– А вот у тебя выиграть не могу! – сокрушался Володя…
Так вот, я ожидал почему-то, что Храмов, человек нашего круга (приятель Войновича), отнесется ко мне доброжелательно. И ошибся.
Его редзаключение было разгромным, как та шахматная партия. Но только в шахматах все было честно, а здесь преобладали необъективность и подтасовка фактов: отрицательные рецензии на мою первую рукопись (в том числе Бориса Куликова с откровенно политическим подтекстом) были беззастенчиво отнесены ко второй рукописи, имевшей три положительные рецензии.
Я был потрясен, не мог ничего понять. Почему меня включили в план редподготовки, как говорится, жали руку, а потом так же неожиданно оттуда выбросили, а теперь еще эта разгромная рецензия?
Фогельсон в доверительном разговоре объяснил мне произошедшее. Он был немногословен: Числов принял меня за другого, он спутал мою фамилию со схожей. Кажется, фамилия того поэта, с которым он меня спутал, была Евсиков или Евпатов. А того Евсикова (Евпатова) двигал не кто-нибудь, а сам Анатолий Софронов, один из литературных генералов старой, еще сталинской гвардии. Потому-то Числов и не поверил мне, когда я утверждал, что не имею в издательстве никакой поддержки. Он считал себя обязанным угодить Софронову и включил меня в план. А потом оказалось, что спутал фамилию. И нужно было исправлять ситуацию, убрать меня из плана, зарубить рукопись.
Теперь-то мне стало ясно, что самым благородным человеком во всей этой ситуации оказался чудаковатый Герман Флоров: начальство требовало от него убойного редзаключения, а он не захотел брать грех на душу. Зато это с охотой исполнил Евгений Храмов, у него, кстати, вскоре вышла книга в «Советском писателе».
А моя первая книга вышла только в 1987 году, уже в годы перестройки. Вышла в издательстве «Современник» совершенно неожиданно, потому что там у меня не было никаких знакомств.
В Малеевке без Балтера
За несколько дней до новогодних праздников 1978 года я взял полагающиеся мне на работе отгулы и уехал в деревню Вертошино вместе с Ириным пуделем Атосом, который уже упоминался в моих воспоминаниях. Ира рада была доставить собачке удовольствие пожить на свежем воздухе и поэтому доверила его мне. Дом Балтера пустовал, и Галя, вдова Бориса, без всяких разговоров дала мне ключи от дачи. Сама она собиралась приехать позднее, к самому празднику, чтобы встретить там Новый год. Кроме нее и Иры на встречу Нового года должны были приехать моя жена Клара и Войнович с женой и маленькой дочкой – с Войновичами я тогда еще знаком не был.
Декабрь стоял снежный. Дорожку от калитки до крыльца приходилось ежедневно расчищать лопатой. Местных жителей, когда я выходил гулять с Атосом, не было видно. Лишь кое-где поднимался над крышами дым из труб. По вечерам над деревней стояла девственная, во что теперь уже трудно поверить, тишина, не нарушаемая никакими звуками. Одинокий фонарь, рассекая чернильную тьму, слабо освещал дома в самом начале деревни. Было пустынно и тихо.
Но в один из вечеров в деревню вкатился огромный трейлер и, круто развернувшись в неглубоких еще сугробах, остановился на пустыре, что напротив дома. Это вызвало у меня нехорошие предчувствия. Погасив свет на первом этаже, я какое-то время наблюдал за ним, приоткрыв занавески, но ничего подозрительного не заметил. Неожиданное появление трейлера связалось для меня с предстоящим приездом Войновича – ведь за ним «компетентными органами», как тогда именовалась контора на Лубянке, велась постоянная слежка. К счастью, я ошибся: рано утром трейлер убрался восвояси. Видимо, водители просто решили переночевать в тишине и покое перед въездом в первопрестольную.
А к вечеру приехали Войновичи: Володя, Ира и маленькая Оля. Вскоре мы уже играли с Володей в шахматы. Он оказался очень азартным игроком и мог играть несколько часов подряд. Но силы были неравные, я играл намного сильнее и постоянно выигрывал. А он поставил себе задачу обыграть меня, хотя бы раз. Но это ему не удавалось, и поединок затягивался допоздна. Войновичи ночевали на втором этаже, а я на первом, в кабинете Бориса. Утром я слышал, как Ира, уговаривая дочку съесть яйцо, сваренное всмятку, приговаривала что-то такое:
Я желток желткович,
Я хочу, чтоб меня съела
Олечка Войнович.
А еще помню, что маленькая Оля пуделя Атоса очень уважительно называла Атосовичем…
Тридцать первого вся компания была в сборе. Еще приехал друг Войновича физик-экспериментатор Валя Петрухин. Воцарилось предпраздничное оживление, веселая суета. Всем участникам праздничного застолья полагался подарок, а места за столом были распределены персонально. При этом для каждого (хозяйки дома позаботились об этом) предназначалась красочная открытка с какой-нибудь народной пословицей или поговоркой, подобранными со значением…
Что было дальше, не помню. Совсем не потому, что был сильно пьян, как может подумать иной читатель, а потому, что неизменно встречал Новый год в этом доме в течение десяти лет, с 1975-го по 1984 год. И все эти праздничные вечера смешались в памяти. А отчетливо запомнилась только встреча 1980-го.
