Что с нею светло в ночи.
За сонными кленами – старый храм
С пагодой золотой.
Почтовой станции красный дом
Над белой стоит водой.
Замолкло карканье ворон
На городской стене,
И цапли на отмели у реки
Застыли в блаженном сне.
А я, путешествующий старик,
Белый от седины,
Подняв занавеску, один не сплю,
Любуясь блеском луны.
Поднимаясь против течения по реке Сяншуй, выражаю свои чувства
Еще во время мира
Стал я старым,
А ныне – стар,
Да и к тому же болен.
Жизнь нанесла мне
Многие удары,
И рано поседел я
Поневоле.
Скитаясь
Между четырьмя морями,
Не зная,
Как бы прокормиться даже,
С родными
Редко вижусь и друзьями,
А больше —
С новой молодежью нашей.
Склоняя голову,
Меня смиренно
Учили старцы
Добрым быть с народом,
А молодые —
Грубо и надменно
Смеются надо мной,
Как над уродом.
Мечты мои
Убиты нищетою,
Избороздил я
Сторону чужую,
И, покидая Сычуань
Весною,
Теперь по южным звездам
Путь держу я.
На лодке мчусь —
Кругом весна в разгаре,
На берегах,
Во всей красе и силе.
Вдали, в горах —
Могила государя,
Где кости мудреца
Давно уж сгнили.
С тех пор века
Народ живет в печали,
Бесстыдно
Угнетаемый властями.
Цзя И и Цюй Юань
Так тосковали,
Что, не стерпев,
Себя убили сами.
Я думаю
О душах их печальных,
Быть может
Здесь витающих безмолвно…
Темнеют скалы
У воды хрустальной,
И дальше в лес
Плывем мы через волны.
Гребцы поют
И бодро правят лодкой,
Как будто бы
Вина хлебнули малость.
Поют, а все ж
На поворотах четко
Сигналят,
Забывая про усталость.
Всегда полезно
Знание предмета,
Гляжу: любой гребец —
Искусный мастер.
А вот правителей искусных —
Нету,
Иль просто их
Не подпускают к власти?
Темнеют краски,
Вечер наступает,
И стаи змей
Ползут к ночному ложу.
Медведей на деревьях
Мгла скрывает,
И тигры
Стерегут их у подножья.
Куда влекусь я
К своему ночлегу?
Хочу
Средь постоянного скитанья
Хорошему
Поведать человеку
Свою печаль —
И подавить рыданья.
Ночую на заставе Хуаши
Я в полдень простился
С ущельем Кунлинским
И к ночи
Добрался уже до заставы.
Здесь тысячи лет
У реки исполинской
Раскинуты буйно
Деревья и травы.
Удушливо-влажная
Дышит природа,
Тропический ветер
Не знает покоя.
Жара не считается
С временем года —
Здесь осенью жарко
И жарко весною,
Земля – в постоянном
Движенье доныне —
Меняет порядки
От века до века.
Челнок привязав
У ползучих глициний,
Один я бреду
По тропе дровосеков.
Над мертвой деревней
Покой неподвижен,
Крестьяне бежали
Из этой округи,
Растут сорняки
У заброшенных хижин,
Но ржавчина все же
Не тронула плуги.
К востоку —
Оружье берут патриоты,
А здесь —
Нерушимы законы и строги.
Так кто ж постучит
Государю в ворота,
Чтоб подати он сократил
И налоги?
Между Янцзыцзяном и рекой Хань
Я – путник, скитающийся давно
Меж двух величавых рек,
Ненужный ученый – в чужом краю
Затерянный человек.
Брожу я от родины вдалеке,
И некому мне помочь,
И я одинок, подобно луне
В долгую зимнюю ночь.
Близится горестный мой закат,
Но душа еще молода.
Быть может, не будут болезни мои
Мучить меня всегда?
Я слышал, что в древние времена
Кормили старых коней
Отнюдь не за то, что они могли
Работать на склоне дней.
При виде снега
Снег с севера
Врывается в Чанша,
Летит по воле ветра
Над домами.
Летит,
Листвой осеннею шурша,
И с дождиком
Мешается в тумане.
Пуст кошелек —
И не дадут в кредит
Налить вина
В серебряный мой чайник.
Где человек,
Что просто угостит?
Я жду:
Быть может, явится случайно.
Прибыл гость
Прибыл гость
С берегов отдаленного моря,
Жемчуга́ подарил он мне —
Слезы русалок.
На жемчужинах —
Знаков неясных узоры,
Я прочесть попытался —
Но не разгадал их.
Я бамбуковый короб
Тогда изготовил,
Чтобы жемчуг хранить
Для уплаты налога.
Но гляжу: превратился он
В капельки крови,
И со мною опять
Нищета и тревога.
Песня о хлебе и шелковичных червях
Наверно, городов
У нас в стране
Теперь не меньше
Тысяч десяти.
Но разве есть такой —
Скажите мне, —
Где б воинов в доспехах
Не найти?
О, если б
Переплавить мы могли
Доспехи
На орудия труда,
Чтоб каждый дюйм
Заброшенной земли
Перепахать.
И было б так всегда.
Чтобы крестьянин
Сеял в добрый час
И шелководством
Занялся опять;
Чтоб патриоту,
Как теперь у нас,
Не надо было
Слезы проливать:
Мужчины в поле
Выполняли б долг,
И пели женщины,
Мотая шелк.
Красный феникс
Ты различаешь,
Как в тумане синем
Горы́ Хэншань
Раскинуты отроги?
Там красный феникс
На ее вершине
Склоняется
В печали и тревоге.
Он шею вытянул
В немом усилье,
Чтобы друзей
Увидеть издалёка.
Сжат клюв могучий,
И повисли крылья,
Удручена душа его
Глубо́ко.
Как он жалеет
На вершине горной
О том, что в сети
Попадают птицы,
И даже самым малым
И проворным
Почти немыслимо
Освободиться.
Плоды бамбука
Разделить готов он
Среди любого
Птичьего собранья.
Пусть разозлятся
Коршуны и совы —
На это он
Не обратит вниманья.
Дикие гуси возвращаются на север
Дикие гуси
Летели за тысячи ли,
Нынче на север
Они возвращаются снова.
Глядя на странника