Но гудит автобус. Нас опять куда-то везут.
Грасс ворчит и ставит точку. Убирает меня в планшет, больно спрессовывая между двумя металлическими пластинами.
Из сборника«ПРЕИМУЩЕСТВА ВОЗДУШНЫХ КУР»
Перевод В. Куприянова
КО ВСЕМ САДОВНИКАМ
Почему вы хотите мне запретить есть мясо?
Теперь вы приходите с цветами,
готовите мне астры,
как будто привкус осени не навяз на зубах.
Оставьте в саду фиалки.
Разве не горек миндаль,
газометр,
на вашем языке пирог,
вы его нарезаете мне,
пока я не потребую молока.
Вы говорите: овощи —
и продаете мне килограммами розы.
Здоровье, вы говорите, имея в виду тюльпаны.
И я должен эту отраву,
связанную в букеты,
сдабривать солью?
Я должен погибнуть от ландышей?
И лилии на моей могиле —
кто спасет меня от вегетарианцев?
Дайте мне поесть мяса.
Оставьте наедине с костью,
пусть она, стыд потеряв, обнажится.
Лишь когда отодвину тарелку
и громко восславлю волов,
лишь тогда распахните сады,
чтобы мог я купить цветы —
мне приятно видеть, как они вянут.
ДОЛЯ ПРОРОКОВ
Когда саранча напала на город,
мы остались без молока, задохлась газета,
отворили темницы и волю дали пророкам.
Они высыпали на улицы, 3800 пророков.
Им дали вслух поговорить и досыта наесться
этой серой скачущей массой,
ставшей для нас напастью.
Как и следовало ожидать —
появилось опять молоко, вздохнула газета,
пророков вернули в темницы.
КРЕДО
Моя комната тише воды,
сама кротость, и сигарета
так мистична, что никто не посмеет
здесь повысить квартплату
или спросить меня о жене.
Вчера после смерти мухи
я понял без календаря,
что учитель танцев, октябрь,
склонился, мне предлагая запретные снимки.
Я гостей принимаю за дверью,
письма мне наклеивают на окно,
дождь читает их вместе со мной.
Моя комната тише воды,
не склочны обои,
поцелуи проглочены часами,
здесь не обо что споткнуться,
все здесь податливо, все
сама кротость, и сигарета
придерживается вертикальной веры,
вертикален лот паука,
промеряющий любую бездну, —
никогда мы не сядем на мель.
Из сборника«ПОВОРОТНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК»
ДЕТСКАЯ ПЕСЕНКА
Перевод В. Куприянова
Кто смеется, что за смех?
Здесь высмеивают всех.
Грех не заподозрить тех,
чей не без причины смех.
Кто здесь плачет, что за плач?
Быть не может неудач.
Здесь не плачь и мысли спрячь,
что не без причины плач.
Кто молчит, кто говорит?
Кто молчит, тот будет бит.
Тот, кто говорит, тот скрыл,
почему он говорил.
Кто играет? В чем игра?
К стенке стать ему пора, от игры не жди добра, причиняет боль игра.
Кто здесь гибнет, кто погиб?
Ненадежен этот тип.
Тот, кто не сменил личины,
гибнет вовсе без причины.
ПЯТНИЦА
Перевод Б. Хлебникова
Нес домой
свежую селедку,
завернутую в газету.
День выдался
ясный, морозный.
Дворники рассыпали песок.
Газета размокла
только в подъезде.
Пришлось
соскребать ее с селедок,
прежде чем начать
разделку.
Чешуйки отскакивали
и блестели на солнце,
светившем в кухню.
У семи селедок вынул икру,
у четырех молоку;
газета оказалась вчерашней.
Плохи дела были в мире:
банки не давали кредитов.
А я валял селедки в муке.
Положив их на сковородку,
угрюмый и мрачный, я хотел
сказать над ними пару слов.
Но кому охота
вещать о конце света
селедке?
В ЯЙЦЕ
Перевод Б. Хлебникова
Мы живем в яйце.
Изнанку скорлупы
мы исцарапали неприличными рисунками
и именами наших врагов.
Нас высиживают.
Кто нас высиживает,
тот высидит и наши карандаши.
Однажды, вылупившись,
мы нарисуем тотчас
портрет нашей наседки.
Мы полагаем, что нас высидят.
Мы представляем себе солидное пернатое
и пишем школьные сочинения
о цвете и расе
нашей наседки.
Когда мы вылупимся?
Наши пророки в яйце
спорят за небольшую мзду
о сроках высиживания.
Они предполагают день Икс.
От скуки и действительной нужды
мы выдумали инкубатор.
