А свою деятельность на новом посту Муравьев начал весьма оригинально. Он сразу же, еще в Петербурге, взял под свое покровительство нелюбимого властями, очень беспокойного человека — флотского офицера Невельского, того самого, который потом исследовал Амур и окончательно доказал, что Сахалин — остров. Это во-первых. Во-вторых, по приезде на место он разогнал всех старых чиновников, взяточников и казнокрадов и окружил себя энергичными молодыми людьми; он даже осмелился привлечь на государственную службу политических ссыльных — декабристов, что было запрещена самим императором, Муравьев сумел несколько облегчить и участь жен декабристов княгинь Волконской и Трубецкой, замечательных русских женщин, последовавших в добровольное изгнание за своими мужьями. Ближайшим помощником Муравьева стал иркутский губернатор В. Н. Зарин — человек безукоризненной честности. Муравьев приблизил к себе А. Л. Шанявского, впоследствии основателя Московского народного университета, Н. М. Ядринцева, — известного публициста, этнографа, исследователя Сибири…
Н. Н. Муравьев много занимался проблемой заселения восточных районов нашей страны, особенно Приамурья и Приморья. Достаточно сказать, что главным образом благодаря его усилиям были основаны такие города, как Хабаровск, Владивосток, Николаевск-на-Амуре (Николаевск заложил в 1850 году Г. И. Невельской), а также десятки сел. Одним из самых крупных событий, связанных с именем Муравьева, было урегулирование пограничного вопроса с китайским правительством: Айгунский договор, а также некоторые дополнительные соглашения привели к установлению границ между Россией и Китаем. За успешное выполнение этого крупного государственного дела Муравьев был возведен в графы с, прибавлением к фамилии приставки Амурский.
Очень показательны отзывы современников о Муравьеве-Амурском. Герцен, например, говорил, что один Муравьев-Амурский стоит целого кабинета министров.
Известный ученый-географ и революционер-анархист П. А. Кропоткин писал следующее: «Пост генерал-губернатора Восточной Сибири в продолжение нескольких лет занимал замечательный человек — граф Н. Н. Муравьев. Он был очень умен, очень деятелен, обаятелен как личность и желал работать на пользу края… Ему удалось отделаться почти от всех старых чиновников, смотревших на Сибирь, как на край, где можно грабить безнаказанно, и он окружил себя большей частью молодыми, честными офицерами, из которых многие имели такие же благие намерения, как и сам он». Знаменитый русский писатель И. А. Гончаров, встретившийся с Муравьевым в 1854 году, писал: «В беседах с ним я успел вглядеться в него, наслушаться его мыслей, намерений, целей! Какая энергия! Какая широта горизонтов, быстрота соображений!..»[15]
Что и говорить, отзывы достаточно убедительны и выразительны, им невозможно не поверить. Да, Муравьев-Амурский был человеком принципиальным, дальновидным, умным.
И вот как он отозвался о первостатейном купце И. П. Алибере. Привожу основную часть его письма полностью:
«Монсеньер.
Выставка прекрасных изделий из графита, добытого в Вашей шахте, выставка, которую я сегодня осмотрел с большим интересом и с живым удовольствием в залах Сибирского отделения Императорского географического общества, заставила меня вспомнить о всех обстоятельствах, связанных с вашей пятнадцатилетней тяжелой работой в стране, так же как и о исключительной энергии, которую Вам пришлось проявить, чтобы достигнуть плодотворных результатов в таком обширном предприятии, как добыча графита.
Мне вспомнились трудности и препятствия, которые, казалось, должны были парализовать Ваши усилия; но благодаря настойчивости, восхитительной энергии, горячей вере в лучшее будущее и твердости, с которой Вы боролись с неудачами, Вы добились наконец желанных результатов, принесших Вам уважение и почет. Я Вас поздравляю от всего сердца и искренне радуюсь успехам Вашей светлой деятельности, за которую Вы ныне справедливо вознаграждены.
Я не могу также воздержаться от того, чтобы не воздать Вам должное за то, что во время Вашего пятнадцатилетнего пребывания в Восточной Сибири Вы являли собой пример хорошего гражданина, полезного стране. Все свои усилия Вы направляли на развитие промышленности, во имя которой с благородной самоотверженностью Вы принесли в жертву долгие годы и вынесли тягчайшие трудности; в меру своих сил Вы принимали участие в облегчении судеб человечества…
Все эти обстоятельства побуждают меня, как главу страны, к приятной обязанности выразить Вам, Монсеньер, мою искреннюю признательность и просить Вас принять уверения в моем совершеннейшем уважении и моей преданности.
Иркутск, 23 августа 1860 г.»
Это тоже выразительно и тоже убедительно. Человек типа Н. Н. Муравьева-Амурского не написал бы такое письмо без серьезных к тому оснований. Не приходится сомневаться, что тавастгусский первостатейный купец Алибер заслужил этот отзыв.
