Встречи с замечательными людьми — страница 40 из 64

Если воды взято слишком мало, вместо теста получится нечто рассыпающееся при первом прикосновении; если же воды будет слишком много, получится просто так называемое «месиво», употребляемое для корма скота; как в том, так и в другом случае, теста, необходимого для выпечки хлеба, не получится.

То же самое происходит при образовании всякого нужного для организма вещества. Части, входящие в состав такого вещества, должны находиться между собой в строго определенных как качественных, так и количественных соотношениях.

Когда вы дышите обычным порядком, вы дышите механически. Организм сам без вас берет то количество веществ из воздуха, которое ему нужно. Легкие уже так приноровились и привыкли работать с определенным количеством воздуха.

Если же состав перерабатываемого легкими воздуха изменится, то неизбежно должны измениться и дальнейшие внутренние процессы смешивания и уравновешивания.

Без знания всех деталей основных законов этого дыхания неизбежно должно произойти, при применении искусственного дыхания, хотя очень медленное, но во всяком случае верное самоуничтожение.

Надо иметь в виду, что в воздухе кроме нужных организму веществ имеются еще и ненужные, и даже вредные.

И вот, искусственное дыхание, т. е. насильственное изменение естественного дыхания, способствует проникновению в организм этих многих имеющихся в воздухе вредоносных для жизни веществ и в то же время нарушает количественно и качественно соотношение полезных для нормальной жизни веществ.

При искусственном дыхании нарушается отношение количества пищи, получаемой из воздуха, к количеству остальной нашей пищи. Поэтому, увеличивая или уменьшая приток воздуха, надо соответственно увеличить или уменьшить количество других родов пищи.

А чтобы поддерживать правильное соотношение, надо иметь полное знание своего организма.

Знаете ли вы себя настолько? Знаете ли вы, например, что желудку нужна пища не только для питания, но и потому, что он привык к известному количеству пищи?

Мы едим больше для удовлетворения своего вкуса, для удовлетворения того привычного ощущения давления, которое желудок испытывает при введении в него известного количества пищи. В стенках желудка разветвляются так называемые «блуждающие-нервы», которые, приходя в движение при отсутствии известного рода давления, и вызывают в нас то ощущение, которое мы называем голодом. Таким образом, голод бывает разный – голод, так сказать, телесный или физический и голод, если можно так выразиться, «нервный» или «психический».

Каждый наш орган работает механически, и в каждом органе, благодаря его природе и образовавшимся привычкам, создался особый темп функционизации его, и темпы функционизации разных органов находятся между собой в известном соотношении; в организме установилось, так сказать, известное равновесие, один орган зависит от другого – все связано.

Изменяя искусственно наше дыхание, мы меняем прежде всего темп функционизации легких, но так как деятельность легких связана с деятельностью, например, желудка, то сначала немного, а затем все сильнее и сильнее меняется темп функционизации желудка. Например, на переваривание пищи желудку нужно известное время, скажем, надо, чтобы пища оставалась там час. Когда же темп функционизации желудка меняется, то изменяется и период времени прохождения пищи, например, пища может пройти быстро и желудок не успеет сделать то, что нужно, и сделает только часть. То же самое и с другими органами.

Поэтому в тысячу раз лучше ничего не делать с нашим организмом, лучше оставить его испорченным, чем поправлять, не зная, как поправлять.

Повторяю, организм наш – очень сложный аппарат, в нем много органов с разными темпами происходящих в них процессов, с разными потребностями. Надо или все менять, или ничего. В противном случае, вместо добра может получиться худо.

Масса болезней происходит только от искусственного дыхания. Во многих случаях дело кончается расширением сердца или сокращением дыхательного горла, или портится желудок, печень, почки и нервы.

Очень редко бывает, чтобы человек при упражнениях в искусственном дыхании не испортил себя окончательно, и то этот редкий случай бывает тогда, когда он вовремя останавливается. Кто применял длительно искусственное дыхание, тот всегда получал плачевные результаты.

Если вы знаете каждый винтик, каждый гвоздик своей машины, тогда вы можете знать, что вам надо делать. Если же вы знаете немного и пробуете, то многим рискуете, потому что машина очень сложная, и есть очень маленькие винтики, которые при сильном толчке можно легко сломать, а в лавочке их потом не купишь.

И потому мой совет вам, раз вы его спрашиваете, остановиться и в этих ваших упражнениях с дыханием.

В этот день наша беседа с этим дервишем долго затянулась. За это время я успел посоветоваться с князем о дальнейшем, и, когда мы, поблагодарив дервиша, хотели уйти, я ему сказал, что в этой деревне мы предполагаем еще оставаться день-два и не позволит ли он как-нибудь еще раз с ним побеседовать, на что он дал свое согласие и даже сказал, что если мы захотим, то можем прийти к нему и завтра после обеда.

