Майору Рамке он был рекомендован как знаток здешней местности. Утомленный стрельбой капитан мечтал утром, что он быстро достигнет резиденции своего друга пана Гурского и на правах завоевателя недурно там переночует.
Однако батальон Рамке вот уже несколько часов топтался на одном месте и понес такие потери, каких не было при переходе границы ни одной другой страны. Когда Рамке доложил о потерях командиру полка, тот пришел в ярость. Корреспондент, уже забыв об обещанном завтраке, сидел и лопал его, майора Рамке, бельгийские консервы и пил французский коньяк. Рамке уже начинал презирать этого долговязого писаку. «Сидел бы, болван, в своем Неаполе, — думал майор, — или в Риме, а то тоже полез войну описывать…»
— Вы, господин капитан, кажется, только вчера сказали, — сдержанно заговорил майор, — что у русских в этом районе, кроме тех пограничных подразделений, о которых мы с вами говорили, нет войск. Получается что-то не так…
— Я и сейчас могу это подтвердить, господин майор, — сухо ответил Сукальский.
Ему тоже противна была сытая физиономия майора Рамке, который сегодня дважды поил коньяком своих солдат, дважды гнал их в атаку.
— Вы, господин капитан, недостаточно разбираетесь в военных вопросах. Скажите мне: как вы будете излагать причину сегодняшних неудачных атак?
— Я напишу, что господин майор Рамке слишком много выдал своим солдатам коньяку и слишком мало храбрости привил им. Всякое спиртное, как известно, имеет свойство быстро выдыхаться…
— Остроумно, — недовольно пробурчал майор. — Сейчас вернется разведка, и я пошлю своих солдат вдоль этого капала, накоплю их в овраге и атакую левый фланг русских. Вы утверждаете, что бетонных укреплений здесь нет?
— Я здесь был давно. Тогда их не было. А теперь, может быть, и есть! Надо вызвать авиацию и танки. Тогда с ними можно будет сразу разделаться, — предложил Гаспери-Сукальский.
— Вы, я вижу, действительно не очень-то разбираетесь в военных вопросах. Сейчас наши танковые соединения под прикрытием авиации совершают грандиозный маневр. Они захватывают главные магистрали! — с важностью в голосе заявил Рамке, попивая маленькими глотками коньяк. — Правда, пока еще нам мешает русская артиллерия, — поставив на стол рюмку, сказал гитлеровец. — Но я могу, черт побери, и без танков раздавить эту заставу. Они увидят, что такое майор Рамке!
Он подошел к телефонному аппарату и приказал открыть усиленный минометный и артиллерийский огонь. Вызвав командиров рот, майор велел выдать солдатам еще коньяку и подготовиться к наступлению вдоль канала.
На обороняющихся пограничников снова обрушился шквальный огонь.
В окопе неожиданно появился повар Чубаров. Столкнувшись с начальником заставы, он взял под козырек:
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться!
— Слушаю. — Усову странно было видеть повара без белого халата и поварского колпака. Чубаров был в фуражке, в новом обмундировании, на поясе висели гранаты и подсумки.
— Разрешите мне, товарищ лейтенант, пострелять в фашистов.
— Тебе же приказано за ранеными присматривать! Что же их оставил, товарищ дорогой! — с упреком проговорил Усов.
— Раненые… — Чубаров покачал головой. — Раненые, товарищ лейтенант, они… все разбежались…
— Куда это могли раненые сбежать? — спросил Усов.
— Как только я их перевязал, в окопы поубегали… Сорока на одной ноге упрыгал. Вы сами знаете, с таким человеком справиться нет никакой возможности.
— Так! А завтрак приготовил?
— Завтрак давно готов, — замявшись немного, ответил Чубаров. — Рыбу поджарил. Только завтракать никто не идет…
— Сам понимаешь, почему не идут. Ты вот что, дружок, разнеси завтрак по траншеям и покорми людей!
— Есть накормить людей! — Чубаров повернулся и, пригнувшись, побежал по траншее.
Через некоторое время его приземистая, в новом обмундировании фигура мелькала во второй траншее. Ставя полную миску макарон, положив большой кусок рыбы, он каждому внушительно говорил:
— Все съесть, без остатка. Поешь крепче, стрелять будешь метче!
После этого начальник заставы приказал Чубарову доставить в комендатуру документы и донесение.
Проводив Чубарова, Усов быстрыми шагами прошел на командный пункт и стал наблюдать в бинокль за полем боя. Во второй траншее пулеметные очереди перемешивались с гулкими винтовочными выстрелами. От линии границы, скрытой кустарником и лесом, доносились чужие, захлебывающиеся, истошные выкрики. Когда справа и слева начинали стрелять станковые и ручные пулеметы, у Усова от радости теснило в груди. Это отбивали атаки соседние заставы, вторая и четвертая. Усов брал телефонную трубку, спокойно и негромко спрашивал:
— Вторая, вторая… Что нового? Появилась кавалерия? Ничего! Встретим и кавалерию… Хотят прорваться в тыл? Наблюдаю.
