А пока она продолжала сотрудничество с журналом, перевела «Рассказы» Мари Деплешен, небольшой роман Вирджини Депант «Тeen spirit», роман обожаемого ею Туссена «Любить». Вместе с подругой Машей Архангельской взялась перевести дамский роман Николь де Бюрон с забавным названием, которое в переводе на русский звучит так: «Дорогой, ты меня слушаешь? Тогда повтори, что я сейчас сказала…»
В 2004 году в издательстве «Текст» вышел в Ирином переводе роман нобелевского лауреата Франсуа Мориака «Черные ангелы», до тех пор в России не переводившийся.
Редактором Ириных переводов в издательстве «Иностранка» была ее подруга Ира Кузнецова, сама прекрасная переводчица с французского. Иногда, очень редко, она просила Иру приехать в издательство, и они засиживались за работой часов до семи, а то и позже. А я, придя со службы, не заставал Иру дома. Я всегда очень остро переживал ее отсутствие, не находя себе места. Когда ее возвращение затягивалось, я приходил в большое расстройство и при встрече мог устроить семейную сцену. Ира бывала этим возмущена, реагировала на мои упреки очень сурово и обвиняла меня в избалованности. Каково же было мое удивление, когда я впоследствии узнал от Иры Кузнецовой, как переживала моя бедная жена, украдкой поглядывая на часы, что я вернусь с работы и не застану ее дома!
Миша учился уже в Институте Азии и Африки. После третьего курса ему была предложена годовая стажировка в Иерусалимском университете, чем он не преминул воспользоваться. Поэтому с осени 2004-го по весну 2005 года он жил в Иерусалиме.
Но этому предшествовали бурные события 2003 года: после зимней сессии его отчислили из института. А дело было так. У него не сложились отношения с преподавательницей английского языка. Хорошо успевая по большинству дисциплин, он привык к неизменно доброжелательному отношению преподавателей. А тут вдруг, не проявляя в изучении английского необходимого рвения, столкнулся с естественным недовольством англичанки. И, вместо того чтобы исправить положение, начал прогуливать занятия. За семестр он пропустил 14 занятий. На экзамене, конечно, получил неуд. Не успел его пересдать до окончания сессии. И тем самым дал формальный повод для отчисления. На какие-либо компромиссы преподавательница пойти отказалась. И вот, только когда его отчислили, он соблаговолил сообщить об этом родителям, потому что его просто перестали пускать в институт.
Ира, несмотря на болезнь, бросилась распутывать ситуацию. Встречалась с заведующим кафедрой Аркадием Ковельманом, который с самого начала учебы благоволил к Мише, но в данной ситуации уже ничего не мог сделать. Через него озабоченная судьбой шалопая-сына мать добилась встречи с ректором Михаи лом Меером.
Меер, человек по натуре совсем не кровожадный, да еще, как оказалось, читавший в «Иностранной литературе» Ирины переводы с французского, пообещал помочь после консультации с Ковельманом. В итоге Мише разрешено было посещать занятия в качестве вольнослушателя с тем, чтобы в весеннюю сессию он успешно сдал все полагающиеся экзамены и, конечно, пересдал злополучный английский.
Казалось бы, можно было радоваться, но радость оказалась недолгой. В эти же дни пришла повестка из военкомата. Миша после отчисления из института автоматически подлежал призыву в армию.
Я помчался на Новый Арбат, в Комитет солдатских матерей, на первичную консультацию. Через день мы приехали туда вместе с Ирой. Нас внимательно выслушали, предложили план действий. Оказалось, что юридически мы можем рассчитывать на повторную отсрочку от армии для нашего дитяти. Для этого нужно было подать соответствующее заявление военкому района.
– А вы не скажете, как его фамилия, имя и отчество? – спросил я.
– Фамилия, имя, отчество? – грозно переспросила «солдатская мать». – Много чести будет! – отрезала она.
Мы поблагодарили и ободренные отправились домой. В нашем переулке только что открылось кафе «Булошная». Мы зашли в него, чтобы отметить временный успех.
Но на всякий случай было получено разрешение от Аксеновых воспользоваться на время их квартирой – они в это время находились в Биаррице. Мишу мы на несколько дней отправили туда, чтобы в случае неожиданного визита из призывной комиссии он случайно не оказался дома. Спасибо «солдатским матерям», все окончилось благополучно. Они, как мы убедились, хорошо знают свое дело!
Так вот, с осени 2004-го Миша жил в Иерусалиме, и Ира решила его навестить весной 2005-го. Потому что зимой там холодно: в домах нет отопительной системы. А летом – жарко. Я был очень обеспокоен ее намерением, потому что яркое солнце чрезвычайно опасно для пораженных ее болезнью. Но она успокаивала меня тем, что весной солнце не такое сильное. Она улетела на десять дней в середине апреля.
