Летом в издательстве «Зебра Е» решили издать небольшую книгу аксеновских предисловий и послесловий к книгам товарищей по цеху. Еще год назад от имени этого издательства меня очень настойчиво атаковал Валерий Краснопольский с предложением переиздать что-нибудь аксеновское.
А теперь получилось так. «Зебре Е» предложил свою книгу прозы поэт Владимир Мощенко, давний друг Василия. Они когда-то познакомились и подружились как любители джазовой музыки. И книга Мощенко была связана с джазом. Названием ее стало название главной повести книги «Блюз для Агнешки». В издательстве сообразили, что через Мощенко есть возможность привлечь к сотрудничеству Василия: «Пусть Аксенов напишет предисловие к вашей книге», – предложили ему. Василий, конечно, не смог отказать старому другу, и так появилось его предисловие к книге Мощенко: «Рожденный в джазе».
Издательство решило развить успех, и так возникла идея книги, тем более что речь шла об аксеновских предисловиях и послесловиях к тем книгам друзей, которые как раз в «Зебре Е» и были ранее изданы. Василий попросил меня связаться с издательством и составить такую книгу. Материала оказалось очень мало, для книги его не хватало. Мне пришлось поломать голову над тем, как выйти из создавшегося положения. В результате первоначальный материал был дополнен несколькими уже опубликованными в книге «Зеница ока» статьями и эссе, а также несколькими интервью.
Подзаголовок книги определился: «Предисловия, послесловия, интервью». Оставалось придумать заглавие. С этим вопросом я пришел к Василию, перебирая в уме разные не очень-то удачные варианты. Но он решил вопрос молниеносно: на секунду задумался, посмотрел в окно и произнес по слогам (по ассоциации со своим предпоследним романом): «Ква-каем, ква-каем».
20 августа у Аксенова был юбилей: ему исполнялось 75. Сначала «Первый канал» телевидения готовил к этой дате большую программу, в Биаррице работала съемочная группа. Но потом был дан отбой, что говорило о нежелательности для верховной власти широкого чествования Аксенова, улавливались и другие сигналы подобного рода. Поэтому Аксенов демонстративно улетел накануне юбилея в Биарриц. Я оказался там 19-го. Он встречал меня на машине в соседней Байонне. В Байонне, потому что я ехал не из Парижа, а с дачи наших с Ирой парижских подруг Сони и Флоранс, распложенной в Ландах. Я провел с ними несколько дней, а потом они посадили меня в автобус, идущий к океану, и через несколько часов я оказался в совершенно незнакомой мне Байонне. Встреча с Василием была назначена у Кафедрального собора. Я шел от автовокзала, перешел по мосту реку и вышел к собору, который был мне хорошо виден на протяжении всего недолгого пути. Все это напоминало какой-то шпионский фильм с явками и паролями. Об этом я, смеясь, сказал Василию при встрече – он появился у собора минут через пять после меня.
На следующий день с утра до вечера трезвонил телефон: Василия поздравляли из Москвы, из Казани, из Петербурга, из Парижа, из Америки. Вечером пришли гости: Сергей и Марина Тимаковы. У них тоже есть дом в Биаррице. Подарили симпатичный пейзаж неизвестного мне автора в роскошной раме со стеклом. Сразу же повесили его на какой-то крючок в стене. Но крючок оказался ненадежный. В разгар застолья (Майя угощала жареными перепелками, которых упорно называла куропатками) картина с грохотом сорвалась со стены, упала на батарею отопления, вывернув ее крепление, но не разбилась. Сейчас, вспомнив об этом, не могу не подумать, что это происшествие во время празднования последнего Васиного дня рождения было недобрым знаком.
Но тогда оно вроде бы не омрачило вечера. Было много баек. Василий, в частности, рассказал, как Ростроповичу в советские времена вручали премию в Италии. Так как премию в виде денег советские граждане обязаны были сдавать в посольство (на благо державы!), итальянцы решили подарить ему этрусскую вазу. Но и за вазой утром пришли товарищи из посольства.
– Вы должны ее сдать, – объяснили они ему.
– Ах, сдать? – переспросил Ростропович и, передавая ее, «случайно» разжал руку. Ваза с грохотом разбилась.
Василий слышал это от самого Ростроповича.
Двадцать первого заработал факс: пошли поздравления от главы президентской администрации Медведева, потом от премьера Фрадкова, потом от Нарышкина (не помню уже, какую он должность тогда занимал). Телефонограмма от президента была получена накануне. Это все почести, каких заслуживал, по их мнению, знаменитый писатель в свой юбилей.
Опять, как четыре года назад, прогуливались по набережной с Пушкиным. Иногда приходилось прерывать прогулку из-за дождя, хватать Пушкина и прыгать в машину. Дожди шли каждый день не по одному разу. Я прочел первую строфу неожиданно сложившегося накануне вечером стихотворения:
Над побережьем непогода,
У неба тушь течет с ресниц.
Спасенья нет и нет исхода,
Дождем затоплен Биарриц…
– А дальше? – заинтересованно спросил Василий. Но я не стал продолжать.
Однажды, когда мимо нас прошла миловидная женщина с шоколадным цветом кожи, он схватил меня за руку:
– Ты видел, как на тебя сейчас посмотрела эта мулатка? Беги за ней!
– Куда ж я побегу, не зная языка, – ответил я.
