Айна умолкла. Ребята тоже сидели молча. Тонко звенели комары да журчал ручей по камням.
— Это ты, Айна, к чему-то рассказала, — усмехнулся Ваня.
— К чему? Медведю праздник не везде делают. Лицо женщина не везде закрывает. А медведь везде горб носит.
— Ну и что? — нетерпеливо спросил Миша. — И хорошо, что праздник медведю не стали делать и чадру эту, или как ее у вас называют, женщины сняли. А медведь и так проживет…
Через несколько дней маленький отряд полностью закончил свою работу. Ваня и Айна вызвались довезти до базы партии немудрое имущество отряда — рюкзаки, спальные мешки, палатку, буссоли, рулетки и оставшиеся продукты. От главной базы было недалеко до фактории, и Айна намеревалась добраться до нее пешком. Ваня же, сдав имущество, должен был спуститься на лодке за оставшимися товарищами и, захватив их, плыть в низовья реки до главной базы.
Узкая долбленая осиновка легко рассекает светлые струи реки. Журчит вода под носом лодки, разбегается от бортов мелкая рыбешка — вандыши. Ваня и Айна, стоя в лодке, отталкиваются легкими шестами, и осиновка, несмотря на сильное встречное течение, легко и быстро идет вперед.
От охотничьей избушки, где остались Петр Иванович и Миша, до базы партии двенадцать километров. Ехали молча, но когда за поворотом реки показались строения и палатки партии, молодые люди словно спохватились.
— Ну, что молчишь, Ванья? — не вытерпела девушка. — Ты рад, что едешь домой?
— Нет, Айна. Не хочется уезжать…
— Почему?
— Не знаю…
— Ты давно не был свой дом.
— По своим я соскучился, конечно. Но уезжать… Нет, я еще хотел бы побыть здесь.
— А все равно надо. Домой надо, потом учиться надо. Тебе меньше учиться. Мне долго. Очень дольше… — В голосе девушки грусть, растерянность.
— Ну, это не беда, — пытается успокоить Ваня. — Летом будешь у отца. А зимой тоже скучать не будешь. Подруг заведешь, друзей.
— А ты тоже заведешь подруг и друзей?
— Ну, друзей, может быть. А подруг — нет.
Айна смеется и озорно грозит пальцем.
— Ой врешь, Ванья…
— Я вру? Хочешь вот поклянусь…
— Поклянусь?
— Ну да. Слово дам, значит, обещание.
Айна минуту молчит, а потом серьезно и тихо говорит:
— Дай слово, Ванья. Я тоже дам слово.
— Я буду писать тебе, Айна. Только ты напиши первая и дай свой адрес. Мой-то ты знаешь.
— Напишу, Ванья…
Лодка мягко ткнулась в прибрежный галечник. Быстро выгрузили и сдали скарб завхозу партии. Сели на камень возле лодки, угостили вареным мясом крутившихся тут же Соболя и Туся.
Айна первая поднялась.
— Мне пора, Ванья.
Она опустила голову, вздохнула.
— Напишешь?
— Напишу. И ты пиши, Айна. Мы обязательно встретимся, ты веришь?
— Я верю… Знаешь, Ванья. Не бери с собой Дамка. Она старый. Отец возьмет ее на факторию. Будет заботиться. Не бери…
— Ладно, Айна, не возьму.
Постояли молча.
— Теперь иди, Ванья.
Она легонько повернула его к реке и вдруг неожиданно обняла сзади, поцеловала в щеку и, не успел Ваня повернуться, отскочила.
— Иди, Ванья. До свиданья.
Она быстро перескочила с камня на крутой берег и скрылась в тальянке. Следам метнулся Тусь.
…Ваня кликнул Соболя и столкнул лодку. Когда течение вынесло осиновку на середину раки, Ваня оглянулся. На высоком берегу девушка махала рукой. Рядом стояла собака.
— До свиданья, Айна-а-а!
— До свиданья-а-а… — донеслось в ответ.
Ваня поднял со дна лодки двустволку и раз за разом выпалил в воздух.
Эхо понесло звук выстрела над рекой, над крутыми лесными увалами.
Перезаряжая ружье, Ваня заметил, что в патронташе недостает патрона. Вместо него из гнезда торчала свернутая трубочкой бумажка. Он осторожно достал ее, развернул. Торопливо и размашисто Айна писала: «Ваня, я люблю тебя и не забуду. Ты тоже помни меня». Юноша бережно сложил бумажку и спрятал ее за подкладку фуражки.
Перед самым отъездом старая Дамка исчезла. Ребята кричали, свистели, но собака не пришла. Соболя и Тоскана привязали к лодке, но они и не пытались убежать. Когда оттолкнулись от берега и миновали устье ручья, Ване показалось, что среди кустов мелькнула собака. Пристали к берегу, снова кричали, и снова Дамка не показалась.
— Решила тут умереть, — заключил Миша.
— Может быть, — согласился Ваня.
О записке Айны он ничего не сказал. Мише не обязательно все знать.
Ваня налег на весло, и лодка заметно прибавила ход. Вскоре лужайка с избушкой скрылась за излучиной реки.
«До свиданья, Айна, — мысленно прощался Ваня. — До свиданья, Тойко, избушка, Дамка, тайга. Доведется ли встретиться со всеми вами, буду ли еще здесь?» Он с силой опускал весло в воду, и лодка неслась на стремнине навстречу перекатам, водоворотам, навстречу солнцу.
