Старый друг Аксенова, известный джазист Алексей Козлов считает, что Василий всегда был «джазовым человеком».
На меня же наиболее сильное впечатление произвело признание Аксенова, как его мучила совесть за то, что он отказался пожать руку одному знакомому, совершившему против него подлость. Дело было на каком-то публичном мероприятии в Вашингтоне уже в годы перестройки. И человек, нагадивший в свое время Аксенову в Москве, остался стоять с протянутой в пустоту рукой. А Василий потом корил себя за то, что отомстил ему слишком жестоко.
Назовем ее Анной
Теперь, когда Майи[3] нет, кажется, я могу рассказать о деликатных обстоятельствах последнего года жизни Василия Аксенова, перед сокрушившим его инсультом, тем более что я был посвящен в эти события больше, чем кто-либо другой из близких ему людей.
В то утро, когда я позвонил Аксеновым (вероятно, это было в самом конце весны 2007 года), к телефону подошла Майя и на мою просьбу позвать Василия разразилась ожесточенной бранью в его адрес.
Я понял, что звоню не вовремя, и положил трубку.
А еще я понял, что в их жизнь вошла Анна…
Я познакомился с Анной поздней осенью 2005 года на Покровском бульваре во время вечерней прогулки со своим зенненхундом Тилем. Ее лохматый плосконосый пекинес с густой гривой на голове, такой лев в миниатюре, сразу своей меленькой походочкой подошел к громадному по сравнению с ним Тилю знакомиться, и они обнюхались. Ну и мы с Анной как-то легко и просто познакомились, несмотря на значительную разницу в возрасте.
С апреля 2006 года наши встречи с Анной на бульваре стали постоянными. Она охотно сообщила мне номера своих телефонов – домашнего и мобильного. И я звонил ей, когда выходил на прогулку, чтобы узнать, придет ли она на бульвар. Наше знакомство углублялось. Я постепенно узнал историю ее семьи и ее замужеств. Она восхищалась моей недавно ушедшей женой, которую узнавала по моим рассказам.
Анну отличала независимость в суждениях, и, казалось, ее мало интересовало, какое впечатление произведет на собеседника тот или иной ее поступок или пассаж. Так, например, ее раздражало коллективное пение песен Окуджавы на праздничных застольях у друзей. Его песни представлялись ей излишне сентиментальными. Зато она была увлечена личностью и стихами Артюра Рембо, дерзкая мужественность которого ей импонировала. Внутренняя сила была одним из свойств и ее натуры. Ну и в физическом смысле она не походила на беспомощных барышень начала ХХ века. Так, Анна рассказывала, что однажды в окраинном районе столицы с нее пытались снять шубу, но она оказала сопротивление грабителям.
Как-то, видимо, эпатируя меня, Анна призналась, что способна украсть, если это будет продиктовано чрезвычайными обстоятельствами. Вообще что-то в ее характере было от Жюльена Сореля, что и пугало, и создавало несколько мрачноватый ореол.
Литературную классику, как мне показалось, Анна знала не очень хорошо, что компенсировалось глубоким знанием и пониманием изобразительного искусства: она была художницей. И здесь она тоже была своеобразна, сторонилась проторенных путей, сосредоточившись на компьютерной графике, на использовании фотографии, на оригинальных идеях, нередко почерпнутых из философии, которой она интересовалась, но не капитально, а лишь в той степени, что соответствовала ее художественным замыслам. Анна неоднократно участвовала в международных и престижных отечественных выставках, но это, к несчастью, не сделало ей громкого имени.
Я часто рассказывал Анне о своей близости к Василию Аксенову, о мероприятиях, в которых постоянно участвовал вместе с ним. Например, о презентации очередного романа «Москва Ква-Ква», которая происходила в Фонде культуры на Гоголевском бульваре в марте 2006 года. Она с большим интересом слушала мои рассказы.
Личность Аксенова стала все больше интересовать Анну. Я неоднократно приглашал ее к Аксеновым, чтобы познакомить с ними. Но она категорически отказывалась, видимо, перспектива предстать в роли моей подруги ее не устраивала.
Как-то утром я предложил ей погрузиться с собаками в мою машину и подъехать к высотке на Котельнической набережной, где Майя должна была в это время выгуливать Пушкина. Это был похожий на пекинеса песик, породу его (то ли тибетский терьер, то ли тибетский же спаниель) сложно определить, ведь куплен он был с рук на старом Арбате в начале 90-х. На эту поездку Анна согласилась, как мне показалось, не очень охотно.
Выйдя из машины во дворе высотки, Майю с Пушкиным мы застали в соседнем к подъезду скверике. Познакомив ее с Анной, я понял, что это оказалось не очень кстати. Майя после трагической гибели в 1999 году любимого внука Вани была не склонна к общению с чужими людьми и к новым знакомствам. Тем не менее светская приветливость, как всегда, помогла ей скрыть свое состояние. Анна и Майя обменялись несколькими ничего не значащими словами, положенными при знакомстве, и мы с моей приятельницей отбыли обратно.