Почему-то она запомнилась не только мне. В этом я в первый раз убедился, когда в начале нового века Оля Войнович опубликовала в «Новых известиях», кажется, «Историю о настоящем Деде Морозе», такой святочный рассказ, в котором воспроизвела подробности того вечера в доме Балтера. А через несколько лет уже Владимир Войнович опубликовал где-то (не помню где) рассказ «Демонтаж», навеянный теми же воспоминаниями. А еще позже, в 2010 году, я прочел описание той же новогодней ночи в его книге воспоминаний «Автопортрет. Роман моей жизни», где к тому же он называет и мое имя.
Причем Оле Войнович запомнилось, будто я напал на Деда Мороза, отобрал у него наряд, бороду с усами и мешок с подарками, а ее отец, никак этого не опровергая, в роли Деда Мороза представил совсем другого человека, которого даже не было среди нас в ту новогоднюю ночь.
Все это побуждает и меня рассказать о том, как все было на самом деле, а особенно с Дедом Морозом.
А было вот как. В Москве и Подмосковье стояли небывалые морозы. Проснувшись утром 31 декабря в доме Балтера, я увидел, что столбик красной жидкости в градуснике, установленном за окном, показывает 40! Газовая плита не зажигалась. Пришлось выбежать на улицу и поколотить поленом по трубе, подводящей газ от баллона. Не буду приводить подробности того дня, да я их и плохо помню. Поэтому перейду сразу к вечерним событиям. Войновичи, которые приехали с Валей Петрухиным, привезли с собой игрушку для взрослых – радиопередатчики «Walky-Talky», подарок Володе от американского друга. И вскоре мы мужской компанией отправились за елкой в ближайший перелесок, прихватив с собой эту игрушку. Володя постоянно поддерживал связь с домом. При этом его сообщения имитировали разведдонесения: «ищем объект», «объект найден», «приступаем к демонтажу объекта» и т. п. Его жена принимала эти его сообщения и, смеясь, пересказывала их Олечке.
Срубив подходящую елочку, мы двинулись к дому. И тут нас обогнал военный газик с пеленгатором, который направлялся в деревню, и долго ехал впереди нас, пока его габаритные огоньки не скрылись из вида. Войдя в дом, мы рассказали о газике и забыли о нем. До полуночи оставалось еще около трех часов. Нужно было укладывать спать Олечку Войнович и пришедшую к ней в гости Настю Виноградову – Виноградовы на Новый год всегда приезжали в Малеевку, в писательский «дом творчества». Володя, я и Валя стали расставлять шахматы, чтобы за игрой скоротать медленно движущееся время. Но тут хозяйка дома Галя Балтер, руководствуясь соображениями женской солидарности, решительно прервала наше начинание.
– Граждане, это нечестно, – возмутилась она, – женщины работают на кухне и готовят стол, а мужчины будут развлекаться.
Пришлось подчиниться. Мы приуныли. А тут как раз должен был появиться Дед Мороз с подарками для девочек. Но обычно выступавший в этой роли Игорь Виноградов вдруг забастовал и предложил нарядиться Дедом Морозом кому-нибудь другому. Выбор почему-то пал на меня. Я никогда не имел никакой склонности к театрализованным представлениям и наотрез отказался. Но общество не унималось, время шло, девочек нужно было провожать ко сну. И тут у меня мелькнула корыстная мысль.
– Хорошо, – вдруг согласился я, – но при одном условии: нальете мне стакан несмеяновки (так называлась у нас клюквенная настойка на водке)!
Мое предложение было принято. Я отправился в кабинет Бориса облачаться в красный халат Деда Мороза и приклеивать бороду с усами. Представление прошло с успехом. Девочки меня не узнали, они с восторгом разглядывали подарки и вскоре отправились спать на второй этаж.
А мне, на зависть скучающим в ожидании застолья мужчинам, поднесли стакан красноватой жидкости крепостью около 30 градусов да еще свежеиспеченный пирожок на закуску. Потом я вышел на крыльцо покурить и опять увидел военный газик, выезжающий из деревни: они все еще кого-то выслеживали. Я рассказал об этом Войновичу и Петрухину, и тут мы поняли, в чем дело: военные засекли наши игры с радиопередатчиком и теперь надеются найти злоумышленников. Ведь в районе Рузы, как говорили местные жители, располагались ракетные воинские части, и местность была, по-видимому, под усиленным контролем…
И вот пришло время садиться за стол. Сначала были проводы старого года. Потом по телевизору прошамкал свою речь безобразно обрюзгший Брежнев. Под бой курантов мы, как положено, выпили шипящее шампанское. И пошли тосты за хозяек дома, за свершение надежд, за присутствующих. Наконец Галя вспомнила, что пора доставать подарки из-под елки. Тут вновь понадобился Дед Мороз. Я опять напялил на себя красный халат, а усы и бороду решил не приклеивать. Кто-то в подпитии выбежал из дома и стал колотить в окна, извещая о приходе Деда Мороза. Поэтому, когда я появился с мешком подарков у стола, сверху раздался испуганный крик девочек. Разбуженные стуком в окна, они выбежали на лестницу посмотреть, что происходит внизу у взрослых. Я ретировался, путаясь ногами в полах халата и с трудом удерживая равновесие. Родители бросились успокаивать малышек, на ходу придумывая оправдания происшедшему. Утром эти оправдания сложились в легенду, по которой подвыпивший дядя Витя догнал уходящего из деревни Деда Мороза, отнял у него халат и подарки и принес их в дом. Так я и остался в памяти девочек подвыпившим злодеем, ограбившим Деда Мороза.