Я выхожу из машины и хлопаю дверью, загоняя старые замки в паз. Уже давно пора купить новую тачку, но отцу такая покупка не по карману, а мы с братьями до последнего времени тратили деньги прежде всего на свои мотоциклы.
Отец видит меня и на секунду вскидывает голову. Отложив в сторону грязную, испачканную в мазуте ветошь, берет в руку узкий фонарик и наклоняется к двигателю, освещая его. Бурчит под нос, простукивая соединения, как привык:
— Так и знал. Поршни забились сажей, придется снимать мотор и чистить. И карбюратор смотреть — мне не нравится запитка двигателя. Как бы там трещины не оказалось. Сможешь завтра проверить сетчатый фильтр и нет ли течи?
— Хорошо, я посмотрю.
— Чего так рано вернулся, Мэт? — спрашивает отец. — Ты мне всю неделю твердил, что в субботу будешь занят личными делами. Я тебя раньше ночи и не ждал.
— Да так, — отвечаю сухо, — вернулся и все. А ты почему работаешь? Это, вроде, не срочный заказ.
— Ну, срочный не срочный, — ворчит он, — а я деньги не из собственной задницы достаю, когда приспичит. Жрать завтра что будешь?
Только вчера заказчик рассчитался с нами за работу, так что теперь уже я хмурюсь, хотя настроение и так дерьмовее некуда.
— Ты можешь сказать, в чем дело? Еще утром у нас было четыреста долларов. Ты не пил, к нам приехала Бэт — ее машина стоит возле дома. Я правильно понял, что ты отдал деньги ей?
— Правильно. Все до копейки, чтоб ее!
— С ней все хорошо? Она была у Криса?
Отец разгибается, выключает фонарик и отбрасывает его на тряпки, вытирая тыльной стороной ладони грязный лоб.
— Да откуда я знаю? Приехала, разревелась, что у нее нет дома. Я ни черта не понял. Черт, Мэт! — сердится отец. — Спроси ее сам. Терпеть не могу нытье этой девчонки! Я уже думал, что избавился в этой жизни от плаксивых баб, так нет же — сынок постарался. Теперь оказывается, что я еще одной должен!
Я оставляю отца, выхожу их гаража и иду к дому. Войдя в прихожую, сразу замечаю свет в гостиной и понимаю, что Бетти там.
Так и есть, девушка Криса сидит на диване перед включенным телевизором, смотрит дерьмовое модное шоу и ест сахарные пончики из розовой коробки.
Она еще сильнее поправилась и давно не мыла голову, отчего русые волосы кажутся темными. И у нее расстроенный вид.
Когда я вхожу в комнату, она как раз утирает салфеткой мокрый нос и засовывает руку в коробку за очередным пончиком.
— А, это ты, Мэтью? Привет, — здоровается поверх плеча. — А я подумала Лукас. Господи, парень, что с тобой? — удивляется, оборачиваясь ко мне. — Ты стал выше, чем братья!
Бетти пробует улыбнуться, но у нее не выходит, и она бросает попытку. Просто пялится покрасневшими глазами, пока я прохожу через комнату, и останавливаюсь перед ней.
— Привет, Бетти. Весь секрет в здоровой пище, я тебе говорил. Что случилось? — серьезно спрашиваю девушку. — Отец сказал, тебе негде жить?
Она оставляет коробку в сторону, на диван, и тяжело вздыхает, прислонив ладонь к большому животу.
— Да, я поссорилась с матерью и переночую сегодня здесь, если ты не против. Просто в один момент достало все и надоело!
Ей надоело не в первый раз, но в первый раз она выбирает для этого не самое подходящее время.
— Конечно, комната Криса для тебя всегда свободна. Но я сегодня утром говорил с братом, и он сказал, что тебе через две недели рожать, и что ты себя неважно чувствуешь.
Девушка поджимает губы и отворачивается к телевизору. Продолжает есть пончики.
— Бетти?
— Ну что, Мэтью?
— Ссориться с матерью — плохая идея. Так или иначе, тебе понадобится помощь с ребенком, пока Крис в тюрьме. Ты должна это понимать.
Бетти лениво дожевывает пончик, и вдруг отшвыривает от себя коробку. Громко всхлипнув, закрывает рот кулаком. Начинает плакать, и мне приходится сесть с ней рядом на диван и обнять за плечи.
— Перестань, слышишь? Все будет хорошо.
— Я не хочу его, Мэт! — внезапно признается девушка и мотает головой: — Ничего не будет хорошо. Не будет!
— Кого «его»? — не понимаю я.
— Ребенка. Я не хочу его! Мне кажется, я его уже ненавижу!
Это признание звучит так неожиданно, что я замираю, опешив, не понимая всерьез она говорит или нет.
— Ты с ума сошла, Бэт? Что ты несешь?! Если тебе нужны деньги — скажи. Мы никогда тебе не отказывали…
Бетти встает с дивана, и я замечаю, какая она большая. Она плачет и сердится одновременно, и догадаться, что ее эмоциональное состояние оставляет желать лучшего, не сложно.
— Хватит, Мэтью! Хватит! — почти кричит. — Четыре паршивых сотни — это ты называешь деньгами?! Ты хоть представляешь, сколько всего нужно ребенку? Кроватка, памперсы, хорошее питание, отдельная комната… Господи, ему нужны отец и мать! Забота и любовь! К черту, Мэтью! Мне надоело лгать самой себе и верить, что завтра я проснусь, а мир вокруг изменится. Ничего не изменится, и ты это знаешь лучше меня!
— Но Крис не будет сидеть вечно, Бэт. Он выйдет…
— Ха! Через шесть долбанных лет?! А дальше что? Хочешь я тебе расскажу?