М. ЗаплатинУНЬЯ — КРАСАВИЦА УРАЛЬСКАЯ
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Многие неравнодушны к морю. Одни любят его самоотверженно, связывают с ним всю жизнь. Другие просто вздыхают по нем, а свою любовь ограничивают пляжем.
Ни к тем, ни к другим я не принадлежу. На морском берегу чувствую себя одиноким. Таинственная водная стихия кажется мне пустынной.
Совсем по-иному воспринимаю лесной зеленый океан. Он никогда не отталкивает пришельца, всегда дарит ему приют.
В тайге человек не один: вокруг стоят молчаливые многорукие великаны. С почтением встречают они вошедшего в их владения. Склонившись, протягивают «руки», приглашают в свой зеленый шатер.
Деревья в лесу похожи на людей. Постоянно ощущаешь в их облике некую одухотворенность. Они бывают шумливы, порой приходят в движение или затихают в полном оцепенении. В этом зеленом мире есть все, что нужно человеку.
Я видел тайгу в горах Забайкалья, на Енисее, Мане, Чаре, Подкаменной Тунгуске… Удивительные там леса! Лиственничные, кедровые… Но по душе пришлась мне тайга Северного Урала: еловая, пихтовая, сосновая, березовая… Есть там и кедрачи, и лиственничники. Каменный пояс соединил в себе зеленые массивы Сибири, Европейского севера и средней полосы России.
Северный лес великолепен! Вы идете десятки километров по сырым неприглядным кочкарникам, и вдруг впереди райский уголок — маленький остров, горка с кедровыми исполинами или размашистыми соснами.
Там сухо, безветренно. Вы с наслаждением ложитесь на землю, утопаете в ковре брусничника. А запаленный костер веселит и согревает вас. Радостные минуты! Только лесному путешественнику знакомы они.
Есть в этом своя необъяснимая прелесть: вдруг оказаться в горно-лесной глухомани. Увидеть другой мир, скрытый и таинственный, познакомиться с дремучим лесом — колыбелью сказок и легенд. Пройти тайгу, подняться на горы, встретиться с фантазией причудливых скал и горных замков. Забраться еще выше — где вечно царит каменное безмолвие, где снега и ледники среди лета, где острые пики утесов скрываются в облаках…
На Северном Урале есть река — Уньей зовется. Край глухих лесов, где когда-то селились люди, убегавшие от непосильного гнета, да в далеких скитах скрывались от «мира» староверы.
Мы отправимся в безлюдные верховья этой реки, пройдем вдоль хребта в той его малоисследованной области, откуда берут начало истоки Уньи, Колвы, Вишеры и Лозьвы. Мы попадем в заоблачные вершины Урала, часто заснеженного, с альпийским рельефом.
Итак, надо собираться в дорогу.
ГДЕ ОНА, УНЬЯ-РЕКА?
Выбор спутника для путешествия — всегда серьезная проблема. Я давно приметил одного парня: выше меня ростом, косая сажень в плечах, крепкие рабочие руки, волевое лицо. «Вот такого бы мне помощника в экспедицию — вьюки мои просто летали бы по воздуху!» Надо с ним поговорить.
Парня звали Валерием.
— Поедешь со мной? — спросил я.
— С удовольствием!
— Трудненько ведь будет.
— Ничего…
Мне понравился наш короткий диалог и это «ничего». Мне казалось, что человек с такой внешностью должен быть очень вынослив. Поэтому я решил идти с ним, несмотря на то, что Валерий никогда не участвовал в путешествиях, не ездил верхом на лошади, не рыбачил, не охотился.
Мы отправляемся на Унью, приток Печоры. Будем снимать цветной фильм о реке, примечательных береговых скалах, о пещерах, о туристах, которые непременно должны встретиться нам в пути.
Но перед тем как отправиться в киноэкспедицию, я совершаю «путешествие» по библиотекам, по книгам, завожу знакомство с теми авторами, которые лет тридцать-пятьдесят-сто и двести назад ходили путями, где собираемся пройти и мы. Библиотеки Перми, кажется, изучены мной основательно. Заглянул я и в старинные книгохранилища Чердынского и Тобольского музеев.
Каждый раз передо мной на столе лежала стопа пожелтевших книг. Пестрил список авторов: Тиандер, Европеус, Сеньковский, Доброхотов, Дмитриев, Шишонко, Кривощеков, Трапезников, Завалишин, Инфантьев, Носилов.
Очень занимательно просматривать путевые записки путешественников прошлого, а потам идти тропкой, по которой отшагивал до тебя, например, ученый Кейзерлинг, или светило русской геологии Федоров, или путешественники Латкин, Лепехин, Рычков, Берг. С особым чувствам идешь по пути былых исследователей.
По нескольку раз просматриваю внушительные записки одного из первых исследователей Северного Урала Э. К. Гофмана. И, конечно, знакомлюсь со статьями нашей славной современной путешественницы В. А. Варсанофьевой.
Профессор Санкт-Петербургского университета Гофман одну из своих экспедиций снаряжал в Перми. Продвигаясь вдоль Уральского хребта на север, он посетил и Унью-реку.
Приятно читать большую книжищу Гофмана «Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой». Замечательные иллюстрации и непринужденная, со старинным колоритом, манера изложения создают при чтении ту увлекательность, которую почти не встретишь в научных отчетах современных исследователей.
Это не отчет, а рассказ. Гофман как будто сидит в кругу друзей и делится впечатлениями о своем нелегком пути вдоль Уральского хребта.