«ВЫСПРОШЕННОЕ»
ВНЕЗАПНЫЙ СТРАХ
Перевод В. Куприянова
Когда летом восточный ветер
взметает сентябрьскую пыль и в запоздалых газетах
комментарии мистикой пахнут,
когда державы хотят переместиться
и для контроля новые приборы
официально разрешено производить,
когда отпускники палатки разбивают на футбольном поле
и наций отсутствующий взгляд
серьезные отражает перемены,
когда колонны цифр ко сну склоняют
и в сновидения укрытый враг
крадется по-пластунски, дышит,
когда в речах одно и то же слово
всегда приберегается к концу
и спичка делается поводом к испугу,
когда плывешь по морю на спине
и над собою видишь только небо,
в тревоге ищешь снова, где же берег, —
тогда внезапный страх разлит вокруг.
ТУР ДЕ ФРАНС
Перевод Б. Хлебникова
Когда лидирующую группу
обогнала лимонница,
многие гонщики решили,
что продолжать борьбу
бесполезно.
ВОСКРЕСНОЕ УТРО
Перевод Б. Хлебникова
Сколько внимания,
заботы, нежности
к царапине на капоте
и потускневшему бамперу.
Из романа«ПАЛТУС»
Перевод Б. Хлебникова
ПРЕДЧУВСТВИЕ
— Берегитесь! — говорю. — Берегитесь!
Перемена погоды опасна
для остатков здравого смысла.
Недаром нас беспокоит
какое-то смутное чувство.
Привычные понятия вывернулись наизнанку.
Пробил час перелома.
Появились пророки.
Говорят, в небе были знаки —
не то руны, не то кириллица!
Фломастер (возможно, их много)
возвещает со стен лозунги новой веры.
Кто-то (возможно, их много)
осуществляет свой план, казавшийся прежде бредовым.
Одни его слишком боятся, а страх — благодатная почва.
Другие, хоть поумнее,
тоже ведут себя тихо.
Эдакая эпидемия податливости.
Люди сбиваются в группки,
ища друг у друга поддержки.
Да, происходит сдвиг
под воздействием некой силы,
для которой пока нет названья,
ибо прежние не годятся.
И все уверяют, будто предчувствовали
этот «подъем»: несомненно, это подъем!
И только ребенок (возможно, их много)
хнычет: не хочу, не надо.
Но его увещевают: ничего не поделаешь.
Будь благоразумен.
ЧЕГО НАМ НЕ ХВАТАЕТ
Прогресс? Это старая песня.
Давайте двинемся вспять,
прямо сейчас. И пусть каждый
возьмет что-нибудь в дорогу.
Итак, мы регрессируем,
поглядываем по сторонам.
Кое-кто уже приотстал.
Валленштайн собирает войска.
Восторженных поклонников средневековой моды
(о, брабантские сукна!) прихватила чума.
Одна из групп откололась с готами
при великом переселении народов.
Тот, кто будет запоздалым марксистом, —
стал ранним христианином или греком
до и после дорийской чистки.
И вот — никаких исторических дат!
Никаких династий.
Голый каменный век.
Правда, у меня с собой пишущая машинка,
я в нее заправляю лопух.
Технология изготовления рубил, мифы огнепоклонников,
способы решения конфликтов в орде (первой коммуне),
неписаные законы матриархата —
все это надо срочно записать,
хотя время еще не считают.
Я печатаю: каменный век прекрасен!
Как уютно сидеть у костра.
Женщина, добыв на небе огонь,
правит вполне терпимо.
Расхожая утопия — вот, пожалуй, единственное,
чего нам не хватает.
Сегодня (правда, такого понятия еще нет)
один мужчина сделал топор из бронзы.
Теперь (такого понятия тоже нет)
орда обсуждает вопрос,
является ли бронза «прогрессом».
Некий фотолюбитель,
также прибывший из настоящего,
документально запечатлел
широкоугольным объективом
начало истории — черно-белым и
в цвете.
НАКОНЕЦ
Мужчины, привыкшие непременно
все и всегда продумывать до конца;
мужчины, которым не важны отдельные,
пусть вполне достижимые цели,
ибо поверх братских могил они видят на горизонте
конечную цель — очищенье страны от сора;
мужчины, считающие, что в итоге
датированные поражения сложатся в окончательную победу,
опаленную черным дымом планеты;
мужчины, которые на очередном совещании,
убедившись, что технические моменты ясны,
по-мужски деловито
примут окончательное решение;
мужчины, одержимые
своей великой идеей,
которых не остановит ничто,
тем более теплые шлепанцы;
мужчины, у коих за словом
послушно следует дело… —
неужели же наконец
им и впрямь наступит конец?
ПРИБАВОЧНАЯ СТОИМОСТЬ
Или застывший восторг,
собираемый для созерцанья.
Хрусталь и стекло попроще
любят, чтоб свет падал сбоку.
