Вскоре я потерял Барбера из виду. Почти сразу после этого я услышал галдеж, крики, рев…
А потом проехала королевская процессия.
— Арестовали его тогда или, затоптанного кавалерией, доставили в больницу, я не знаю. Я не видел его больше и не слыхал о нем, пока не получил то письмо в среду, — сказал я мистеру Г. М.
Мистер Г. М., сейчас один из управляющих хорошо известной табачной фабрики, когда-то работал вместе с Барбером и, невзирая на разницу в возрасте и положении, всегда был к нему благожелательно настроен и покровительствовал, когда мог. Именно поэтому, получив от Барбера письмо, где тот умолял меня как можно скорее приехать к нему в Кент (адрес прилагался), я счел уместным посоветоваться с этим джентльменом, прежде чем отвечать. Он весьма любезно предложил встретиться на вокзале Чаринг-Кросс в следующую субботу и съездить в Кент вместе. В поезде мы и обсуждали все связанное с Барбером. Я рассказал ему все, что знал об этом молодом человеке, и мы сравнили впечатления.
— Вне всякого сомнения, — сказал мистер Г. М., — то, что вы рассказали мне, поразительно. Но в случае бедняги Барбера легко объяснимо. Говорите, в последнее время он много болел? Безусловно, это повлияло на его мозг и на его душу. Сложнее объяснить то впечатление, которое он производил на вас и других присутствующих. Но гнев, который вы всегда испытывали, мог на некоторое время затмевать ваше восприятие. Вы беседовали с кем-нибудь еще, кто присутствовал при этих событиях?
Я признал, что не беседовал. Я ни в коем случае не хотел, чтобы кто-то связывал меня с Барбером. Мне нужно было думать о жене и детях. Я не мог рисковать работой.
— Нет, я вполне вас понимаю, — успокоил меня мистер Г. М. — На вашем месте я бы, наверное, действовал так же. В общем, самое странное во всем этом — тот эффект, который Барбер производил на вас и, возможно, на других. С другой стороны, я не вижу в этом ничего совсем уж необъяснимого. Вы говорили, что Барбер действовал против своей воли — против собственного здравого рассудка. Со всеми такое случается. Любой мужчина и любая женщина, оглядываясь на прожитую жизнь, могут вспомнить множество поступков, которые вовсе не собирались совершать. Мы подчиняемся неким тайным приказам, плывем на корабле, где вместо капитана — серия запечатанных бутылок с инструкциями, каждая из которых должна быть вскрыта в назначенный час. Мы живем, не обращая внимания на мелочи, а ведь именно они годы спустя могут повлиять на нашу жизнь самым значительным образом. И тогда мы можем даже не вспомнить эту мелочь, как бы ни старались. Я, например, до сих пор не понимаю, почему не стал баптистским пастором. Я вроде бы всегда хотел именно этого, но в один прекрасный вечер вдруг обнаружил, что только что закончился мой первый рабочий день в сфере бизнеса. Мы не осознаем многого в своей жизни; даже самые трезвомыслящие из нас значительную часть времени проводят в мечтаниях и грезах. Каждые сутки мы несколько часов спим и видим сны, в которых переживаем приключения, счастливые и не очень, и иногда, проснувшись, не можем забыть их. Мы привыкли спать в той же мере, что и бодрствовать. Кто знает, может, мы спим всегда. Не бывало ли с вами такого, когда вдруг кажется, что вам следует делать нечто совершенно иное, не то, что вы делаете? Такое ощущение бывает, например, после того, как что-то вас потрясло. Но оно не длится долго, а со временем и память о нем исчезает. А у таких людей, как Барбер, напротив, оно возникает все настойчивей, пока наконец они не начинают воплощать свои сны наяву. Так я объясняю все это.
— Наверное, вы правы.
Дом, где Барбер снимал жилье, располагался высоко на склоне холма. Мы запыхались, пока поднимались; шел дождь. Дом этот представлял собой одинокую пастушескую хижину. Далеко внизу виднелась деревня; над красными крышами поднимался дымок.
Нас встретила женщина и сказала, что Барбер дома, но, возможно, спит. Он теперь много спит.
— Не знаю, чем он живет, — сказала она. — Платит нам сущие гроши. Мы не можем больше позволить ему оставаться.
Он и правда спал, откинувшись в кресле с приоткрытым ртом и укрывшись поношенным пальто. Выглядел он очень плохо, а проснувшись, только и делал, что жаловался на злую судьбу. Работу он найти не мог, люди относились к нему предвзято, смотрели косо. И он все время хотел спать, порой не мог заставить себя бодрствовать.
— А какие сны мне снятся! — беспокойно говорил он. — Глупейшие, противные. Я пытался пересказать их той женщине или ее мужу, но они не стали слушать. Не удивлюсь, если они считают, что я немного того. Они говорят, я постоянно разговариваю сам с собой, но я же знаю, что это не так… Как бы я хотел выбраться отсюда! Вы можете найти мне работу? — спросил он, повернувшись к мистеру Г. М.
— Ну, я попробую, Гус. Сделаю, что смогу.
