Как мы после установили, среди адептов этого монастыря действительно были и бывшие христиане, и иудеи, и магометане, и буддисты, и ламаисты, и даже один шаманист.
Их всех здесь соединял «Бог-Истина».
Все братья монастыря жили так дружно, что, несмотря на специфические черты и свойства представителей разных религий, мы с профессором Скрыдловым никак не могли узнать, к какой религии принадлежал тот или другой брат.
Отец Джиованни много говорил нам также о вере и о том, к чему стремятся все эти разные братства.
Он так хорошо, понятно и убедительно говорил об Истине, о вере и о возможности претворить в себе такую веру, что раз профессор Скрыдлов не мог удержаться и с возбуждением удивленно воскликнул:
– Патер Джиованни! Я не могу понять, как вы можете здесь спокойно оставаться и не возвращаться в Европу, хотя бы на вашу родину Италию, чтобы дать там людям хотя бы тысячную часть той всюду проникающей веры, какую вы сейчас вселяете во мне…
– Эх, дорогой профессор, – ответил отец Джиованни, – видно, вы психику людей не так хорошо понимаете, как вопросы археологии.
Передать людям веру нельзя. Вера возникает в человеке и увеличивается в своем действии не от результатов автоматической познаваемости, т. е. не от получающегося автоматического констатирования высоты, широты, толщины, формы и веса, или от восприятия чего-либо зрением, слухом, осязанием, обонянием или вкусом, а от «понимания».
Понимание – это эссенция, получающаяся от намеренно узнанных сведений и лично испытанных всяких переживаний.
Например, если бы мой любимый брат сейчас пришел сюда ко мне и очень просил бы меня дать ему хотя бы десятую часть моего понимания, и я сам всем своим существом хотел бы это сделать, то при всем моем самом горячем желании не мог бы дать ему и тысячной части этого понимания, так как он не имеет тех знаний и переживаний, которые я в моей, совсем случайно так сложившейся жизни узнал и пережил.
Нет, профессор, в сто раз легче, как говорится в Священном Писании, «пройти-верблюду-через-ушко-иголки», чем передать другому образовавшееся в себе свое понимание о чем бы то ни было.
Я прежде тоже думал, как вы, даже выбрал для себя деятельность миссионера, чтобы учить всех вере Христовой.
Мне хотелось всех сделать такими же счастливыми, каким я чувствовал себя от веры в учение Иисуса Христа, но желать это сделать, так сказать, «прививкой» веры словами – это все равно, что желать насытить хлебом другого только глядением на него.
Понимание приобретается, как я уже сказал, от совокупности намеренно узнанных сведений и личных переживаний, а знание – это только автоматическое в известной последовательности запоминание слов.
Кроме того, что невозможно, даже при всем желании своем, передать другому свое внутреннее, от времени и благодаря сказанным условиям образовавшееся понимание, существует еще, как я недавно вместе с другими братьями нашей обители установил, и такой закон, что качественность воспринимаемого в момент передачи чего-либо другим зависит, как для знания, так и для понимания, от качественности образовавшихся данных этого говорящего.
Для приблизительного понимания только что мною сказанного я приведу вам для примера как раз тот факт, из-за которого у нас и возникло намерение исследовать и в результате выяснить себе такой существующий закон.
Надо сказать, что у нас в братстве есть два очень старых брата: одного зовут брат Ахл, а другого – брат Сез.
Эти братья добровольно взяли на себя обязанность периодически посещать все монастыри нашего братства и объяснять разные аспекты Сущности Божества.
У нашего братства имеются четыре монастыря: один из них – наш, второй – в долинах Памира, третий – в Тибете, а четвертый – в Индии. Вот эти братья Ахл и Сез постоянно ходят или ездят по этим монастырям и проповедуют словом.
У нас они бывают раз или два в год.
Приход этих братьев в нашу обитель считается у нас самым большим событием.
В те дни, когда тот или другой здесь, у каждого из нас душа переживает чисто райские наслаждения и умиления.
Речи этих двух братьев, хотя оба почти в равной степени люди святые и говорят об одних и тех же истинах, производят разное действие как на всех наших братьев, так, в частности, и на меня.
Когда говорит брат Сез – это, действительно, как пение райской птицы; от сказанного им совсем, так сказать, «выворачивается-нутро», становишься как бы зачарованным.
Его речь «журчит» как речка, и ничего больше в жизни не хочется, как только слышать голос брата Сеза.
А когда говорит брат Ахл, его речь в это самое время производит действие почти обратное; он говорит плохо, невнятно – очевидно, от старости; никто не знает, сколько ему лет. Брат Сез тоже очень стар – говорят, ему под 300 лет, но он еще бодрый старик, а у брата Ахла уже заметна старческая слабость.