Мы остались в этой деревне не два дня, как я сказал, а целую неделю, и каждый день после обеда все отправлялись к этому дервишу и беседовали с ним, после чего я или Сары-Оглы до поздней ночи передавали остальным товарищам, не понимавшим наречия, на котором говорил дервиш, все сказанное во время этих бесед.

Последний раз, когда мы пошли к дервишу, чтобы поблагодарить и проститься с ним, вдруг совершенно неожиданно для нас Эким Бей, с несвойственным ему смиренным тоном, обратился к нему по-персидски со следующими словами:

– Добрый отец! С одной стороны, за эти дни я всем своим существом убедился, что вы, именно вы, – в этом месте своей речи, перебивая себя, он скороговоркой попросил меня и Сары-Оглы не мешать ему говорить самостоятельно и следить и поправлять только в тех случаях, если его выражения на местном наречии будут иметь специфическое значение и могут изменить смысл сказанного им, а потом продолжал, – тот самый человек, которого в последнее время я инстинктивно ищу, чтобы вполне доверить руководство моим внутренним миром для урегулирования и нейтрализации возникшей в нем за последнее время борьбы двух совершенно противоположных стремлений. А с другой стороны, множество житейских, не от меня зависящих обстоятельств не дали бы мне возможность жить где-нибудь здесь, неподалеку от вас, чтобы последовательно, в нужные моменты приходить к вам и с благоговением выслушивать ваши указания и советы, как жить, чтобы, во-первых, не было бы этой мучающей меня внутренний борьбы, а во-вторых, подготовить себя для достойного и долженствующего человеку бытия.

И поэтому я теперь прошу вас, если это возможно, не отказать дать мне, пока в сокращенной форме, указания и несколько руководящих принципов жизни, подобающих человеку в моем возрасте.

На такую неожиданную для нас и витиеватую просьбу Эким Бея этот почтенный старец, персидский дервиш, ответил тогда очень подробно и обстоятельно.

То, что было разъяснено этим персидским дервишем в ответ на заданный Эким Беем вопрос, я теперь в этой второй серии моих писаний описывать не буду, считая это преждевременным и даже вредным в смысле правильного последовательного восприятия серьезными читателями всех моих изложений в целях настоящего понимания, а не просто пустого знания, и потому решил, с чистой совестью, «квинтэссенцию» и этого понятия изложить позже в соответствующей главе третьей серии моих писаний, а именно в главе под наименованием «Физическое-тело-человека-и-его-закономерные-потребности-и-возможности-проявляемости».

На другой день утром рано после этого последнего посещения дервиша мы вместе отправились дальше, но скоро изменили намеченное нами раньше направление пути и пошли не на Персидский залив, а взяли направо, к Багдаду, так как двое из наших – Карпенко и Нижерадзе – заболели лихорадкой, и им с каждым днем становилось все хуже и хуже.

Придя в Багдад и прожив там около месяца, мы разошлись в разные стороны; часть из нас, а именно князь Любоведский, Елов и Эким Бей отправились в Константинополь; Карпенко, Нижерадзе и Погосьян пошли вверх по течению Евфрата. Они хотели пойти до его верховья, пересечь горы и перейти границу России, а я с доктором Сары-Оглы и остальными решили вернуться обратно и пойти по направлению Хорасана, и там уже решить, как закончить наше путешествие.


В своих воспоминаниях о личности доктора Эким Бея нельзя не упомянуть о его серьезном увлечении гипнотизмом и связанными с ним явлениями; его в особенности интересовали те явления, которые в совокупности своей называются «сила-человеческой-мысли» и входят, как отдельная отрасль, в современную науку о гипнотизме.

Сам он в гипнотизме и в сказанной отрасли достиг действительно небывалых практических результатов.

Главным образом благодаря этим опытам, производимым им над другими людьми с целью выяснить себе всевозможные детали разных проявлений силы и значения человеческой мысли, он и прослыл среди окружающих грозным «магом-и-чародеем».

Именно эти его выяснительные эксперименты, которые он в сказанных целях проделывал над своими знакомыми и их друзьями, и привели к тому, что некоторые встретившиеся с ним люди или даже только слышавшие о нем стали его бояться, а другие, наоборот, начали оказывать ему уже чересчур необычайное почитание и даже, как говорится, «стали-лизать-ему-пятки».

Я думаю, что основной причиной создавшегося среди окружавших его людей такого, совершенно не соответствующего действительности мнения о нем послужили не его серьезные знания и развитые им, необычайные для человека, внутренние силы, а просто это получилось благодаря знанию им одного, присущего всем ординарным людям свойства функционизации их организма, которое тоже можно отвести к известному ряду, так сказать, «рабства-человеческой-натуры».

Это свойство заключается в том, что у каждого человека, к какому бы классу населения он ни принадлежал и какого бы возраста он ни был, когда он думает о вне его лежащем конкретном предмете, то вместе с его мыслями напрягаются или, как говорят, сокращаются и его мышцы и, так сказать, «вибрируют» в том направлении, где находится предмет, на который направлены его мысли.