– Ну, смотри, – разочарованно сказал Василий.
В эти же дни, не помню, по какому поводу, он вспомнил несколько случаев, когда подвергался смертельной опасности.
В Чегеме вместе с Майей завис в кабине фуникулера с лыжами. Висели над пропастью около часа на морозе. Приходилось усиленно двигаться на месте, чтобы не замерзнуть.
В восьмилетнем возрасте тонул в реке Свияге. Чудом спас какой-то солдат. Откачал.
Потом в пионерском лагере перевернулся баркас на слиянии Свияги с Волгой. Спасли находившиеся неподалеку рыбаки.
Еще раньше рассказывал о покушении на него в 1980-м, перед отъездом в эмиграцию, когда он, возвращаясь с Майей из Казани после прощания с отцом, чудом избежал лобового столкновения с самосвалом. Это есть в каких-то интервью и подробно – в посмертно изданном романе «Таинственная страсть».
Тогда же рассказал, что однажды – это было на каком-то банкете после его выступления – он познакомился с тремя «блестящими генералами» авиации Дальневосточного военного округа. Время было еще советское, но генералы, оказавшиеся его читателями и почитателями, произвели впечатление людей свободно мыслящих и интеллигентных. Пригласили его выступить на военных кораблях во Владивостоке. Обещали прислать за ним военный самолет. А вскоре Василий узнал из газет об авиационной катастрофе, в которой погибли чуть ли не все руководители военного округа, в том числе эти три генерала. Он подозревал, что катастрофа была не случайной: такие свободно мыслящие генералы не могли нравиться центральной власти.
Ездил с Василием на его красном «ягуаре», доставленном из Америки, в аэропорт Биаррица – он решил заблаговременно взять себе билет в Москву. Довольно свободно объяснился с кассиршей. В аэропорту – ни единого человека. Несколько киосков со скучающими продавщицами…
Наблюдал как-то днем трогательную семейную сцену: Майя сидела на диване, а Василий лежал на том же диване, и голова его (затылок) была у нее на коленях. При этом, разговаривая, они называли друг друга «Маята» и «Васята». Василий еще называл ее иногда Маяковским.
В последний вечер Аксеновы повели меня в рыбный ресторанчик в порту Биаррица. Дождь, вода, капающая с зонтов. На узенькой терраске, конечно, никого нет. А в помещении с трудом нашелся свободный столик, было тепло и сильно накурено. К сожалению, не запомнил, какую рыбу мы ели (было очень вкусно), а спросить теперь не у кого: Майя таких мелочей давно уже не запоминает.
Уезжал я опять через Байонну. Василий отвез меня туда. В Байонне неудачно поехали вдоль канала, не заметив, что это тупик. Потом пришлось выбираться задним ходом метров 150. Василий был очень раздосадован ошибкой, но мужественно преодолел все трудности – набережная была довольно узкая.
В Москву Василий прилетел в начале сентября. Пятого я сопровождал его на книжную ярмарку. К ярмарке в издательстве «Вагриус» вышла необычная книга Аксенова «Край недоступных Фудзиям», в которой были собраны стихотворные тексты из всех его романов. Вместе с авторскими пояснениями, сделанными специально для этого издания, они и составили книгу. Названием стала завершающая строка стихотворения о дикой индейке (Wild Turkey) из романа «Кесарево свечение»:
Как эпизод картин Ван Дейка,
Как призрак из забытых царств,
Слетает дикая индейка,
И в небе царствует Моцáрт.
Она гуляет по газону,
Что так пленительно упруг,
И принимает круассаны
Из грешных человечьих рук.
Забыв про День благодаренья,
Когда счастливый пилигрим
Жрал индюшатину с вареньем,
Она курлычет филигрань.
Как дама важного эскорта,
Она несет букет лица.
Так иногда приносят куры
Подобья райского яйца.
Но если кто-то возалкает
Ее на блюде, сбоку ямс,
Она мгновенно улетает
В край недоступных Фудзиям.
Идея книги принадлежала главному редактору Алексею Кастаняну, а воплощала ее Елена Шубина, с которой мне вновь, к обоюдному, как мне кажется, удовольствию, пришлось сотрудничать.
На выставке, как и год назад, нужно было успевать из павильона в павильон. Василия со всех сторон атаковали журналисты. После ярмарки нас отвезли в Музыкальный театр им. Станиславского на Большую Дмитровку, где оглашались итоги конкурса «Большая книга». Василий должен был награждать и приветствовать Леонида Зорина. Потом мы оказались в артистическом кафе неподалеку, где был вечер Михаила Генделева. Собралась большая компания: Поповы, Кабаков, Веллер, Макаревич, Иртенев, Барметова. К Василию протиснулся Владимир Соловьев, преуспевающий уже в то время телеведущий. Подобострастно жал руку. Оказалось (я впервые увидел его не на экране), что он небольшого роста, довольно худощав. Мне он никогда не нравился, вернее, с того интервью с Сергеем Юшенковым (была у него когда-то такая программа «Апельсиновый сок»), которое я случайно увидел. Не забуду и не прощу ему, как он с издевательской ухмылкой спросил у кристально честного Юшенкова: «А на какие деньги вы живете?» Юшенков как лидер «Либеральной России» вел тогда переговоры с Борисом Березовским о совместных оппозиционных действиях. И вопрос Соловьева содержал довольно прозрачный компро