Наиболее полные сведения о деятельности Алибера я почерпнул, однако, не из этой изданной в Париже книги, а из его собственной статьи «Об отыскании графита в Восточной Сибири тавастгусским первостатейным купцом Алибером». Эта небольшая статья была опубликована в «Вестнике Императорского русского географического общества» за 1854 год (выпуск IV). Из нее я и взял фразу, поставленную эпиграфом к этому очерку. Уже после того, как я вчерне закончил этот очерк, мне посчастливилось найти статью А. Ферсмана и С. Писарева о Алибере, опубликованную в 1921 году в журнале «Природа». Авторы этой статьи, имели возможность воспользоваться материалами, переданными одному из них неким Верфелем — личным другом Алибера, и поэтому статья их содержит живые любопытные детали. К сожалению, статья Ферсмана и Писарева, вышедшая в трудное для Советской России время, осталась почти незамеченной. Только этим и можно объяснить то обстоятельство, что первое издание БСЭ похоронило Алибера на сорок семь лет раньше, чем следовало. Кое-какие сведения о Алибере мне удалось также найти в некоторых других книгах, преимущественно в работах натуралистов, посетивших Восточный Саян в прошлом веке, когда там все еще помнили о Алибере. Поэтому сейчас я могу хоть и не полно, но все-таки связно рассказать о его деятельности.
Алибер и другие
Теперь я знаю, что Алибер по национальности был французом, что родился он во Франции в 1820 году в семье не очень богатого промышленника, скорее всего коммерческого деятеля. Видимо, родители Алибера были людьми высокой культуры и сумели дать сыну не только хорошее образование, но и привить ему вкус к изящному, к искусству, развить в нем любознательность.
Однако юность Алибера прошла отнюдь не безоблачно. Уже с четырнадцати лет, в связи с тем что ухудшилось материальное положение многочисленной семьи отца, ему пришлось думать о заработках. Очевидно, используя старые отцовские связи, юный Алибер отправился в Англию. Что он там делал при столь незначительном возрасте, угадать затруднительно, и я подозреваю, что год его рождения, указанный в статье Ферсмана и Писарева, нуждается в уточнении. Если же он действительно родился в 1820 году, то приходится признать, что мы имеем дело с вундеркиндом совершенно исключительных способностей, потому что далее А. Ферсман и С. Писарев сообщают, что он мгновенно усвоил приемы различных торговых английских фирм и к семнадцати годам уже организовал в Петербурге крупное меховое дело.
Что Алибер был человеком с незаурядными способностями — это истина, не требующая доказательств. Но все-таки я сам не верю в некоторые детали только что приведенного рассказа о его ослепительной юности.
Мне лично кажется, что Алибер действительно прошел коммерческую школу в Англии, но в более позднем возрасте. Я убежден, что именно там у него возникла мысль переселиться в Россию и заняться торговлей мехами — крючок, на который попадалось множество иностранцев начиная с XVII века и даже раньше. Видимо, он полагал, что именно в России сможет с наибольшей пользой проявить свою бьющую через край энергию и выгодно вложить капиталы, хотя вся его дальнейшая жизнь показала, что он не относился к числу беспардонных стяжателей. Что он прибыл в Финляндию в шестнадцатилетнем возрасте, в это верится слабо, но давайте удовлетворимся тем фактом, что он все-таки прибыл туда.
В тихом и чистеньком финском городке, официально именовавшемся тогда по-шведски Тавастгус, он задержался, наверное, ровно столько времени, сколько потребовалось ему, чтобы превратиться в тавастгусского первостатейного купца, на что, заметим в скобках, требовались немалые средства. Затем он переехал в Петербург и там приобщился к меховой торговле.
Я лишен возможности разложить дальнейшие события по хронологическим полочкам. Но, затевая различные коммерческие мероприятия, молодой первостатейный купец, как видно, нередко попадал в крайне затруднительное материальное положение. Во время одного из таких кризисов неотчаивающийся француз встретился с семьей Пермикина — известного русского искателя самоцветов, главным образом нефрита и лазурита, знатока Сибири, и в частности Саян. В семье Пермикиных Алибер начал свою службу парикмахером (1), а потом сделался учителем французского языка. Разумеется; он менее всего собирался удовлетвориться такого рода деятельностью, каким-то способом сумел поправить свои финансы и снова бросился в бой. Молодой Пермикин, надо полагать, заинтересовал Алибера Сибирью, той самой страной, которая поставляла на европейский рынок драгоценные меха. Но заинтересовал он его не столько мехами, сколько горным делом И, между прочим, золотопромышленностью.
В Сибирь Алибер впервые попал, видимо, в 1844 году, отправившись туда закупать меха. Он не ограничился закупкой мехов и вложил довольно крупные средства в золотую промышленность. Там, в Восточной Сибири, окреп интерес француза к далекой стране, столь непохожей на его родную Францию. Не приходится сомневаться, что он выезжал из Иркутска в тайгу, побывал на берегу замерзшего, укутанного льдом и снегом Байкала. Колоссальные просторы дикой, необжитой страны, могучие горные хребты, заросшие вековой тайгой, Ангара, не застывающая даже в лютые морозы, слухи о богатствах, сокрытых в горах, — все это, разумеется, не могло не произвести впечатления на пылкого сердцем, но холодного умом Алибера. Романтика скитаний и коммерческий расчет — вот две причины, надолго привязавшие его к Сибири. Горные богатства… Я уверен, что Алибер не только слышал о них, что он видел самородки золота, темно-зеленые валуны нефрита, отливающие металлом темные куски графитовой руды, найденные в реках…