– О, милая, это не твоя...
– ...вина, нет. Это центр нашего разговора, так? – Эсси наклонилась вперед, быстро поцеловала меня, потом озабоченно сказала: – Ох, подожди, Робин, я беру назад поцелуй. Вот что я хочу тебе сказать. Ты сам мне это часто говорил. В психоаналитическом анализе сам психоаналитик неважен. Важно то, что происходит в голове пациента, то есть в твоей. Поэтому психоаналитик может быть машиной, даже весьма примитивной; или придурком со зловонным дыханием; или человеком с докторским дипломом... или даже мной.
– Тобой!
Она сморщилась.
– Мне приходилось слышать от тебя и более лестный тон.
– Ты собираешься заниматься со мной психоанализом?
Оно оборонительно пожала плечами.
– Да, я, а почему бы и нет? Как друг. Добрый друг, разумный, готовый выслушать. Обещаю не осуждать. Обещаю это, дорогой Робин. Я позволю тебе разговаривать, драться, кричать, плакать, если хочешь, пока не станет ясно, чего ты хочешь и что чувствуешь.
Сердце мое растаяло. Я мог только сказать:
– Ах, Эсси... – Заплакать я мог бы без особого труда.
Вместо этого я отхлебнул еще кофе и покачал головой.
– Не думаю, чтобы это сработало. – Я испытывал сожаление, и, должно быть, оно отразилось в моем голосе, но я также чувствовал себя... как бы это сказать? Заинтересованным. Технически заинтересованным. Заинтересованным проблемой, которую необходимо решить.
– Почему не сработает? – воинственно спросила она. – Послушай, Робин, я все это хорошо обдумала. Я хорошо помню, что ты мне говорил, и сейчас повторю для тебя. Ты говорил, что лучшая часть сеанса – это когда ты идешь на него, репетируя, что скажешь Зигфриду, представляя себе, что он скажет и что ты ему ответишь.
– Я так говорил? – Поразительно, как много помнит Эсси из нашей болтовни четверть века назад.
– Точно так, – самоуверенно сказала она, – так почему же не я? Только потому что я лично вовлечена?
– Ну, конечно, это делает задачу трудней.
– Трудное нужно делать немедленно, – весело заявила она. – Невозможное иногда требует недели.
– Будь благословенна, – сказал я. – Но... – я немного подумал. – Понимаешь, вопрос не только в выслушивании. Хорошая психоаналитическая программа принимает во внимание не только вербальные выражения. Понимаешь, что я хочу сказать? "Я", который говорит, не всегда знает, что он хочет сказать. "Я" блокирует что-то, потому что выпустить все эти старые чувства значит снова ощутить боль, а "я" не хочет боли.
– Я буду держать тебя за руку, дорогой Робин, когда тебе будет больно.
– Конечно. Но разве ты поймешь все невербальное? Это внутреннее "я" выражается символами. Снами. Фрейдистскими оговорками. Неожиданными отвлечениями. Страхами. Потребностями. Подергиванием и подмигиванием. Аллергиями – все это, Эсси, и еще тысячи подобных вещей, вроде слабости-импотенции, затрудненности дыхания, чесотки, бессонницы. Не хочу сказать, что у меня все это есть...
– Безусловно, не все!
– ...но все это части словаря, который понятен Зигфриду. А тебе нет.
Эсси вздохнула и признала свое поражение.
– Тогда приведем в действие план Б, – сказала она. – Альберт! Включи свет. Заходи!
Медленно в комнате загорелся свет, и в дверь вошел Альберт Эйнштейн. Он не зевал и не почесывался, но казался только что вставшим с дивана пожилым гением, готовым ко всему, но еще не проснувшимся полностью.
– Ты нанял фоторазведочный корабль? – спросила Эсси.
– Он уже в пути, миссис Броадхед.
Мне не казалось, что я дал на это согласие, но, может, и дал.
– А послания отправлены?
– Все, миссис Броадхед. – Он кивнул. – Как вы приказали. Всем высшим военачальникам и членам правительства США, которые в долгу перед Робином. Их просят использовать все свое влияние, чтобы побудить Высокий Пентагон разрешить нам свидание с Долли Уолтерс.
– Да. Так я приказала, – согласилась Эсси и повернулась ко мне. – Так что, видишь, нам остается только одно. Отыскать Долли. Отыскать Вэна. Отыскать Клару. Вот тогда, – голос ее звучал твердо, но выглядела она теперь не так уверенно и очень уязвимо, – тогда мы увидим, что увидим, Робин, и удачи всем нам.
Она двигалась быстро, я не успевал за ней, и в направлении, на которое я не давал согласия. Глаза мои выпучились от удивления.
– Эсси! Что происходит? Кто сказал...
– Сказала, дорогой Робин, я. Это очевидно. Невозможно иметь дело с Кларой как с призраком в подсознании. Но вот с реальной Кларой, лицом к лицу, можно иметь дело. У нас только один путь, верно?
– Эсси! – Я был глубоко шокирован. – Ты послала все эти сообщения? Ты подделала мою подпись?
– Подожди, дорогой Робин, – сказала она, тоже глубоко шокированная. – Какая подделка? Я подписывала сообщения «Броадхед». По-моему, это моя фамилия. Мне кажется, я имею право подписываться своей фамилией. Я права?
Я раздраженно смотрел на нее. Доброжелательно раздраженно.
– Женщина, – сказал я, – ты для меня слишком умна. Мне кажется, что ты заранее знала каждое слово в этом разговоре.
