И неожиданно мы подплываем к одному из сказочно красивых мест Уньи — Чамейному плесу.
Чамейный плес — гордость Уньи. Здесь — самые красивые скалы, самые пленительные пейзажи реки. И появляется это удивительное место внезапно для путешественника.
После Доски и Шапки Мономаха река постепенно сужается и перед островом, заросшим ивняком, образует узкую горловину, огибает остров.
И вдруг вас будто пугает кто-то, выскочив из засады, — с быстротой молнии перед глазами возникает широкий разлив с зеркальной тишиной воды, на левом берегу поляна с остатками старой избы, на правом — стена скал со сказочным шпилем, напоминающим голову с острова Пасхи, а рядом чернеющая пасть грота, пьющего воду из Уньи.
В этой «сказке» мы и заночевали.
Солнечное утро подарило нам увлекательную съемку: забирались к «шпинделю», как сказал Валерий, вплывали на лодке в широко разинутую пасть грота, снимали игру солнечных зайчиков на его стенах — работали с воодушевлением.
Здесь когда-то была деревенька Чамейная. Она располагалась на покатой поляне, заросшей теперь цветами: ромашками, кипреем и множеством других, которых я не знаю. И еще заметна дорога отсюда к Бердышу.
Кругом глухие леса, рыбная река с хрустально чистой водой, а на другом берегу каменный средневековый замок с гротом. Грот называется «Чамья», то есть амбар, в котором рыбаки хранили сети, снаряжение, улов. От него и получили название «чамейных» камень, плес и сама деревенька.
Любопытно, что олово «чамья» — мансийского происхождения. Оно заимствовано русскими у манси, которые, как известно, жили на Верхней Печоре и Унье.
Здесь произошло мое первое знакомство с семгой. Если бы не моторист Володя, я, возможно, никогда не обратил бы внимания на маленьких рыбешек, стремительно отплывающих от ног, когда входишь в реку.
— Как много вьюнов! — удивился я.
Моторист в это время «харюзил» на перекате для очередной ухи.
— Это тальма, — возразил он, — молодь семги…
Я тотчас же занялся киноохотой за рыбешками. Внимательно разглядел шустрых мальков величиной от пяти сантиметров и больше. С первого взгляда они похожи на вьюнов: такие же большие гребные плавники, только без усов.
Но одна яркая деталь выделяет эту мелюзгу среди прочих рыбок: они, как форели, украшены по бокам черными и красными точками. Семга в своем отрочестве как бы проходит стадию форели. Подрастает, скатывается из уральских горных рек в Северный океан и постепенно превращается в сильного серебристого лосося.
Унья — река нерестилищ и выростных угодий для семги. Лов ее здесь запрещен.
К ТУРИСТАМ НА КИСУНЬЕ
Отправляемся дальше. По пути листаю книжку Г. Чернова «Туристские походы в Печорские Альпы». Описания Уньи в ней очень краткие, но зажигательные, призывные:
«Плывите выше по реке — чем дальше, тем интереснее».
И верно. Великолепные глубоководные плесы с громадами скал. Черные леса — еловые, пихтовые, кедровые — оттеняют суровые камни, тянущиеся по берегам теперь без конца.
В лодке мы не разговариваем — мешает гул мотора. Да и красота берегов действует как-то гипнотически. Смотрим и смотрим с удивлением, с молчаливым восхищением…
Громада Высокого Камня долго тянется справа, за ним камень Лазарев с приметным шпилем. Потом слева Висячий Камень, а напротив, на другом берегу, среди красивого участка скал — Камень Говорливый.
— Эй! Хо-хо! — кричит моторист.
И Камень Говорливый отчетливо повторяет этот возглас. Мы переглядываемся, улыбаемся, удивляемся: Камень умеет повторять человеческие голоса, разговаривать.
Но вот берега как будто освободились от скал, русло Уньи расширилось. Из-под лесистой горы оправа к реке спешит ручей. Но у ручья совсем нет дорожки: вынырнув из-под земли бурным потокам, он тут же вливается в реку. Это знаменитый Родник.
Откуда течет подземная река? Какие дворцы создает она в царстве темноты? Никто этого не знает.
Но пройдет много веков, высохнет уньинский Родник, опустятся люди в зияющее на берегу жерло и, наверное, увидят в мире тишины и мрака новую сказку.
За Родником скалы вновь взяли в плен Унью. На повороте реки на правом берегу взметнулся в небо красивый Камень Кремень. Огромными ступенями, заросшими черным лесом, поднимается он вверх, а там снова стена тайги.
Почему называется он Кремнем? Возможно, с древнейших времен люди брали в нем кремни для высечения огня?
И новое чудо — утес Антихристова Корона. Вертикальная скала с причудливым верхом, напоминающим странный головной убор шамана.
Этот примечательный участок Уньи мы проплываем не без труда. По мелким перекатам тащим лодку, бредем в холодной горной воде, невольно купаемся, проваливаясь в глубокие ямы.
На высохших перекатах тяжело груженная лодка застревает. Володя вынимает лопату:
— Я ее не зря прихватил!..
И начинается прокоп длинной канавки по дну. По ней мы можем протащить лодку через перекат.
