— Да. Бессмысленно и бестактно плохо говорить о мертвом, поэтому, скрывая истинные чувства, ты вынуждена была принять все соболезнования. Ты кому-нибудь рассказала?
— Сначала только родителям, потом Фифе, лучшей подруге, и в конце концов Пирсу. Он знал Эндрю и не любил его. Он… — Она запнулась и тяжело вздохнула.
— Продолжай, расскажи мне о Пирсе, — попросил Джон. — Мне не нравится, что в твоих мыслях мой образ неразрывно связан с этим человеком. Ты действительно хотела выйти за него замуж?
Торри беспокойно поежилась.
— Не знаю, — честно призналась она. — Он был единственным, кто не поддался обаянию Эндрю и даже старался предупредить меня, но я не хотела его слушать. Пирс всегда понимал и поддерживал меня, и я… тянулась к нему… — Она нахмурилась. — Он был такой хороший и так любил меня. Его терпению можно было позавидовать… — Она вздохнула.
— Полная противоположность Эндрю.
— Думаю, что так.
— Но вместо того, чтобы принять его любовь, ты тянула со свадьбой, а после встречи со мной твои сомнения усилились? Так, Торри?
Она смотрела на воду.
— О да! — Она повернулась, сверкнув глазами. — Я была сбита с толку, боялась причинить ему боль. Ты понимаешь, почему… я так растерялась?
Джон сел и нахмурился.
— В девятнадцать лет, — сказал он, — все мы совершаем ошибки, причиняя боль себе и другим. Но сейчас тебе двадцать два, Торри, ты взрослая девушка. Возможно, тебе стоит трезво оценить свое прошлое и… посмеяться над собой.
— Никак не думала, что смогу обсуждать это с тобой, — удивилась Торренс.
— Напротив, лучше все выяснить сейчас. А что касается твоих способностей в постели, то зачем позволять незрелым юнцам влиять на твое представление о самой себе?
Девушка открыла было рот, чтобы ответить, но передумала. С ним трудно было спорить, тем более об этом. И она решила сменить тему.
— Расскажи мне о Грейс.
Улыбка мелькнула на его губах.
— Я знаю ее… Дай-ка подумать… шестнадцать или семнадцать лет.
— Такая старая дружба, — не без иронии заметила Торри.
— Какое-то время, — Джон спокойно встретил ее взгляд, — она была для меня больше, чем другом.
— Ты… имеешь в виду? — Ее глаза округлились.
Джон кивнул.
— Но это было очень давно, и когда все кончилось, мы сохранили хорошие отношения.
— Почему ты говоришь мне это? — прошептала она.
— Потому что ты спрашиваешь, — удивился он. — Ведь это именно то, что ты хотела узнать, не так ли?
Девушка смутилась, и Джон рассмеялся.
— Ты только что поведала мне все свои секреты, и я обязан ответить тем же. Я уверен, Грейс понравится тебе. Такие добрые и разумные девушки не так уж часто встречаются в жизни…
— Не могу понять: если она такая замечательная, то почему ты не женился на ней? — воскликнула Торри, с трудом скрывая свое раздражение. — Я иногда не только ненавижу тебя, но и презираю!
Она вскочила и бросилась к реке, но у самой кромки воды Джон догнал ее и притянул к себе.
— Все еще борешься? — мягко спросил он, не сводя глаз с ее тяжело вздымавшейся груди.
— Если ты только посмеешь, — сказала Торри сквозь зубы, — поцеловать меня теперь, когда… когда только что рассказал о своей бывшей любовнице, я…
— Ревнуешь? — бросил он, и его глаза дьявольски сверкнули. — Не нужно, Торри. Это давно быльем поросло…
— Тебе этого не понять, ведь ты не способен на такое чувство… Ты ревновал к Пирсу?
— О, если бы ты вышла за него, то, возможно, и ревновал бы.
Девушка недоверчиво посмотрела на него.
— Торри, — он взглянул на нее, как на непонятливого ребенка, — давай закончим этот разговор. Какое все это теперь имеет значение? — Он убрал влажный завиток, упавший на ее лоб. — Может быть, мне нужно убедить тебя вот так…
Пытаясь вырваться из его рук, девушка поскользнулась, и они упали в воду, подняв сверкающий сноп брызг. Он прильнул к ее губам, и Торри вдруг поняла, что мечтает только о том, чтобы это длилось как можно дольше.
Джон поднял ее и понес на берег. Он поставил девушку на землю, поддерживая за талию, и заглянул ей в глаза.
— Все еще ненавидишь меня? — спросил он.
Торри тяжело дышала, еще не остыв от переполнявшего ее желания.
— Ты сам на это напрашиваешься.
Он отвел мокрые волосы с ее лица.
— Поедем? Фиалка уже беспокоится.
Они подъехали к дому, почистили лошадей и отвели их в конюшню. Грейс нигде не было видно, но Торри заметила старый джип, стоящий около мастерской.
— Сэр Рональд прав, — сказал Джон, заметив ее взгляд. — Я сохранил его, потому что бывают ситуации, когда лимузин — только помеха.
Торри поморщилась.
— Честно говоря, отцу на самом деле нравятся такие машины, но мама — не очень хороший водитель, в чем она, конечно, никогда не признается. О, она отлично ориентируется на дороге, но почему-то у нее вечно возникают проблемы со стенами гаражей, заборами и деревьями.