Зловещий свист мин заставил Усова плотно прижаться к стенке траншеи. После разрывов над бруствером вместе с тучей песка и пыли клубился смрад, густо заполняя ходы сообщения. Усов вскочил и окинул взглядом траншею. Все были на местах. Румянцев отряхивал с гимнастерки песок. Владимиров протирал подолом гимнастерки затвор снайперской винтовки. Бражников вглядывался вперед, он словно прирос к ручкам станкового пулемета. Вдруг он резко склонил голову, и тут же стальной щит затрясла длинная хлесткая очередь. Усов вскинул к глазам бинокль. Окуляры поймали и приблизили зелень кустов, где на рысях шла группа всадников на крупных рыжих лошадях. Не доскакав до переправы, они повернули обратно, оставляя на земле посеченных пулями коней. Всадники еще мельтешили в кустах, но Бражников почему-то не стрелял.
— Ого-онь! — крикнул Усов, но пулемет молчал.
Сжимая в руках бинокль, Усов подбежал к Бражникову.
— Заело, товарищ лейтенант! — повернув голову и вытирая рукавом гимнастерки разгоряченное лицо, ответил сержант. От виска его к мочке уха катились грязные струйки пота.
Усов отстранил приподнявшегося Бражникова и отодвинул затвор. Приемник оказался забитым песком.
— Отказывает оружие, — сказал Бражников. — Уже несколько раз чистил, все тряпки израсходовал. Как мина лопнет, так куча песка.
— Чистить, быстро! Сейчас кавалерия снова пойдет в атаку, в тыл прорвется, вот тогда будут нам «тряпки!» — Усов выхватил из кармана пахнущий духами платок и торопливо стал протирать приемник пулемета.
— Платочком, товарищ лейтенант, тут не спасешься! — Бражников дернул пряжку поясного ремня и, расстегнув его, вместе с подсумками бросил себе под ноги. В одно мгновение он стащил через голову гимнастерку и с треском разорвал нижнюю рубашку надвое. — Разрешите, товарищ лейтенант? — сжимая в руках белые ленты полотна, проговорил Бражников.
Усов, комкая в кулаке носовой платок, встал сбоку и с волнением следил за ловкими движениями рук сержанта. Глядя на его сильное, мускулистое, тронутое загаром тело, Виктор почувствовал, что рядом с этим богатырем он сам становится сильней.
Обернувшись, лейтенант увидел, что Владимиров тоже рвал рубаху и бросал белые клочья товарищам. Сорока, вытянув забинтованную ногу, протирал затвор ручного пулемета. Потом начал менять ствол. Несколько раз начальник заставы отсылал Сороку в укрытие, но он снова появлялся то в первой, то во второй траншее. Усову захотелось самому сбросить с плеч гимнастерку, освежить тело прохладным ветерком, хотелось сказать людям какие-то значительные слова, но его окликнули вернувшиеся из разведки Юдичев и Кононенко.
Они сообщили, что на правом фланге, против второй траншеи, во впадине Августовского канала, накапливается противник. Южнее заставы в лес втягивается кавалерия. Предположение, что фашисты намереваются форсировать канал и зайти в тыл, оправдывалось. Усов подошел к телефону и, опустившись на корточки, взял у связиста трубку и сообщил обстановку коменданту, а затем позвонил Шарипову. Не выпуская из рук трубки, крикнул:
— Сержант Бражников, ко мне!
Подтянув поясной ремень и вытирая на ходу руки тряпкой, Бражников подошел к начальнику заставы.
— Присядь, — сказал Усов, протягивая сержанту папиросу. — Видел я, как ты фашистскую кавалерию сразил. Надеюсь, больше пулемет не заест? Теперь надо снова ждать появления конницы. Возьмите с Румянцевым ручной пулемет, захватите побольше патронов и дисков и сядьте в засаду. Выдвинитесь ползком в учебный окоп. Знаете, в соснах?
— Сам отрывал, товарищ лейтенант! — ответил Бражников.
— Тем лучше. Займите окоп и, как только фашисты начнут переправляться через канал, расстреливайте их в упор. Мы поддержим, и пушки подполковника Рубцова тоже ударят! — Усов задумался и, медленно подняв на Бражникова воспаленные глаза, добавил: — Отход — две красные ракеты с командного пункта. Задача ясна?
Бражников ответить не успел. В руке начальника заставы протяжно запела телефонная трубка.
Усов приложил ее к уху.
— Слушаю, товарищ комендант! Есть, есть! — отрывисто говорил он. Лицо его становилось все суровее, остро поблескивали глаза с выражением гордой и жгучей радости.
— По радио выступает нарком иностранных дел! — крикнул Усов притихшим пограничникам.
Стоявшие неподалеку подходили поближе и напряженно прислушивались.
— Всех, кроме наблюдателей, ко мне! — передавая связисту трубку, приказал Усов, но тут же, о чем-то вспомнив, решительно добавил: — Нет, собирать не нужно. Пусть все, кто меня слышит, коротко расскажут своим товарищам. Сейчас от имени Центрального Комитета нашей Коммунистической партии и Советского правительства по радио сообщили советскому народу, что сегодня в четыре часа утра фашистские войска вероломно напали на нашу Родину. По всей линии государственной границы, от Баренцева до Черного моря, на протяжении трех тысяч километров, на всех постах и заставах, пограничники грудью встретили врага, героически защищая священные границы нашей Родины! Красной Армии отдан боевой приказ — дать жестокий отпор фашистским захватчикам! Нам выпала великая честь первыми ударить по врагу, и мы будем бить его до последнего патрона, ни на шаг не отступим от границы. Передайте слова из Москвы: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!» Стреляйте, товарищи, метко, наверняка, насмерть. За нами стоит Родина, с нами весь советский народ!