Миновав устье речки Горелой и остров, попадаем в живописную долину. Кругом зеленые горы, и лишь в одном месте приметным утесом выделяется из них Камень Минин. Совершенно отвесная плоская скала-гигантский пласт горной породы, поставленный вертикально.
И потом слева долго тянулись унылые обгоревшие увалы Высокой пармы. Единственная и последняя скала Щека как-то неприметно спустилась с них к реке. Перед нами опять большой остров с «зелеными парусами», а правее его протока, загроможденная большими валунами. Это начало Большого порога.
Дальше плыть уже нет сил: выдохлись. На голом открытом островке опять костер, палаша, ужин из печеных хариусов и блаженный сон без комаров.
Большой порог на Унье сразу начинается двумя островами. Первый — длинный, называется Еловым, второй — маленький, безлесный — наш ночлег. Потом тянется пятикилометровое широкое русло, усыпанное камнями. В средней части они хаотически загромождают реку, образуя наиболее трудный для прохождения лодки участок.
Здесь в Унью впадает речка Порожная. Выше камни как будто редеют, мельчают, но порог заканчивается большим лесистым островом, разделившим Унью на два рукава. За островом тихое плесо.
Любопытно, что, по мнению местных жителей, многие камни в пороге ежегодно перемещаются вниз под воздействием весеннего ледохода.
В августе, когда Унья менее полноводна, лодку через порог провести можно. Правда, это трудоемкая и нелегкая работа. Нужно тянуть лодку, выискивая для нее наиболее глубокую дорожку. Вы идете по дну слива, глубина которого может быть до колен, по пояс и по горло.
Я сказал бы, что это — отважная работа. На нее уходит полдня — пять километров за пять часов! И вынужденное продолжительное купание в холодной горной воде.
Наш моторист Володя героически помог нам провести через порог лодку с грузом в пятьсот килограммов. Но и мы с Валерием не спасовали.
При выходе в верхнее плесо опять рыли лопатой канавку в мелком перекате. И когда пихтовые леса по берегам позолотились вечерним солнцем, с облегчением заскользили по зеркалу затихшей реки.
— Люди! — крикнул Валерий.
Из-за мыса показалось устье Кисуньи. Там белели палатки. Подплываем. Это те пермские туристы, которых привез сюда дед Стафей.
Быстро оглядываю всех. Это не юноши и девушки, каких мы привыкли видеть с рюкзаками. Люди в основном среднего возраста. Один мужчина — пожилой. Любопытная компания!
И еще больше удивился я, когда познакомился с каждым. Группу возглавлял директор областной детской туристической станции Александр Григорьевич Галанин — это он первым поздоровался со мной. Геннадий Федорович Гладких — работник машиностроительного завода. Он сюда прибыл со своей взрослой дочерью Риммой. Оба заядлые туристы.
Двое мужчин помоложе — инженер Анатолий Зернин и маляр «Пермстроя» Виктор Комаров. Они тоже не могут жить без путешествий.
Борис Петрович Фоминых — работник одного из пермских заводов — и его жена Зоя Алексеевна отказались от южной путевки ради уньинской лесной глухомани.
На устье Кисуньи эта интересная компания устроилась прочно: лагерь из трех палаток, печка из каменных плит на берегу, стол из досок, возле него — мешок с мукой, бидон с маслом, мясорубка, сковорода и ворох всевозможной посуды.
Нас усаживают за стол, угощают пельменями из хариусов и пирожками с лесными ягодами. Как-то странно: среди дикой природы — домашняя кухня, необычный для похода комфорт.
Пылает веселый костер. Бесконечные разговоры, смех, шути. В этот вечер как будто пришли к нам все леса и темным частоколом столпились вокруг яркого огнища, с удивлением слушая нас.
В СТАРОМ ГНЕЗДЕ СКИТНИКОВ
Река Кисунья при слиянии с Уньей как будто нарочно создала живописный уголок для стоянки туристов. Песчаный мысок, защищенный темным лесом, вместе с тем открывал привлекательную панораму уньинского плеса. Глубокое и тихое русло перед лагерем. Солнце весь день светило над палатками. А со всех сторон непередаваемая прелесть уральской тайги.
В этих лесах турист не найдет комфортабельных гостиниц. Но природа всегда предоставит ему приют в своих зеленых шатрах. Очарует великолепием речных и лесных картин. С щедростью хозяйки не забудет пригласить к столу, своеобразному и обильному: ягоды, грибы, рыба, кедровые орехи, съедобные травы…
Ушло в прошлое то время, когда жили здесь староверы-пустынники. В лесу остались только развалившиеся избенки-кельи. Но в двадцатых годах В. А. Варсанофьева еще встретила общины скитников именно вблизи устья Кисуньи.
Одна из общин находилась у большого затона, носящего название «Старица». Несколько разрушенных домов и сейчас еще стоят там.
Нас интересовало, что представляет собой келья пустынника.
— Мы одну нашли, — сказал Галанин. — Хотите посмотреть?
— Хотим сию же минуту!
Туристы народ такой: задумали, собрались и пошли.
Чистейшая вода неподвижно стоит в плесах. А на перекатах спокойно переливается по ярко-желтым камешкам. И от этого дно реки кажется золотым.