— Ну, теперь досыпать. Утром спустимся вниз, обойдем по плашкам. Ты, Ваня, пойдешь по своему кругу — Матвей-то ушли с Василием проведать мишку, а мы с Терентием — по своему. Подыматься будем пораньше.
5
Семен и Аристарх возвращались к балагану. Они решили провести в нем последнюю ночь, а утром, нагрузив на нарту пушнину, отправиться в избушку.
По пути решили еще раз осмотреть место, которое облюбовал Аристарх для постройки избушки.
— Место самое подходящее, — рассказывал он. — Возле ручья, под чурком…
— Пойдем поближе к релке, — предложил Семен и, чертыхаясь, свернул в сторону.
Следом двинулся Аристарх. Побрели по косогору, но не прошли и десятка сажен, как почти из-под лыж с шумом выпорхнули несколько рябчиков. В сильные морозы они вылетают на ольховник, днем жируют на ольховой шишке, а ночью спят в снегу. Тут-то и подкарауливает их соболь или хитрая куница. Однако следов этих зверьков поблизости не было. Впрочем, охотникам сейчас было не до следов. Они разом вскинули ружья, и два рябчика, которые сидели на ближних деревьях, упали в снег. Первым к убитой птице подошел Семен. Он нагнулся над ней и неожиданно заметил, что снежный сугроб неестественно желтый.
«Уж не берлога ли? — мелькнула догадка. Перезаряжать ружье было неудобно, и Семен, сделав несколько шагов, оказался на самом сугробе. Он внимательно оглядывался кругом, доставая из тугого патронташа патрон с пулей. Неожиданно ему показалось, что лыжи что-то тихонько задело. Он глянул на них и замер: из снега между лыж выставился медвежий нос. Узенькие злые глазки уставились на охотника.
Решение появилось мгновенно. Почти одновременно Семен опустил в снег ружье и выхватил из-за пояса топор. Размахнувшись что было силы, ударил. Жуткий рев раздался из-под снега. Какая-то сила вырвала топор из рук. Подхватив ружье, Семен в два прыжка отскочил от берлоги, успев только крикнуть:
— Медведь!
Но Аристарх уже понял. Он подбежал к толстому кедру, надеясь оттуда выстрелить в выскочившего медведя. Но зверь опередил охотника.
Он, подняв фонтан рыхлого снега, выскочил вовсе не из того места, откуда ожидал его охотник, и сразу кинулся на Семена, не успевшего зарядить ружье. Стрелять Аристарху нельзя. Можно попасть в товарища. На беду, из берлоги показался второй медведь. Не целясь, Аристарх вогнал в него пулю. Зверь рявкнул, перевернулся через голову, и ту на него набросились подоспевшие собаки. Из-за дыма и снега охотник не видел, куда исчезли Семен и первый медведь. Все-таки он бросился вперед и увидел, как Семен, словно на учении, лежит на животе и, положив ружье на согнутый снегом куст ольхи, целится в убегающего зверя. Выстрел сочно прокатился над ручьем. Зверь присел на задние лапы и, взревев, схватил зубами заднюю лапу. Но прогремел второй выстрел, и он медленно осел на снег.
— Семен, ты жив?
— Кажется, жив… — обернувшись, произнес тот. К бледному его лицу медленно приливала кровь. — Вот ведь как: сбил меня с ног в тот момент, когда я затвор закрыл. Кажется, не задел.
Поднявшись, он снова зарядил двустволку и подошел к зверю.
— Пестун… А где же рана? Ведь я его топором хватанул промеж глаз.
— Может, другого?
Подошли к другому зверю. Это была громадная медведица. На морде медведицы раны тоже не оказалось.
— Вот штука! — недоумевал Семен. — Кого же я тяпнул?
— Может, промазал?
— С метра-то?.. Да и топор кто-то вырвал…
Он подошел к тому месту, где ударил зверя топором, держа наготове ружье, и заглянул в отверстие. Внизу темно. Осторожно сунул коек в черноту. Черенок уперся во что-то мягкое. Семен с силой надавил на него, крутнул, а затем выдернул обратно. На конце черенка торчал черно-бурый клок шерсти.
— Неужто еще один?..
Аристарх взял ружье на изготовку и подошел поближе. Семен еще несколько раз ткнул в берлогу койком. Потом принялся разрывать снег. Вскоре, очистив от сучьев «чело» — вход в берлогу — и разрубив корни, добрался до третьего.
Через два дня все мясо вывезли на нартах к избушке.
— Корму теперь и нам и собакам хватит, — радовался Василий. — Еще в весне пару лосей подстрелить, тогда проживем!
6
В марте не охотились. У зверей начались линька, гон. Все занялись строительством избушек для геологов и лесоустроителей. Иван по карте нашел места, где надо было их построить, и мужики принялись за дело. Иван с Семеном, Терентием, Аристархом и Матвеем ушли в самые дальние кварталы, намереваясь построить там избушки до начала большого снеготаяния, а Ваня с отцом стали заготовлять лес и плахи для строительства двух ближних избушек. Все шло хорошо.
Но однажды случилось непредвиденное. Отец утром забыл закрыть чамью, а вечером, придя с работы, обнаружили, что там кто-то побывал.
Вором оказалась росомаха. Вредный этот зверь не так много съел провизии, как изгадил ее. Росомаха растаскала и спрятала по лесу мясо, рассыпала муку и не только рассыпала, но еще и покаталась в ней и в довершение всего нагадила. К тому же зверь опрокинул бидон с керосином. Мука теперь, конечно, никуда не годилась.