Анна была поражена неухоженностью Майи, ее невниманием к своей внешности.
– Как же так можно? – недоумевала она. – В едь жена Аксенова!
Я оправдывал Майю потрясением, которое она испытала в связи со смертью любимого внука Ивана и от которого до сих пор не оправилась. Но Анну мои доводы не убедили.
Летом того же 2006 года Василия ждали на кинофестивале в Одессе. Он летел из Биаррица с пересадкой в Шереметьево. Домой заезжать не собирался. Его должен был встретить в аэропорту сын Алексей. Эта встреча была у них условлена заранее, и я знал об этом. Но мое присутствие в Шереметьево не предполагалось. Однако Анна, узнав от меня о прилете Аксенова, стала уговаривать съездить повидаться с ним, ей хотелось увидеть знаменитого писателя и, возможно, познакомиться.
– Вы ведь друзья, – убеждала меня она.
– Но он не просил меня об этом, – пытался возражать я.
В конце концов я согласился. Анна сделала небольшой, с тетрадную страничку, портрет Аксенова в своей манере, использовав фотографию из интернета. По дороге в аэропорт мы остановились у какого-то киоска печати, где она купила паспарту, чтобы вставить в него этот портретик.
Увидев меня, Василий не удивился или не подал виду. Я познакомил его и Алексея с Анной. Без особого внимания взглянув на подаренный Анной портрет, Василий убрал его в портфель. Потом Анна непринужденно болтала с Алексеем. У них были общие темы – он тоже художник. Я перекинулся парой слов с Василием, и, попрощавшись с Аксеновыми, мы отправились с Анной в обратный путь.
Осенью 2006 года я как представитель Василия Аксенова (сам Василий отсутствовал в Москве) был приглашен на вечер издательства «Эксмо», посвященный какой-то круглой дате, кажется, десятилетию. Я пришел с Анной. Не помню, в каком ресторане это происходило. Столы были на шесть персон. Наш стол располагался в центре, близко к руководству издательства. Нашими соседями оказались автор приключенческих романов, занимавший первое место в издательстве по коммерческим показателям, знаменитая Татьяна Устинова, остроумная и любезная, и еще две писательницы, имен которых я не запомнил. То есть мы попали за стол с самыми важными авторами. Аксенов хотя и не приносил таких доходов, как упомянутые гости, но являлся брендом издательства, его имя высоко ценилось само по себе.
В ходе вечера Анна попросила познакомить ее с Леонидом Шкуровичем, одним из топ-менеджеров издательства, в редакции которого издавался Василий. В подходящий момент я представил ее как художницу, которая хочет попробовать себя в оформлении книг Аксенова. Шкурович был любезен и предложил зайти для более конкретного разговора к нему в редакцию. Результатом того знакомства стал заказ для Анны на оформление нескольких книг, который она успешно выполнила. Параллельно с этой работой у нее возник грандиозный графический замысел, она назвала его «Дневник Аксенова». Но об этом чуть позже.
Той же осенью 2006 года, когда Василий был в Москве, я по просьбе Анны привел его к ней в мастерскую. Анна показала Василию последние работы и прокомментировала их. Не помню, чем она нас угощала. Мы выпили что-то, очень немного. Потом она накинула на себя поверх одежды какой-то восточный (кажется, монгольский) нарядный халатик с поясочком и, крутанувшись на целый оборот, изящно обвила этим поясочком свою по-девичьи тонкую талию. Напоследок она преподнесла гостю подарок: гипсовое ухо скульптурного Давида с нанесенным на него абстрактным компьютерным узором ее сочинения.
Подарок был упакован в специально приготовленную для этого картонную коробочку с крышкой. На коробочке она старательно вывела фломастером адрес своей электронной почты и номер мобильного телефона, чем, как я сразу же понял, ненавязчиво предлагала продолжить знакомство, минуя меня.
Но Василий этим предложением, по-видимому, не воспользовался, потому что через какое-то время Анна попросила меня вновь пригласить его, но теперь на спектакль Российского академического молодежного театра (РАМТ), где одним из ведущих актеров был ее зять, муж единственной дочери. Спектакль «Роман с кокаином» привлекал интерес театральной публики, он шел не на основной сцене, а в чрезвычайно тесном помещении, наверху, чуть ли не на чердаке. Вход был не по билетам, а по контрамаркам. Анна пришла с подругой, но сидела во время спектакля между мной и Василием. Так что все ее замечания и реплики по ходу театрального действия она адресовала непосредственно ему.
Мне это не очень нравилось, но Василий, надо отдать ему должное, вел себя совершенно невозмутимо и не оказывал ей какого-либо особого внимания. Он считал ее моей «девушкой» и вел себя, соответственно, как настоящий друг.
После спектакля Анна и ее подруга наградили Василия прощальными поцелуями в щеку, а мне не досталось ничего.