Я не хочу, но Бетти это не останавливает.
— Не пройдет и года, как он сядет вновь, попавшись на очередной краже, потому что ему в кайф легкие деньги. Что он сможет дать ребенку? Нашему малышу? Говенные игрушки из Красного креста — дешевые и обработанные антисептиком? Ржавый трейлер? Что я буду со всем этим дерьмом делать? У меня будет ребенок, но больше не будет ничего! Ни работы, ни денег, ни мужа, ни даже надежды на лучшую жизнь! Я разжирею и задохнусь в этом паршивом городе! Буду считать каждую копейку из пособия, чтобы отвезти Крису в тюрьму передачки, и в лучшем случае трахаться с ним два раза в месяц. И знаешь что? Крис это дело любит, и уже через год я буду беременна снова. И что тогда? Каждый раз приезжать сюда с протянутой рукой? Не устанешь выворачивать карманы, Мэт?
Я тоже встаю с дивана, чувствуя, как у меня холодеет затылок и стынет голос:
— Даже не думай, Бэт, — предупреждаю. — Палмеры не бросают своих детей!
— А кто говорит бросить? — глаза Бетти, полные слез, приближаются ко мне. — Мой малыш родится здоровеньким и красивым, да его любая семья к себе с радостью возьмет! Тебе ли не знать, что каждый заслуживает на нормальных родителей. Ну, какая из меня мать, если мне жить негде?! А моя мать не станет мне помогать, она собралась замуж и сказала, чтобы я сама решала свои проблемы!
— Что ты хочешь от меня, Бэт? Зачем тебе Лукас?
— Мэтью, — девушка находит мою руку и цепляется за нее. — Поговори с Крисом, очень прошу. Убеди его отдать ребенка. Поверь, так будет лучше!
Лучше для кого?! Да она точно не в себе!
— Нет, не лучше! — отказываюсь принимать ее слова всерьез. — На меня и Лукаса не рассчитывай! Ни один из нас на это не согласится, и тем более Кристиан!
Бетти злится, это видно, и вдруг вспыляет:
— Да кто вас спрашивает, уроды! И Криса тоже! Сама решу, что делать со своей чертовой жизнью! Лучше бы твой брат сразу на мне женился, а теперь он мне никто! Пусть докажет сначала, что отец ребенка!
На диване валяется сумочка Бэт, и она трясущимися руками поднимает ее и достает из кармана сигарету. Щелкнув зажигалкой, затягивается, наполняя комнату вместе с дымом сладковатым запахом травки.
Я тут же отбираю сигарету из ее рук. Обжегшись, все равно сминаю ее в кулаке и отшвыриваю в сторону.
— Бетти, что с тобой?! Ты сама лезешь на дно. Не смей курить эту дрянь! Вот об этом точно станет известно твоему парню и не факт, что он тебя не достанет даже из тюрьмы! Лучше бы мяса себе купила!
— Да ему плевать на меня, разве ты еще не понял?! Бетти, крошка, — кривляет девушка моего брата, находясь на грани истерики, — Вот увидишь, я сделаю этого чувака на две штуки, и мы погуляем! Я была дурой, Мэтью! — ее сумочка летит в стену, но она этого не замечает. — Крис такой же чокнутый, как ваш папаша! Неужели ты не видишь, что меня ждет?!
Не ей мне рассказывать о собственной семье, но не это меня возмущает.
— Марио не лучший отец, это правда, но он никому нас не отдал. У нас был дом!
— Дом?! — глаза Бетти округляются. — Ты называешь домом вот этот притон, в котором перебывали все шлюхи округи?! А ты не думал, что зря? Что ты мог вырасти совсем другим парнем, воспитай тебя нормальные родители? Ты же умник, Мэт, так почему сейчас стоишь тут, а не учишься в Гарварде и не катаешься на «Порше» с какой-нибудь богатой девчонкой? Где ты был, кроме Сэндфидл-Рока? Что видел, кроме голых задниц и гнилого днища машин? Да ничего! А я видела, и не хочу своему малышу такой жизни. Не хочу однажды на вопрос сына: «Где мой папа?», ответить, что он сидит в тюрьме, потому что вор!
— Черт, Бетти, замолчи! — я выдыхаю это сквозь зубы, и сам пытаясь взять себя в руки. — Успокойся, — прошу девушку, положив пальцы ей на плечо, — я приготовлю тебе что-нибудь поесть…
Но Бетти не слушает. Ее плач уже перешел в рыдание, и она внезапно шагает ко мне и ударяет по лицу. С всей силы отвешивает пощечину, выкрикнув:
— Не трогай меня! Ненавижу Криса и вас всех! Ненавижу тебя!
Пощечина обжигает и отрезвляет одновременно, довершив сегодняшний день финальным аккордом.
Девушка не извиняется, нет. А зачем? В моем лице она видит Криса и всю нашу гребанную жизнь. И наверняка не помнит о том, что сама с Палмером связалась. Они все с нами связываются, покупаются на смазливые лица и фигуру, а потом проклинают, ненавидя всем сердцем и мечтая смыть память о нас, словно грязь.
Бетти садится на диван, поднимает коробку, собрав в нее пончики, поправляет живот и продолжает есть, таращась на яркую картинку в плазменном телевизоре, как будто только что ничего не произошло.
Входная дверь открывается, и в дом, а потом и в гостиную входит Лукас в обнимку с какой-то хихикающей девчонкой. Но на вопрос брата, что здесь случилось и почему Бэт кричала, я ответить не могу и просто убираюсь нахрен, оттолкнув его с дороги плечом.