— Боже, вы должны увидеть то, что мне снится! — возбужденно воскликнул Барбер. — Я понятия не имею, откуда берутся эти чертовы образы в моей голове, но я их видел где-то раньше. Мне знакомы эти лица. Не все белые, некоторые смуглые, как цыгане, а иные совсем черные. Я их всех где-то видел. И эти длинные террасы, и фонтаны, и выложенные мрамором внутренние дворики, и синее небо, и солнце, и танцовщиц, у которых ногти на руках и ногах выкрашены красным, и мальчика, в волосы которого я запускал пальцы, и раба, которого прирезал прошлой ночью…
У него был совершенно безумный взгляд, страшно было на него смотреть.
— Я задыхаюсь здесь! — хрипло вскричал он. — Давайте выйдем на свежий воздух.
Он в самом деле начал меняться — не становиться другим человеком, конечно, но лицо его стало жестче, на нем появилось выражение нетерпения, властности и жестокости, и от него самого теперь исходила такая мощь, что она, казалось, вот-вот разрушит бедную маленькую комнатку, где мы собрались. Мы с мистером Г. М. совершенно не хотели ему мешать — это нам и в голову не пришло. Скорее мы хотели прекратить грозу как можно скорее. Мы последовали за ним, вышли на площадку перед домом и смиренно слушали то, что он говорил.
Насколько мне вспоминается сейчас, он сетовал на то, что его душевные порывы встречают сопротивление и власть его неполна.
— Иметь задатки правителя — и ни одного раба, чтобы исполнять мою волю. Желать казнить и миловать — и не иметь для этого никаких средств. Быть властелином мира, но лишь в душе. Как же это злит меня! Деревенский мальчишка здесь счастлив, потому что не имеет устремлений больших, нежели его простая монотонная жизнь. Я же, имея в руке землю… если бы имел в руке землю, хотел бы звезду. О, горе мне! Горе!
Он перегнулся через низкую каменную стену и посмотрел на городок, вокруг которого раскинулись пастбища. Из-за дождя городок было видно смутно.
— А еще эти жалкие оборванцы там, внизу, — медленно произнес он, — которые глумятся надо мной, когда я прохожу мимо, и оскорбляют меня своей безнаказанностью; им нужно всем срубить головы, а я не могу рубить головы! Я ненавижу этот городишко. Как же он омерзителен! Он оскорбляет мой взор.
Барбер обернулся и посмотрел прямо на нас; у нас душа ушла в пятки.
— Сожгите его, — сказал он.
Затем повернулся обратно и уронил голову на руки, покоящиеся на парапете.
Дальше у меня провал в памяти, помню лишь, как много позже мы с мистером Г. М. опомнились, шагая в сырой ночи по пустой дороге на окраине городка. Мы несли множество горючих материалов — льняные тряпки, деготь, спички и прочее, — которые, должно быть, купили.
Мистер Г. М. остановился и взглянул на меня. Мы как будто пришли в себя.
— Что мы здесь делаем и почему у нас это в руках? — негромко спросил он.
— Я не знаю.
— Давайте лучше выбросим это вон за той оградой.
К вокзалу мы шли в молчании. Я все думал о безутешном человеке, оставшемся на холме и вглядывающемся поверх каменной стены в тьму и дождь.
Мы успели на последний поезд в Лондон. В вагоне мистер Г. М. начал дрожать, как от озноба.
— Брр! Этот парень изрядно действует мне на нервы, — сказал он, и больше мы не говорили о произошедшем.
Но когда поезд миновал туннель под горой и медленно выехал на открытое пространство, откуда был виден городок, мы заметили столб пламени, устремляющийся в небеса.
Перевод Марии Великановой
III. О страшном с улыбкой
Герман Мелвилл. Господин Громоотвод
И снова перед нами автор, которого не нужно представлять читателям. Герман Мелвилл навеки вписал свое имя в историю литературы великим романом «Моби Дик». Это была его главная книга — но она ни в коем случае не является единственной. Мелвиллу принадлежит еще ряд романов, эссе, автобиографически-документальных произведений — и рассказов. «Господин Громоотвод» был написан в 1856 году, но любой из нас, безусловно, не раз видел подобных торговцев: их методы за века изменились весьма слабо.
«До чего же величественно звучат эти непредсказуемые раскаты грома!» — подумал я, стоя у каменной приступки моего очага, в доме посреди Акрокеравнийских гор[16], и слушая, как громовые удары раздаются то ближе, то дальше над моей головой и обрушиваются на горные долины; за каждым ударом следовал ослепительный зигзаг молнии, а потом косые струи ливня, звеня, будто летящие дротики, впивались в низко нависшую гонтовую крышу моего жилища. Правда, я полагаю, что в гористой местности голос грома умножается эхом и оттого более могуч здесь, чем на равнинах. Вдруг слышу — стучат! Кому это вздумалось являться с визитом в грозу? И почему бы ему по-человечески не воспользоваться дверным молотком, вместо того, чтобы колотить кулаком по дощатой двери на манер угрюмого гробовщика? Ладно, впустим его. Ага, вот и гость. Совершенно незнакомый. И какая у него странная трость для прогулок!
— Добрый день, сэр. Прошу садиться. Славная гроза, не так ли, сэр?
— Славная? Она ужасна!
— Вы промокли. Подойдите сюда, к очагу, погрейтесь у огня.