнула Ася. — Что нам, кули таскать, что ли? Мы хотим быть штурманами, а это наука, тут головы нужны.
— А они у вас есть? — загремел отец.
— Нет, так будут! Выучимся! — отрезала Славка.
— Вот это по мне! — радовался дядя Вася. — Крепче держите руль! Не бойтесь штормяги! Ничего в жизни не бойтесь! — Он выплеснул из рюмки в рот, пополоскал зубы, проглотил.
— Куда там от родного дома забираться далеко? — рассудительно заметил дядя Ульян. — Там все с рынка, а здесь огород свой, свинья растет.
— Со смирением нужно жить, — ввернула Парунья. — Молчи да дышь — подумают, что спишь.
— Пора дурь выгребать из головы, как из поддувала шлак выгребают, — подвыпивший отец грохнул кулаком по столу. Высоко подпрыгнули, звякнули вилки, тарелки. — Уже невесты, а все рассуждаете, как маленькие! Это вам не в бирюльки играть! Это море! Океан! Корабли! Мат-рос-ня! А вы — цыплята!
Сестры хмуро и упрямо, по-отцовски, сдвинули брови, смотрели в тарелки.
— И все-таки мы пойдем на море, но с силой сказала Ася. — Это мечта наша. Понимаешь — мечта!
Варвара Федоровна, с тревогой следившая за спором, вступилась за дочерей:
— Ты, отец, не шуми. Хоть и я не за море, но и держаться им за нас тоже нечего. Что по душе, то пусть и выбирают. Что я на своем веку видела? Пеленки, корыто, квашню! Пусть хоть они мир посмотрят!
— Ты — другая эпоха человечества! А их я за подол не держу, — сердился отец, — пусть выбирают... но выбирают с умом. На вещи нужно трезво смотреть!
— А что ты заставляешь их смотреть на все по-стариковски? — дядя Вася хлопнул брата по плечу. — Ведь ты уж забыл, старина, что значит молодость!
— Да их же нужно во все носом тыкать, ровно кутят в молоко. Они же ничего не смыслят в текущей жизни!
— Мы хотим на море. На корабль. Это наша мечта! — настаивала Ася. — Понимаешь — мечта!
Дядя Ульян и Парунья, не понимая, о чем это говорит племянница, с недоумением смотрели на нее.
Отец шумно поднялся, ушел на кухню, загремел ковшом. Сестры, труся в душе, ждали. Донесся Костин голос: «С первого пути отходит...» Загромыхали вагоны. Отец тяжело шагнул в комнату и припечатал:
— Никаких морей! Работать — и все! А потом институт! Любой! Нужно зачерпнуть из сокровищницы знаний!
— Папа, мы сегодня уже отправили документы в мореходное, — созналась Славка.
— Документы вам государство вернет, — отрезал отец и звучно хлестнул ладонью по донышку второй бутылки. Вместе с пробкой вырвалась едучая струя...
Побег
Славка торопливо читала: «В связи с тем что училище принимает главным образом мужчин...»
— Это же несправедливо! — вскричала пораженная Ася.
— А что я вам предсказывал? — воспрянул отец.
— Свет клином на Одессе-маме не сошелся! — Славка сердито скомкала письмо из Одесского мореходного училища.
В этот же день они послали документы во Владивосток...
В воскресенье было закрытие купального сезона.
Круглое озеро очертила белая, пенная кайма. Озеро морщилось, вода посинела и будто стала тяжелой, вязкой. Из-за холодного ветра было неуютно, купаться не хотелось, но сестры закаляли себя. Они прошли по хлюпающим мосткам в пустую купальню и разделись. Выйдя на мостки, услыхали голос Кости:
— А ну, сестры Иевлевы, понимаешь, покажите класс!
Ребята курили в спасательной лодке, привязанной к мостику. Они уже искупались, но все еще сидели в мокрых, прилипших трусах, надев только рубахи. Губы у них посинели, точно они наелись черники.
— На прощанье утрем им нос? — спросила Славка.
И сестры, посмеиваясь, легко взбежали по лестнице на вышку. Там, на высоте, шумел холодный ветер, сочно щелкали бело-синие спортивные флаги. Вдали по озеру скользили яхты, они валились на бок, паруса их были туго набиты плотным ветром. Строем плыли десять белых лодок, взмахивая красными веслами, — шли соревнования. Озеро со всех сторон обложено несметным сосновым войском.
Сестры — густо загорелые, в черных трусиках, в синих резиновых шапочках.
— Обожжет сейчас, — сказала Славка. — Э, была не была! Не видала ль ты подарка от донского казака! — завопила она отчаянно и бросилась на трамплин, ударом ног спружинила его, взлетела вверх, поджала колени к животу, охватила их руками и, падая, два раза перевернулась, затем вытянулась рыбкой и вонзилась в резиново-упругую воду.
Все это было проделано так четко, легко и красиво, что, когда Славка вынырнула, хватая ртом воздух, она услыхала свист и крики ребят.
Ася прошла на качающийся трамплин. Тонкая, упругая фигурка ее резко темнела на фоне неба.
— Морячка! Не ударь лицом в грязь! — кричали ребята из лодки.