Она самоуверенно пожала плечами.
– Я тебе много раз говорила, дорогой Робин, что я специалист по обработке информации. Знаю, как обращаться с информацией, особенно когда субъектом ее является человек, которого я знаю двадцать пять лет, горячо люблю и хочу, чтобы он был счастлив. Да, я подумала о том, что ты смог бы разрешить, и пришла к неизбежному заключению. Я бы этого не сделала, если бы не необходимость, Робин, – закончила она, вставая и потягиваясь. – И сделаю все, что смогу, включая и такой вариант: я удаляюсь, скажем, на шесть месяцев, чтобы вы с Кларой смогли найти решение.
И вот десять минут спустя, пока мы с Эсси мылись и одевались, Альберт получил разрешение на старт, вывел «Истинную любовь» из дока, и мы были на пути к Высокому Пентагону.
У моей дорогой жены Эсси есть множество добродетелей. Одна из них – альтруизм, от которого у меня иногда перехватывает дыхание. Другая – чувство юмора, и иногда она наделяет им свои программы. Для полета Альберт оделся как лихой пилот – кожаный шлем с разлетающимися ушами, белый шелковый шарф обмотан вокруг шеи, он сидел, вжавшись в пилотское кресло, и свирепо смотрел на приборы.
– Оставь эти глупости, Альберт, – сказал я, он повернулся ко мне и застенчиво улыбнулся.
– Я только пытался развлечь вас, – сказал он, снимая шлем.
– Ты и развлек. – И действительно, мне стало смешно. И в целом я себя чувствовал хорошо. Единственный способ подавить депрессию от нерешенных проблем – это идти им навстречу. И мы так и поступали. Я ценил любящую заботу жены. Мне нравился полет в прекрасном новом корабле. Мне даже понравилось, как аккуратно голографический Альберт избавился от шлема и шарфа. Они не исчезли вульгарно. Он просто скомкал их и засунул себе между ногами. Вероятно, они исчезли, когда никто этого не видел.
– Управление кораблем занимает все твое внимание, Альберт? – спросил я.
– Нет, Робин. Но у меня, конечно, есть полная навигационная программа.
– Итак, твое появление здесь – просто еще один способ нас позабавить. Тогда забавляй меня по-другому. Поговори со мной. Расскажи о том, что тебя всегда интересует. Ты знаешь. О космологии, и о хичи, и о Значении Всего, и о Боге.
– Если хотите, Робин, – охотно согласился он, – но прежде всего взгляните на поступившее сообщение.
Эсси подняла голову от резюме о настроениях клиентов, а Альберт стер с большого экрана изображение звезд, и на нем появился текст:
Робинетт, мальчик мой, для парня, который заставил бразильцев согласиться, ничего не жалко. Высокий Пентагон предупрежден о твоем посещении; передана просьба принять тебя вежливо. Можешь появляться там в любое время.
Манзберген
– Клянусь Богом, – удивленно и обрадованно сказал я, – они согласились! Передали все данные!
Альберт кивнул.
– Похоже, что так, Робин. Я думаю, вы имеете право быть довольным своими усилиями.
Эсси подошла и поцеловала меня в шею.
– Подписываюсь под этим утверждением, – промурлыкала она. – Превосходный Робин! Человек с огромным влиянием.
– Вздор, – сказал я, улыбаясь. Не мог сдержать улыбку. Если бразильцы передали свои разведывательные данные американцам, американцы смогут сопоставить их со своими и покончить с проклятыми космическими террористами и их проклятым, сводящим с ума ТПП. Неудивительно, что генерал Манзберген доволен мной! Я сам был собой доволен. Это показывает, что когда проблемы кажутся совершенно неразрешимыми, стоит решить одну, и остальные уже не так страшны. – Что?
– Я спросил, заинтересованы ли вы в продолжении разговора, – печально сказал Альберт.
– Конечно. Я думаю, да. – Эсси вернулась в свой угол, но продолжала смотреть на Альберта, а не занялась своими отчетами.
– Тогда, если вы не возражаете, – застенчиво сказал Альберт, – я бы хотел поговорить не о космологии и недостающей массе, а о своей предшествующей жизни.
Эсси, нахмурясь, открыла рот, собираясь заговорить, но я поднял руку.
– Пусть говорит, любимая. Мне кажется, что я тоже не очень настроен сейчас на недостающую массу.
И вот продолжался недолгий счастливый перелет к Высокому Пентагону, а Альберт, откинувшись в пилотском кресле и сложив руки на круглом животике, вспоминал прежние времена в патентной конторе в Швейцарии, и то, как бельгийская королева аккомпанировала его скрипке игрой на пианино; а тем временем моя третьей степени подруга Долли Уолтерс с пристрастием допрашивалась офицерами Высокого Пентагона; а тем временем мой еще-не-друг Капитан скрывал следы своего посещения и горевал из-за утраченной любви; а тем временем моя когда-то-более-чем-подруга Клара Мойнлин была... была...
Не знаю, что делала Клара тем временем. Да и не хотел знать никаких подробностей.
Один из самых небольших артефактов, оставленных хичи, – анизокинетическая сумка. Это простой инструмент, который способен преобразовывать давление, распределяя его в разные стороны. Теория этого процесса оказалась одновременно сложной и элегантной. А использование людьми – гораздо менее элегантным. Наиболее популярный продукт, использующий анизокинетическую технику, – это постельный матрац, чьи «пружины», как утверждалось, повышают сексуальную активность. Сексуальную активность! Сколько времени и ума было затрачено на это!