Джон рассмеялся.
— Мне нравится твоя мать, — сказал он.
— Ты тоже ей нравишься, — тихо ответила Торри, рассматривая джип. — Скажи, как ты оказался на Мысе Ветров? Ты часто делаешь подобные вылазки?
— Я… — Джон замолчал. — Давай сначала примем душ и переоденемся? Уже пора разжигать огонь для барбекю.
— Ты не хочешь отвечать на мой вопрос, — заметила она.
— Это вовсе не такой уж секрет, и я постараюсь объяснить тебе мою… возникающую время от времени страсть к путешествиям, — сказал он. — Но только после еды. Идет?
Она кивнула, соглашаясь.
6
Торри приняла душ и, расчесав волосы, завязала их в хвост широкой серой лентой. Она надела длинную легкую юбку с восточным орнаментом и шелковую майку с большим вырезом и сунула ноги в сандалии.
Послышалась нежная светлая мелодия. Шопен, узнала она. Музыка завораживала, отгоняя беспокойные мысли, но, к сожалению, она кончилась, и не было больше причин оставаться в спальне.
Однако Торренс задержалась еще на несколько минут, уже в который раз задавая себе один и тот же вопрос. Почему ей доставляют такое наслаждение поцелуи мужчины, которому она нужна только для достижения определенного положения в обществе и выгодного вложения денег?
Он все продумал, размышляла Торри, когда привез меня в такое место. Отсюда не сбежишь! Мне остается только запереться в спальне и сидеть там до тех пор, пока он не пообещает отвезти меня домой!
А может быть, объявить голодовку?
Глупости, усмехнулась она, он справится и с этим, а я буду выглядеть полной дурой.
Стук в дверь прервал ее мысли. Торри вздрогнула и сказала:
— Войдите.
Джон заглянул в комнату и нахмурился.
Торри не могла отвести от него глаз: на нем были джинсы и спортивная рубашка в сине-белую полоску. Волосы, влажные после душа, открывали высокий лоб.
— Что происходит? — резко спросил он.
Девушка вспыхнула и опустила глаза.
— Ничего, все прекрасно, — процедила она сквозь зубы.
Джон изучающе взглянул на нее.
— Если ты отдохнула, мы можем сделать следующий шаг.
— К чему? — спросила она и иронически продолжила: — Можешь не отвечать, я сама в состоянии догадаться.
— К тому, чтобы постараться понять друг друга.
— Джон, я должна предупредить тебя, — медленно проговорила Торренс, — что, вопреки моему, казалось бы, богатому опыту, я не сильна в подобных играх.
— А разве мы играем?
— Да, в кошки-мышки, причем мышка — это я.
— Пора бы тебе смириться, Торри, — он насмешливо посмотрел на нее.
— С тем, что ты принуждаешь меня выйти за тебя замуж, используя свой богатый опыт общения с женщинами и бессовестно играя на том, что однажды я неосознанно поддалась физическому влечению? Я прихожу к выводу, мистер О’Кинли, — презрительно сказала она, — что вы ничем не лучше Эндрю.
— Браво, Торри! — Его глаза недобро блеснули. — Ты просто неотразима, когда злишься.
— Господи, хотела же я запереться и не открывать тебе! — воскликнула она в отчаянии.
— Ну, это было бы слишком по-детски, — заметил Джон. — Мне больше нравится, когда ты играешь в открытую. После еды твое настроение улучшится. Погода замечательная, да и огонь уже хорошо разгорелся.
Несмотря на все свои волнения, Торри отдала должное жаркому из говядины и сочным, с аппетитной корочкой сосискам, запивая все это красным столовым вином. На сладкое был слоеный пирог с клубникой, собственноручно приготовленный Грейс.
Теплый, тихий вечер наполнял душу покоем. Торри, потягивая вино, следила, как бледный дымок поднимается в темное небо, сияющее мириадами звезд. Тонкий молодой месяц клонился к западу.
— Ты обещал рассказать мне о своей страсти к путешествиям, — после долгого молчания попросила она.
— Думаю, это началось в детстве, когда я читал Майн Рида, Киплинга, грезил о Килиманджаро, Серенгети, водопаде Виктория. Самой большой моей мечтой было стать следопытом.
Торренс вдруг подумала, что если бы он сказал, что собирался стать клоуном, она удивилась бы меньше.
— Странное стремление для городского мальчика.
— Моя мать родом из Южной Африки. Она встретилась с отцом в Кейптауне и была, как и многие женщины, сражена наповал. Однако, ей, в отличие от всех остальных его поклонниц, ей удалось довести дело до свадьбы. Вероятно потому, что ее братья, — сильные, крепкие ребята, — готовы были постоять за честь сестры. — Помолчав, Джон продолжил: — Мама была дочерью фермера и всегда оставалась ею. Ее отличало упорство, любовь к земле, желание иметь семью. Она дорого заплатила за единственную ошибку в своей жизни.
— Она тосковала по Африке?
— Да, но дело не только в этом. Она была замечательной женщиной, и отцу было хорошо с ней, но брак лишил его любимой свободы. Он не мог жить на привязи… Как это ни странно, мать по характеру даже больше походила на О’Кинли, чем отец, и все его родственники просто обожали ее. Они держались друг друга, как плотная виноградная кисть… Только отец был паршивой овцой в стаде.