Ася улыбнулась им, помахала рукой и вдруг прянула вверх, падая, проделала плавное сальто через спину и ринулась «столбиком» вниз. Вода жгуче опалила, точно с Аси сорвали кожу.
Сестры славились на озере: они держали первенство по плаванию среди девушек.
— Ну как, морячки, ваше мореходное? — спросил тощий, нескладный Костя, натягивая подол рубахи на голые, костлявые колени.
— Пока в волнах ничего не видно, — ответила Ася, шевеля в прозрачной воде руками и ногами.
— Чего там, — крушение терпим, — созналась Славка и ударила ногой, взбросила тучу сверкающих брызг. — В случае чего бросайте нам спасательный круг!
Сестры поплыли к купальне.
— Позор, понимаешь, если не добьетесь! — крикнул Костя.
— Идите лучше в поварихи!
— Или нянями в детсад! — шутили ребята.
На ветру губы сразу же стали черничными, кожа гусиной, на руках и ногах ощетинились чуть видимые золотистые волоски. С сестер текло. Стуча зубами, они бросились в купальню, быстро обтерлись и натянули платья.
— Разболтали всему городу, — мрачно проговорила Ася. — Теперь, если не попадем в училище, лучше и не показываться на глаза ребятам. Так и прилипнет это прозвище — «морячки».
— Зубы будут скалить, салаги! — согласилась Славка, щегольнув морским словечком. Она сдернула шапочку, и белокурые косы тяжело упали, хлопнули по спине.
Ася вдруг уставилась на них, глаза ее мрачно сверкнули.
— Режь свои косы! — неожиданно заявила она. — На корабле длинные волосы — помеха. Режь, чтобы уже отступления не было!
Славка испуганно посмотрела на сестру.
— А может... подождем?
— Чего это ждать? — с подозрением спросила Ася, и глаза ее стали колючими. — Может, ты собираешься секретаршей в бондарную артель к дяде Ульяну? Тогда другое дело. Женихи любят русалочьи косы. — В колючих глазах Аси зажглось презрение.
— Я... завтра!
— Сегодня! Или никогда! — Асины глаза уже испепеляли сестру.
Славка во всем подчинялась Асе, хоть выглядела старше и сильнее ее...
Холодный ветер стегал по окнам тонкими березовыми ветвями. Стремительно неслись пепельные тучи. Порой в синие прорехи выплескивалось солнечное сияние, окатывало на миг дома, улицы, сестер и опять исчезало.
Славка покорно и молча шла за решительной Асей.
Когда давно не бритый старик парикмахер с большущим горбатым носом понял, чего от него хотят, он в изумлении сдвинул очки на лоб и уставился на Славку.
— Нет, я бы хотел, чтобы белый свет мне, старой тупице, растолковал: зачем вам нужно, извините, моими честными руками губить свою красоту? Нет, вы только себе послушайте! — возопил он, обращаясь к стенам. — Это неразумное дитя, совращенное модой, пришло к гениальному выводу, что ему нужно обкромсать свои дивные косы! Иначе же мир перевернется!
Славка ярко покраснела и объяснила:
— Работа у меня такая, батя... Короткие волосы позарез нужны...
— Оно, это дитя, вообразило, что мои честные руки могут кощунствовать! — уже кричал маленький носатый старик, все обращаясь к стенам. — Объясните ей, пожалуйста, что руки мастера создают, а не разрушают! — и рассвирепевший старик убежал за перегородку к кассирше.
Славка растерянно оглянулась. К ней подошел нагловатый молодой парикмахер, пропахший с ног до головы одеколоном. Он положил косы на руку, как бы взвешивая и оценивая их.
— С собой заберете или оставите? — спросил он, постукивая расческой о ножницы.
— Как это... Я не понимаю...
— Если остригу — косы оставите?
— Конечно... Зачем же они мне?
— Прошу, — показал он на кресло.
Не успела Славка сесть, как он уже окутал ее простыней, пробежав семенящими, как лапки насекомого, подвижными пальцами по плечам и по груди.
— Эх коса — девичья краса! — воскликнул парикмахер, и ножницы хищно скрежетнули, разинули острую пасть, сверкнули клыками-лезвиями. Славка заелозила в кресле, хотела вскочить, но тут же осела, увидев в зеркале презрительное лицо Аси, стоящей в дверях между портьерами.
А шмыгающие пальцы парикмахера уже расплетали косы. Звякнули ножницы, заскрипели разрезаемые волосы. Шелковые длинные пряди змейками падали на плечи, на грудь. Их тут же подхватывала жадная рука, бережно укладывала на столик. Скоро там выросла мягкая груда белокурых волос. Славка зажмурилась, чтобы не видеть их.
Из-за переборки высунулся длинный нос и раздался хрип:
— Безумная!
Славке почудилось, что вместе с косами она. отрезала все прошлое.
Странное лицо смотрело на нее из зеркала. Лицо сделалось будто меньше, а голова в коротких, распушившихся волосах стала большой-большой. Славка смотрела на себя, как на незнакомую. Голове было непривычно легко, а голой шее холодно. Ася глянула на сестру и тут же смущенно отвернулась. Но все-таки упрямо буркнула:
— Тебе так лучше... И потом — удобнее в дороге...