В первый же вечер ее ограбили в литературном кафе, куда она повела сыночка поужинать. Сумку она повесила на спинку своего стула, Миша сидел напротив. За столиком сзади сидела французская пара. В этом зале было всего два столика. Перед столиками возвышалась стойка, за которой находились три официанта, беседующие между собой. Когда пришла пора расплачиваться и Ира протянула руку за сумкой, сумки не оказалось. При этом никто ничего подозрительного не заметил: ни Миша, сидевший напротив, ни французская пара, ни официанты. Хозяин кафе вызвал полицию. При просмотре записи на видеокамере, установленной в зале, Ира с изумлением увидела некоего молодого человека с большой сумкой через плечо. Молодой человек прошелся по залу, вдоль стен которого установлены книжные полки, как бы рассматривая книги. Потом оказался между столиками, за спиной у Иры. Ловким движением руки подхватил ее сумку – в той же руке был зажат ремень его сумки, снятой к этому моменту с плеча. Затем он таким же ловким движением перекинул ремни обеих сумок через плечо и не спеша вышел из зала. Ира была потрясена его ловкостью, а также тем, что никто ничего не заметил. Рассказав мне об этом по возвращении домой, она предположила даже, что похититель использовал гипноз.
В результате она оказалась без копейки (в смысле, без шекеля) и, вместо того чтобы немного побаловать сына, вынуждена была занять у него какие-то крохи. Слава Богу, документы и обратный билет на самолет ей возвратила на следующий день полиция.
Несколько дней она провела в Иерусалиме, потом побывала у своего одноклассника Марка и у моей племянницы Майи, которая с мужем Володей живет в Ришон-ле-Ционе. У них она пробыла четыре дня. Здесь ее застала жара. На цифровых фотографиях, сделанных Володей (ее фотоаппарат украли), она закрыта пляжным полотенцем по самую шею, а голова защищена панамой. Но когда она купалась в море, открытые части ее тела, конечно, ничем не были защищены.
Теперь эта ее фотография в семикратном увеличении висит справа от моего письменного стола.
Вернувшись в Москву, Ира стала настойчиво предлагать мне тоже куда-нибудь съездить, приговаривая при этом, что потом может быть поздно. Осенью 2004 года я ушел с работы и поэтому впервые в жизни был совершенно свободен. К ее присказке, что потом может быть поздно, я не отнесся серьезно. Она хорошо себя чувствовала, воодушевленно рассказывала мне о своей поездке. Тем не менее, возвращаясь как-то с Тилем с дневной прогулки на Чистопрудном бульваре, я обратил внимание на рекламу туристического бюро, расположенного на Покровке. Меня привлекло предложение поехать в Италию. Я зашел, привязав пса на втором этаже здания у батареи отопления. И тут же был охмурен симпатичной блондинкой-менеджером, уговорившей меня немедленно отправиться в путешествие по маршруту Рим – Флоренция – Венеция. 9 мая я был уже в Риме, откуда, как мне запомнилось, по телефону поздравлял своего старинного приятеля с семидесятилетием.
В Италии я был первый раз и, конечно, привез домой массу впечатлений и фотографий. Ира чувствовала себя хорошо. Результаты очередного обследования были вполне обнадеживающими. Лечащий врач собиралась пригласить ее на какую-то медицинскую конференцию по проблемам онкологии. Там она собиралась представить ее как пациентку, у которой в результате лечения полностью преодолены метастазы в печень. Единственное, что несколько беспокоило Иру, – это глаза. У нее стало расслаиваться изображение при работе на компьютере. А ей как раз нужно было сдавать в издательство очередную работу. Я отправился в институт Гельмгольца, расположенный поблизости, на Земляном Валу, и записал Иру на прием к специалисту.
Но идти нам туда не потребовалось: оказалось, что дело не в глазах. А выяснилось это благодаря тому, что Ира настояла на том, чтобы в онкоцентре ей сделали томографию мозга. Настояла – потому что врачи не видели в этом смысла, авторитетно утверждая, что в ее случае метастазы в мозг невозможны. Но результаты томографии показали, что возможны! Это был удар совершенно неожиданный, во всяком случае для меня.
Снова началось усиленное лечение: химиотерапия. Делать облучение головы врачи не решились. Я почему-то был уверен, что и в этот раз, как в случае с метастазами в печень, лечение даст результат.
Работой, которую Ире нужно было сдавать в издательство «Иностранка», был перевод небольшого романа Кристиана Остера «Свидания».
Она должна была внести правку на компьютере. Работала она всегда по такому плану: первоначальный перевод сразу на компьютере, потом распечатка его и правка ручкой, потом внесение правки в компьютерный текст. Вот эту последнюю правку и нужно было внести, но она не могла этого сделать из-за того, что текст двоился у нее в глазах. В первый раз в жизни я должен был принять участие в ее работе. Она никогда прежде не доверяла мне этого и, больше того, даже не давала прочесть весь перевод до публикации. Видимо, таким образом она самоутверждалась в своей независимости от кого-либо и в полной самостоятельности.