После опубликования романа автор получил много писем. Пожалуй, не было письма, в котором читатели не спрашивали бы о судьбе Оли Шариповой, ее матери Клавдии Федоровны, жены Виктора Усова Александры Григорьевны.
Ольга Александровна давно замужем. Муж у нее пограничник. У них растут прекрасные дети. Клавдия Федоровна воспитала двух сыновей. Старший, как и отец, — офицер, служит в рядах Советской Армии. Слава живет с матерью и трудится на заводе.
Нелегко сложилась судьба Александры Григорьевны. В 1952 году во время беседы с Франчишкой Игнатьевной мне запомнилось село Поречье, куда якобы была отправлена Шура. Сверившись по карте, я узнал, что село это находится на территории Польши. Позже выяснилось, что Шура была отправлена в село Перстунь. Жену начальника заставы тогда приютила польская семья Ивана Ефимовича и Станиславы Ивановны Дворак.
— Прожила у нас Шура около месяца, — рассказал Иван Ефимович. — К этому времени фашисты начали всякое лихо творить, стали вылавливать русских людей. Заинтересовались и нашей Шурой.
— Слушай, Дворак, — спросил однажды староста, — у тебя какая-то русская живет?
— Ну так что?
— Комендант спрашивал…
— Ее уже нет. Ушла.
— Куда?
— Не знаю…
Иван Ефимович успел отправить Шуру в село Свясие. Там ее укрыла бывшая учительница Ольга Ивановна Ефремова.
«…Чтобы не попасть в Германию, — пишет Александра Григорьевна, — я укрылась у Ольги Ивановны. Станислава Ивановна навещала меня, приносила продукты. Потом вскоре приехал Иван Ефимович, и я снова вернулась к Дворакам. Станислава Ивановна и Иван Ефимович много делали хорошего русским людям. Русские убегали из плена, часто ночью приходили в деревню, заходили к Дворакам, были обогреты и накормлены. Для разговора с ними меня всегда будил и вызывал Иван Ефимович».
В июле 1944 года стала подходить к этим местам Советская Армия. Завязался бой и за деревню Перстунь. Станислава Ивановна укрылась с ребятишками и Шурой на бугре в погребе, где хранились зимой овощи. В доме остался один Иван Ефимович. После непродолжительного боя солдаты Советской Армии заняли Перстунь. Фашистов выбили, но они зацепились за высотку, расположенную на окраине села, и открыли ответный огонь. Наши артиллеристы выкатили пушку и поставили посреди улицы — прямо напротив хаты Ивана Ефимовича. От первого же выстрела посыпались стекла, а снаряд разорвался неподалеку от зеленого бугра… Иван Ефимович подошел к солдатам и сказал, что под бугром погреб, а там жена с ребятишками.
Артиллеристы перенесли огонь правее и вскоре отогнали фашистов. Стрельба стихла. Кто-то открыл крышку погреба. В створке показалось лицо солдата в пилотке с красной звездочкой. Шура кинулась к нему первой и, плача, стала целовать обветренное солдатское лицо, пропахшее махоркой и порохом.
В ноябре 1944 года Александра Григорьевна уехала на родину в город Ростов-на-Дону, где живет и в настоящее время. Она работает учительницей, вот уже около 30 лет учит детей.
«Живу одна и не заметила, как состарилась», — с грустью заключает она в своем недавнем письме. Александра Григорьевна осталась верна своему мужу и вторично не вышла замуж. Да мало ли состарилось двадцатилетних вдов! «Бывают даты, которых не празднуют. Вдовы надевают траур в такие дни, и листья на деревьях выглядят жестяными, как на кладбищенских венках».
Каждый год в день 22 июня Франчишка Игнатьевна Августинович приезжала к памятнику героям-пограничникам с букетиком полевых цветов в сухой, натруженной руке.
Долгую и славную жизнь прожили они с Осипом Петровичем. Советское правительство высоко оценило их смелый, патриотический поступок, наградив медалями «За отличие в охране государственной границы СССР». До самых последних дней их жизни — скончались они в 1968 году — все боевые смены поколений пограничников заставы имени Виктора Усова оставались лучшими друзьями стариков Августиновичей. Их хата всегда была тепло натоплена, накормлена корова. Об этом постоянно заботились солдаты, сержанты и офицеры заставы.
Время неумолимо движется вперед, реликвиями становятся памятники Великой Отечественной войны, выветриваются на них буквы, выцветают фронтовые снимки, но никогда не поблекнут подвиги героев — им суждено вечно жить в сердцах благодарных потомков.
ВСТРЕЧНЫЙ ВЕТЕР
Часть первая
Глава первая
Петька Пыжиков, худенький остроносый мальчик лет девяти, выбежал из подъезда большого серого дома и, задрав голову, как молодой петушок, пронзительно свистнул. Это был сигнал другу Мишке Ромашкову, жившему в этом же доме с матерью и сестренками.
Во дворе на вянущие газоны и осыпающиеся акации спускались скучные осенние сумерки. Наступала та вечерняя пора, когда спать еще рано, но игры закончились и ребята разошлись по квартирам. Дома мать хнычет, отец бесконечные наставления читает. Скорей бы уж уехать, а то вконец изведут этими нудными советами и причитаниями. Петька с нетерпением ждет своего задушевного товарища Мишку. Надо все ему рассказать. Петька перекатывает пальцами в кармане своего темно-синего бушлатика две папироски, которые стащил у отца. От тоскливых сумерек грустно, да и курить не хочется, а папироски стащил…
С балкона третьего этажа раздался тихий ответный свист, и вскоре там показался вихрастый мальчик.