Пара штук ежедневно вдребезги.
Сколько ж должно быть счастья.
Привозные уцелевшие вздохи.
Безымянные пережитки.
Воздух плюс прибавочная стоимость.
Стеклодувы живут недолго.
ЧЕРЕСЧУР
Рождественской ночью,
когда гомон почти умолк,
я открыл роман Оруэлла «1984»,
который читал впервые в 1949 году
совсем иными глазами.
Рядом со щипцами для орехов и табаком
лежит статистический сборник
об обеспечении населения Земли
продовольствием до 2000-го года.
Когда я курю или ем орехи
в промежутках между чтением
справочника и романа,
то мне в голову лезут проблемы,
которые хоть и ничтожны
в сравненьи с Большим братом
или глобальной нехваткой белковых продуктов,
но ужасно
меня донимают.
Читаю о пытках
в недалеком будущем,
о нынешней детской смертности
в Южной Азии
и чувствую: нервы мои растрепались,
как кончики лент, которыми
обвязаны лучшие средства от семейных
ссор — подарки для Ильзебиль.
Вон сколько в пепельнице скорлупы!
Нет, это уже чересчур.
Чем-то надо пожертвовать: Индией,
олигархическим коллективизмом
или Рождеством в семейном кругу.
БЕССМЕРТИЕ
Я-то думал, что, умерев,
уже ничего не увижу,
и распахнул окна
на все стороны света.
А увидел равнину,
опрятные домики
и напротив — открытые окна,
и в них пожилых соседей,
увидел «переменную облачность»,
скворцов на груше,
школьный автобус с детворой,
новое зданье сберкассы,
кирху с часами,
на них — половина второго.
На жалобу мне объяснили:
обычное послежитие.
Скоро пройдет.
Соседи меня приветствуют.
Значит, они и впрямь
видят меня из окон.
Ильзебиль с тяжелой сумкой
возвращается из магазина.
Завтра воскресенье.
К РАЗГОВОРАМ О ПОГОДЕ
С некоторых пор никто никого
не обгоняет. Зачем спешить!
Заторы теперь только сзади,
но где это «сзади»?
Как бы невзначай,
но довольно настойчиво
слышатся разговоры: да, где-то
многие голодают,
но наше ли это дело
лезть туда со своим участьем?
Недаром же объясняют в учебной телепрограмме,
что природа сама сумеет решить все проблемы.
Поэтому давайте поменьше эмоций!
Что у нас — мало своих забот?
Например, рост разводов.
Или неудовлетворительное положение
государственных служащих.
А вечером мы возмущаемся тем,
что и прогноз погоды опять ошибся.
СУПРУГИ
Он ее называет хозяйкой.
Хозяйка против.
Сперва спрошусь у хозяйки.
Страх давит горло, как галстук.
Страшно идти домой.
Страшно в этом себе признаться.
Страшно быть хозяином другого.
Супружеские права.
Машинальные ласки.
Злопамятность.
Главное — кто кого переспорит.
Дети за дверью думают:
У нас все будет иначе.
Он говорит: без нее я бы столько не нажил.
Она: он так старается для семьи.
Любовь стала проклятьем,
проклятье — под сенью закона,
а законы у нас все гуманней.
Между мебелью,
оплаченной в рассрочку,
угнездилась ненависть.
Уже совсем чужих
их сближает друг с другом
только кино.
СТРАХИ
Аукаемся в лесу.
Нас находят
грибы и сказки.
Гриб пугает юную поросль.
Сам еще под шляпкой,
а вокруг него
полно страху.
Все уже собрано подчистую.
Опять меня опередили.
Или это мои следы?
Грибы бывают вкусные,
несъедобные и ядовитые.
Порой грибники умирают рано,
но остаются их «записки».
Рыжик, сморчок, лисичка…
Мы с Софией ходили по грибы
еще до того, как император
затеял войну с Россией.
Я терял очки и шарил руками.
Она брала гриб за грибом.
РАЗГОВОРЫ
Первый месяц прошел в сомнениях,
и лишь яйцевод уже точно знал, как обстоят дела.
На втором месяце начались
взаимные обвинения и упреки.
На третьем — проявились
физические перемены, но тем не менее
ссоры продолжались.
На четвертый месяц пришелся Новый год,
впрочем, все осталось по-старому.
Уставшие от препирательств, но неколебимые,
мы не заметили ни пятого, ни шестого.
На седьмом — просторные хламиды
стали как бы новым упреком
за упущенный третий месяц.
И лишь когда прыжок через яму
закончился падением
(— Не прыгай, тебе говорят! — Нет, прыгну!),
начались опасенья и разговоры шепотом.
Восьмой месяц был тягостен тем,
что за себя мстили слова,
сказанные на втором и на третьем.
Когда ж на девятом месяце родился
вполне нормальный ребенок,
слов уже не осталось.
Поздравляли нас по телефону.