Насколько речь брата Сеза производит сильное впечатление, настолько это впечатление постепенно как бы улетучивается, и в конце концов у слышавшего ее решительно ничего не остается.
Речь же брата Ахла хотя вначале почти не производит впечатления, зато после самая суть его речи с каждым днем все более и более принимает как бы определенную форму и всецело вливается в сердце и остается там навсегда.
Когда мы проконстатировали это и начали со всех сторон выяснять, почему именно это так, то в результате пришли к единогласному заключению, что речи брата Сеза исходят только от его ума и потому действуют на наш ум, а речи брата Ахла исходят от его бытия и действуют на наше бытие.
Да, профессор, знание и понимание – две вещи совершенно разные. К бытию может привести только понимание, а знанием является имеющееся в нем проходящее наличие: новое знание вытесняет старое, и в результате получается как бы переливание из пустого в порожнее.
Надо стремиться понимать; только это может привести к нашему Господу Богу.
А чтобы мочь понимать происходящие вокруг нас закономерные и незакономерные явления природы, надо, во-первых, сознательно воспринимать и ассимилировать множество сведений, касающихся как объективной истины, так и событий, происходивших в действительности у нас же на земле в прошлом, а во-вторых, надо быть носителем множества результатов от всяких вольных и невольных переживаний.
Мы с патером Джиованни имели еще много подобных, никогда не забываемых бесед.
Из множества экстраординарных, никогда в голову современным людям не приходящих вопросов, возбужденных и разъясненных тогда нам этим редким, какого в современной жизни почти не встретишь, человеком – патером Джиованни, одно его разъяснение, последовавшее за данным профессором Скрыдловым в предпоследний день нашего пребывания в этом монастыре вопросом, по глубине вложенных в него мыслей и возможности его значения для современных людей уже достигших ответственного возраста, представляет громадный интерес для всех.
Вопрос профессора Скрыдлова, вырвавшийся у него как бы из глубины души, был задан им после того, как патер Джиованни в разговоре с нами к слову сказал, что, прежде чем рассчитывать попасть под закономерные воздействия и влияния Высших Сил, абсолютно необходимо иметь душу, которую возможно приобрести только вольными и невольными переживаниями и намеренно приобретаемыми сведениями о событиях, имевших место в прошлом в действительности, и потом очень проникновенно добавил, что это, в свою очередь, возможно почти исключительно в молодости, когда получаемые от Великой Природы определенные данные еще не израсходованы на ненужные фантастические цели, кажущиеся благими только благодаря ненормально установившимся условиям жизни людей.
Профессор Скрыдлов после этих слов глубоко вздохнул и с явным отчаянием воскликнул:
– Что же теперь нам делать?! И как дальше жить?!
Вот на такое восклицание Скрыдлова тогда патер Джиованни, немного помолчав, и высказал те замечательные мысли, которые я считаю необходимым воспроизвести по возможности дословно.
Я их, как относящиеся к вопросу о душе, т. е. третьей самостоятельно оформливающейся части общего наличия человека, помещу в главе под наименованием «Божественное-тело-человека-и-закономерные-потребности-и-возможные-проявляемости-его», тоже только в третьей серии моих писаний, в дополнение к тем двум главам этой же серии, которые я уже решил и обещал посвятить – одну тому, что было сказано устами почтенного персидского дервиша в смысле указаний и советов относительно тела, т. е. первой самостоятельно оформливающейся в общем наличии человека части, а вторую – тому, что было разъяснено устами старца «ез-езунавуран» относительно второй самостоятельно оформливающейся части человека, а именно – его духа.
За все время нашего пребывания в том монастыре, кроме бесед с патером Джиованни, мы неоднократно обменивались мнениями и с другими адептами этого братства, с которыми дружески сошлись благодаря содействию все того же взявшего нас под свое отеческое покровительство патера Джиованни.
В общем в той обители мы пробыли около полугода и покинули ее не потому, что нам нельзя было больше оставаться там или что нам этого хотелось, а только потому, что совокупность всех воспринятых нами впечатлений в конце концов настолько переполнила нас, что казалось – еще немного, и мы лишимся рассудка.
Наше пребывание в этой обители дало нам так много ответов на интересовавшие нас как психологические, так и археологические вопросы, что, как нам тогда казалось, искать нам больше будет нечего – по крайней мере, в течение долгого времени, – и мы не продолжали дальше намеченный нами путь, а вернулись в Россию почти по той же дороге, что и пришли.
Вернувшись вместе опять в Тифлис, я расстался с профессором; он по Военно-Грузинской дороге отправился в Пятигорск к младшей дочери, а я поехал в Александрополь к родным.
После этого я с профессором Скрыдловым не встречался довольно продолжительное время, но переписывались мы постоянно.
В последний раз я его видел на втором году мировой войны в Пятигорске, где он гостил у дочери.