— Ты чего, Пыжик? — спросил Мишка.
— Выходи! — Петька поднял руки, стал заговорщически показывать пальцами, что надо захватить с собой спички.
Мишка понимающе кивнул головой и тут же исчез. Через минуту стало слышно, как он, спускаясь по лестнице, стучит каблуками ботинок и весело насвистывает.
Спрятавшись в углу двора за кустами акаций, они присели и взяли в губы по измятой папироске. Хотя Мишка был на два года старше, курить он тоже не умел, однако обоим хотелось подражать взрослым. Сейчас от едкого табачного дыма ребята задыхались и приглушенно кашляли.
— Ты папирос больше не таскай, — сердито сказал Мишка и, сплюнув в куст, затоптал окурок.
— Это уж я в последний раз, — согласился Петька.
Во рту у него было горько, щипало язык, он швырнул папироску под ноги и снова повторил:
— Это уж в последний раз…
— Что ты заладил в последний да в последний… Будто умирать собрался.
— Ну да. Говорю, что в последний… Ты еще ничего не знаешь!
— А что случилось? — заинтересованно спросил Мишка. — Что такое я должен знать?
— Ты этого не можешь знать, — с некоторым превосходством проговорил Петька. — У меня такая новость, такая! Тебе никогда не угадать!
— А я и не собираюсь. — Мишка безразлично пожал плечами. — Но знать ему все-таки хотелось. — Наверно, что-нибудь купили. Вот если бы новый велосипед — это да!
— Ха! У меня и старый еще ничего, только восьмерки выправить да спицы, но не нужен мне теперь никакой велосипед.
— Вот как! — удивленно заметил Мишка.
На старом велосипеде они катались вместе, катались фигурно, по-всякому, пожалуй, только вверх колесами не пробовал и…
— Не нужны мне больше никакие велосипеды, — со вздохом повторил Петька, — а этот я могу подарить тебе.
От волнения Мишка взъерошил волосы и подтянул штаны. Велосипед — это была его давнишняя мечта. Сколько раз он намекал матери, но она только отмахивалась. Отца у Мишки не было, умер три года назад. Мать работала и воспитывала троих детей. А Петька у родителей единственный сын. У него была даже отдельная комната, заполненная всякими игрушками. От Мишкиного же детства остался лишь один облезлый плюшевый медвежонок.
— Думаешь, я загибаю? — глядя на приятеля, горячо воскликнул Петька.
— Бывают у тебя разные фантазии. Сразу не поверишь…
— Фантазии? Можешь считать велосипед своим, можешь забрать все мои удочки и запасные крючки. Я уезжаю навсегда!
— Ври! Куда ты можешь уехать!
— В Суворовское училище, вот куда! Понял?
Мишка часто заморгал глазами и тихо спросил:
— Это правда?
— Не веришь? Пойдем к нам, и я тебе покажу все свои форменные бумаги. Сегодня папа привез. Скоро я отсюда уеду, — проговорил Пыжик и вздохнул.
Последние слова он сказал с такой грустью, что не поверить было нельзя.
— А мать тоже отпускает? — в раздумье спросил Мишка.
Петя пожал худыми плечиками и, разминая пальцами в кармане бушлатика хлебные крошки, солидно ответил.
— При чем тут мать? Разве в военном деле она что-нибудь понимает? Вот папа — это да! А мама только поплакивает, целует и говорит, что я самый необыкновенный и самый трудный ребенок на всем белом свете.
— Трудный? Почему трудный? — спросил Мишка.
— Я и сам не знаю… Мама так говорит. А необыкновенный, — это значит умнее, лучше других. Она написала мне речь, которую я должен на прощание сказать в классе. Но папа прочитал и разорвал, поругал маму, что она делает из меня бюрократа. Папа говорит, что в училище из меня это вытряхнут, сделают молодцом.
— Нет, Пыжик, ты парень ничего! — вздохнув, сказал Мишка. — Вот как наденешь военную фуражку да ремень с бляхой — картина! А я, как только закончу семилетку, поступлю в педучилище, учителем стану. Мама говорит, что я терпеливый, сестренкам помогаю. Но мне тоже военным быть хочется!
Мишка почесал затылок и, снова глубоко вздохнув, спросил:
— А когда уедешь, писать будешь?
— Конечно буду! Могу, чем хочешь, поклясться. — Восторженные клятвы Петя любил и не мог упустить такого подходящего случая. Хочешь?
— Хочу. Да я и так тебе верю.
— Давай лучше поклянемся в вечной дружбе — поедим земли маленько да вдобавок хлебных крошек. У меня тут есть в кармашке.
— Землю есть — ерунда, крошки тоже. Мы не маленькие! Лучше обнимемся, как солдаты на фронте, дадим честное слово быть настоящими друзьями навсегда, навечно.
Ребята обнялись.
Во дворе сгущалась темнота. На город надвигалась осенняя ночь.
Через два дня военный врач Алексей Иванович Пыжиков увез своего девятилетнего Петю в Суворовское училище, а Миша Ромашков остался в родном городе.