Мы очень печемся о нашем потомстве в яйце.
Мы с удовольствием бы рекомендовали наш патент
тем, кто бдит над нами.
У нас есть крыша над головой.
Сенильные цыплята, зародыши со знанием языков
весь день болтают
и обсуждают собственные грезы.
Вдруг нас не высидят?
И не видать дыры нам в этой скорлупе?
Вдруг исцарапанная изнанка —
весь наш кругозор, и так останется навечно?
Надо надеяться, нас все же высидят.
Но если говорить лишь о высиживании,
есть опасение, что кто-то,
вне нашей скорлупы, вдруг проголодается,
выбьет нас на сковородку и посолит.
Как быть тогда, собратья по яйцу?
ПУГАЛА
Перевод Б. Хлебникова
Не знаю, можно ль стать землевладельцем,
достаточно ли четырех столбов,
мотка колючки, саженцев десятка,
что воткнуты в песок, да слова «сад»?
Не знаю, что подумали скворцы,
взлетев, как горстка зернышек, над полднем
и сделав вид, что испугались пугал,
и ружей за гардинами, и кошку,
рассаду превратившую в засаду.
Не знаю, что разведали про нас
пиджачные и брючные карманы,
не знаю, что за мысль нашла приют
под шляпой, чтобы высидеть потомство,
которое ничем не отпугнешь,
хоть пугала надежно стерегут.
Похоже, пугала — живые существа,
способные ночами размножаться
посредством перекрестного обмена
поношенными шляпами; в саду
теперь их стало трое, и они
приветливо мне машут издалёка,
приятельски подмигивают солнцу
и треплются без устали с салатом.
Не знаю, что замыслил мой забор,
вон выставить ли, запереть ли здесь,
не знаю, тля несет какую весть,
чего бурьян и лебеда хотят.
Не знаю, для чего в свои жестянки
бьют рукавов дырявые останки,
к обедне ли, к вечерне ли звонят,
или в моем саду гремит набат
и пугала восстанием грозят.
НОРМАНДИЯ
Перевод В. Куприянова
Бункеры на побережье
не отделаются от своего бетона.
Порой приходит полуживой генерал
и поглаживает амбразуру.
Или набиваются туристы
на пять мучительных минут —
ветер, песок, бумага, моча:
вечно длится вторжение.
МОРСКАЯ БИТВА
Перевод В. Куприянова
Американский авианосец
и готический собор
напротив друг друга
затонули
посреди Тихого океана.
До самого погружения
играл на органе юный викарий.
Повисли в воздухе ангелы и самолеты —
негде им приземлиться.
ПУНКТУАЛЬНОСТЬ
Перевод Б. Хлебникова
Этажом ниже
каждые полчаса
женщина
бьет ребенка.
Поэтому
я продал часы,
целиком полагаясь
на карающую руку
внизу
и счет сигарет
из пачки рядом;
со временем —
полный порядок.
АСКЕЗА
Перевод В. Куприянова
Кошка говорит.
Что кошка говорит?
Ты должен серым цветом
растушевать невест и снег,
ты должен краски серые любить
и жить всегда под хмурым небом.
Кошка говорит.
Что кошка говорит?
Читай свою вечернюю газету
и наряжайся в мешковину, как картошка,
будь вечно верен этому наряду
и нового себе не заводи.
Кошка говорит.
Что кошка говорит?
Ты должен вычеркнуть моря,
и вишни, маки, даже кровь из носа,
и должен те знамена зачеркнуть
и пеплом посыпать герани.
Ты должен, дальше кошка говорит,
жить только почками, печенкой, селезенкой,
прокисшими пустыми легкими,
мочой из почек, обезвоженной,
печенкой высохшей и старой селезенкой
из серого горшка: так должен жить.
И на стене, где раньше неустанно
сквозь зелень снова пробивалась зелень,
ты должен серым цветом
аскезу написать, пиши: аскеза.
Так кошка говорит: Пиши аскезу.
ИСПРАВЛЕННЫЙ ГЕРБ РАСИНА
Перевод Б. Хлебникова
Геральдический лебедь
и геральдическая крыса
образуют — лебедь вверху,
крыса внизу —
герб господина Расина.
Расин часто думает
о символике герба и улыбается,
будто ему есть что сказать,
когда приятели спрашивают о лебеде,
чтобы разузнать о крысе.
Однажды Расин
загляделся на озеро
в предвкушении строф,
расчетливых и хладнокровных,
которые он собирался создать
из водной глади и лунного света.
Лебеди спали
на мелководье,
и Расину стала понятною та часть герба,
что была белой
и служила символом прекрасного.