Старик долго убивался.
— Что мужикам-то теперь скажу?.. Мясо — шут с ним. Добуду. А с мукой-то как? Ведь есть нечего.
Ваня подсчитал, что если на каждого в день расходовать по три сухаря и горсти муки, то хватит этого на месяц. А жить надо месяца полтора. Долго думал старик, как быть, и придумал.
— Придется тебе, Ваня, отправиться на Велс. Дойдешь на лыжах быстро — дня за четыре. Попросишь у кладовщика Савельева полмешка муки да мешок сухарей и на нарте доволокешь до шалаша, что на Таборной. Мы туда выйдем недельки через три. К этому времени реки вскроются. Порыбачим и поплывем домой…
На следующий день, еще затемно, Ваня закинул за плечи мешок и, надев широкие, подбитые мехом лыжи, быстро заскользил по пойме речушки навстречу маячившим вдали синим горам. Дамку отец взял на поводок. Пусть остается. Обдерет еще лапы в дороге. Долго стоял возле избушки отец, следя за тем, как удаляется, растворяясь в предутренней темноте, фигура сына. Потом быстро поваливший сырой снег скрыл и ее, и горы, и речку, и крутые берега.
7
— Ну что, мужики, начнем? Сиди не сиди, а робить надо…
Проговорил это Аристарх, поднялся первый от костра, поплевал на рукавицы и направился, утопая в снегу по пояс, к стройной высокой ели.
— Пойдет на обклад, мужики?
— Пойдет. Такая и на избу пойдет, — меряя взглядом дерево, говорит Терентий. — Может, потоньше можно. Сподручней с ними бы…
— Нет уж, давайте, мужики, делать как следует, — отрезает Иван. — Им, поди, не одно лето в избушках жить придется. Да и для нас сгодятся.
У охотников нет с собой пилы. Но, привычные к топору, они работают споро. В тот же день разрыли снег, вкопали четыре толстые чурки и на следующий день принялись рубить избушку.
Еще неделю тому назад они искусно охотились на белку и куницу, умело брали соболей, а сегодня так же умело, споро, как будто этим только и занимались всю жизнь, строят. Через пять дней избушка была готова. Сделали все: и нары, и ве́шала — сушить одежду, и два оконца с рамами, и дверь из толстых кедровых плах.
— Кабы стекло да навесы, да еще буржуйка с трубой, так хоть сейчас вселяйся, — закрепляя последнюю плаху на крыше, говорит Аристарх. — Не избушка, а дворец.
— Самое главное — плахи какие, — хвалится своей работой Терентий. — Отродясь таких плах не выкалывал. Ну и кедр попал!
Он не удержался и еще выколол несколько плах.
— Пригодятся.
Вторую избушку делали значительно дольше. Деревья на новом месте оказались косослойными. Каждую плаху приходилось тесать топором, а на это уходило много времени.
— Ну их к лешему, эти избушки, — ругался Терентий. — На них на рукавицы не заработаешь.
Вечером у костра он снова завел разговор.
— Может, правда бросить эти избушки. Я сегодня кедр валил, так с него орехи дождем сыпались. Сейчас насты начнутся. Орехи собирать самое время…
— Да, не мешало бы, — робко поддержал Терентия Матвей.
— Дело, конечно, ваше, мужики, — хмуро заговорил Иван. — На орехах и правда можно заработать побольше. Но только неладно получается: избушки строить мы договаривались, людям пообещали, а сами — в сторону.
— Так две вот и сделали, — стоял на своем Терентий. — На остальные, скажем, времени не хватило. Что нам из-за них такой фарт терять?
— А я считаю, что слово свое надо держать, — вставил Аристарх. — Иван верно говорит: на нас надеется Зарницын и не след его подводить.
— Да что он тебе, Зарницын, золотые горы отвалит?
— Дело не в золотых горах, — продолжал доказывать свое Иван. — Конечно, если за орехи заняться, можно и больше получить. Для нас, охотников, это лучше. А Зарницыну избушки нужны. И если уж правду говорить, то они и не ему нужны, а государству. И нужны больше, чем три или пять мешков орехов, которые можно насобирать. Городского, не знакомого с лесом человека в тайгу ведь не пошлешь. Потому к нам и обратился Зарницын. Обратился, можно сказать, не как купец, а как государственный человек. Выходит, делаем-то мы тоже государственное дело. И я полагаю, что это очень даже важное дело.
— Верно, — поддержал брата Семен. — Мы сейчас все равно как на службе. Подписали соглашение добровольно и, выходит, стали как добровольцы в армии.
— А добровольцам обратного хода нет, — заключил Иван.
— Ну, ладно, — сконфуженно стал оправдываться Терентий. — Я тоже понимаю, что нельзя от слова отступать. Да очень уж много орехов сегодня мы видели с Матвеем. Вот. — Он развязал мешок и высыпал на бересту горку орехов. — Собрали с одного кедра. Попутал бес на них. Берите…
Принес свои орехи и Матвей.
— Угощайтесь.
Больше разговоров о том, строить или не строить избушки, в артели не было.
Работали споро. Через три недели охотники вернулись к зимовью.
8
Все сильнее и сильнее пригревает солнце. На южных склонах крутых увалов снег начал подтаивать. Густые пихтачи уже давно сбросили с себя тугие и тяжелые комья снега и стояли сейчас зеленые. Первый глухарь первый раз пробороздил снег своими крыльями, идя на старое токовище. Весна наступала.