В это время крыса,
которая была водяной,
по своему обыкновению,
принялась под водою
кусать спящего лебедя.
Лебедь закричал,
вспенил воду,
лунный свет померк, и Расин решил
вернуться домой,
чтобы исправить герб.
Он вытравил геральдическую крысу.
Однако на гербе ее теперь недостает.
Белый, немой, обескрысенный
лебедь проспал свой выход.
Расин бросил театр.
ДИАНА, ИЛИ ПРЕДМЕТЫ
Перевод В. Куприянова
Когда Диана правою рукой
к колчану тянется чрез правое плечо,
то левая нога идет вперед.
Когда она в меня попала,
ее предмет попал мне в душу,
поскольку для нее душа предметна.
А вообще покоятся предметы,
об них я часто
колени разбиваю по утрам.
Но она с лицензией своей
среди собак и только на бегу
себя сфотографировать дает.
Когда она, мишени выбирая, попадает,
то это все природные предметы,
хотя порою просто чучела.
Я вечно уклоняюсь, чтобы
не имеющая тени идея не ранила мое
роняющее тень тело.
Но ты, Диана, для меня
с луком твоим вполне предметна
и отвечать должна за действия свои.
ЗАСТЫВШЕЕ
Перевод В. Куприянова
Когда похолодало,
остался смех за окнами —
и лишь в письме или в пакете
два раза в день являлся в дом,
когда похолодало,
вся съежилась вода.
Кто что-нибудь хотел утопить,
поэт, например, молоток,
убийца — три средних баула,
луна — фунт белого сыра,
кто что-нибудь хотел утопить,
стоял над замкнутым прудом.
Лот больше не даст ответа,
не канет камень на дно,
бутылки впаяны в лед, зеленеют,
бессмысленно перекатывается ведро,
лот больше не даст ответа,
все забыли, как глубоко.
Кто стекло разобьет,
тот не узнает сидящую деву,
кто позади зеркала ставит яйцо
и перед зеркалом наседку,
кто стекло разобьет,
никогда не узнает, что скрыто за стужей.
МАЛЕНЬКИЙ ПРИЗЫВ К ШИРОКОМУ РАЗЕВАНИЮ РТА
Перевод В. Куприянова
Кто хочет всю эту гниль,
что таится за пастой зубной,
выжать, выдохнуть, —
тот должен разинуть рот.
Нам время настало разинуть рот, —
дрянные золотые зубы,
вырванные нами у трупов,
сдать властям.
И чтобы пухлых папаш —
хотя мы сами уже папаши и пухнем, —
выплюнуть, удалить,
надо разинуть рот;
ибо и наши дети со временем
разинут рот: и старую гниль,
дрянные золотые зубы, пухлых папаш
выплюнут и удалят.
АННАБЕЛ ЛИ
Перевод А. Вознесенского
Я подбираю палую вишню,
падшую Аннабел Ли.
Как ты лежала в листьях прогнивших,
в мухах-синюхах,
скотиной занюхана,
лишняя Аннабел Ли!
Лирика сдохла в пыли.
Не понимаю, как мы могли
пять поколений искать на коленях,
не понимая, что околели
вишни и Аннабел Ли?!
Утром найду, вскрыв петуший желудок,
личико Аннабел Ли.
Как ты лежала чутко и жутко
вместе с личинками, насекомыми,
с просом, заглотанным медальоном,
непереваренная мадонна,
падшая Аннабел Ли!
Шутка ли это? В глазах моих жухлых
от анальгина нули.
Мне надоели круглые сутки —
жизни прошли! —
в книгах искать, в каннибальских желудках
личико Аннабел Ли.
САТУРН
Перевод Б. Хлебникова
Живя в этом доме —
между подвальными крысами,
которым ведомы стоки,
и чердачными голубями, которым
ничего не ведомо, —
я догадываюсь о многом.
Вернувшись ночью домой,
я открыл ключом
входную дверь
и, пока искал ключ,
понял, что даже к самому себе
не попасть без ключа.
Я был голоден
и съел цыпленка,
разрывая его руками,
а пока ел, понял,
что ем холодное тельце
мертвого цыпленка.
Потом я нагнулся,
снял ботинки
и, пока снимал их,
понял, что надо
наклониться, чтобы
снять обувь.
Я лежал в темноте,
курил сигарету
и был твердо уверен,
что стряхиваю пепел
в подставленную кем-то
ладонь.
Ночью приходит Сатурн
и подставляет ладони.
Моим пеплом
он чистит зубы.
Когда-нибудь все мы исчезнем
в глотке Сатурна.