ов. На площадках с лифтами зеркала и картины. Все сверкает и блестит, все выглядит безупречно.
Мир дорогого отеля.
Из административного блока они перешли в жилой, спустились на нужный этаж, повернули в левое крыло, и Александр открыл дверь, пропуская Лару вперед. Она вошла внутрь, чувствуя, как сердце отсчитывает удары. За спиной был муж, близко. А хотелось еще ближе.
Лара миновала подобие прихожей и оказалась в комнате. Здесь ничего не изменилось, все осталось таким, как она помнила. Обернулась и посмотрела на Сашу. Голова кружилась. Что-то вязкое и тягучее разлилось в воздухе. Он рукой обвел пространство, мол, выбирай любую стену. Лара отвела глаза и сделала вид, что изучает интерьер. Хотя изучать тут было нечего. Подошла к невысокому комоду, стена над ним оставалась пустой, прислонила картину и повернулась:
– Ну, как?
– Неплохо.
Они снова не смотрели на закат. Они смотрели друг на друга. И не то что говорить – дышать стало трудно.
– Возьмешь? – Вопрос прозвучал хрипло.
– Возьму.
– Только медленно и долго, – сказала Лара, когда он подошел, вынул из ее рук пейзаж и положил его на комод, – а то не отдам картину.
– Шантажистка. – Он сосредоточенно расстегивал пуговицы на ее плаще.
Это было очень медленно и очень долго. Два телефона поставлены на беззвучный режим, два человека оказались вне зоны доступа для всего мира и абсолютно доступны друг для друга.
И не надо думать о наиболее подходящих днях для беременности, о самой беременности, о том, что после нужно полежать, дать возможность оплодотворить яйцеклетку, что следует быть тише, потому что может проснуться ребенок, и не забыть проверить, плотно ли закрыта дверь… не надо думать ни о чем… вообще…
Просто быть мужчиной и женщиной… как в самом начале, как было когда-то… здесь же…
– Долго и медленно?
– Долго и медленно…
Каждое прикосновение переходило в ласку, каждая ласка переливалась в поцелуй, поцелуй опьянял, рождал внутри новое желание… и невозможно было остановиться. Невозможно было понять, где заканчивается она и начинается он, где заканчивается он и начинается она…
Переплетались пальцы, тела, шепот… Они были откровенны, открыты, крылаты… Свободны.
Стиралось и рассыпалось все, что еще незримо стояло между, разделяя.
– Не так медленно… Быстрее, пожалуйста…
– Еще?
– Еще…
– Да?
– Да…
– Посмотри на меня…
Время было на их стороне. Оно окрасило небо вечерними красками и подарило комнате уютный полумрак. Телефоны молчали. Поцелуи разговаривали. Двое отдыхали после любви.
– Мини-бар здесь все так же укомплектован? – спросила Лара, касаясь губами губ мужа.
– Да.
– Ужасно хочу шампанское.
Он рассмеялся.
Она провела рукой по стене в поисках выключателя и зажгла бра. Мягкий струящийся свет заполнил номер.
Лара села на кровать и поджала ноги. Когда-то, когда она только приехала в Москву, они тут жили вдвоем. Долго. Сначала искали квартиру, потом ждали окончания ремонта, и каждое утро в течение почти года просыпались здесь. Вдвоем. Лара знала в этом номере все, каждую мелочь. Она знала этот номер, как жилец знает свой дом, до царапинки, до едва заметного пятнышка на обивке.
Послышался легкий хлопок и последовавшее за ним легкое шипение.
– Твое шампанское. – Муж протянул узкий бокал.
Лара перевела на него взгляд. Там, за стеклом, лопались крошечные пузырьки, через несколько секунд они лопались на ее языке и слегка щекотали. Саша стоял рядом, обнаженный и красивый. Может быть, для кого-то и не очень, а для Лары самый красивый. Те, кого мы любим, всегда красивы.
Она медленно отпивала шампанское и смотрела на мужа, на его шею, линию плеч, руки. Каждая черточка казалась в нем родной и совершенной. Если бы он отвернулся, то Лара любовалась бы спиной. Мужская спина – это смелость и стремительность линий, сила, надежность, укрытие, а порой просто знак, что от тебя отвернулись. Но он не отвернулся, он стоял и смотрел в лицо. И она смотрела ему в лицо.
Шампанское перестало щекотать, а от рук, сжимающих бокал, нагрелось. За окном собиралась темнота. Комнату освещало только маленькое бра.
– Я больше никогда не смогу родить тебе ребенка, – произнесла Лара вслух и залпом выпила остатки игристого.
– У нас есть Катя. – Голос Саши прозвучал тихо, и она расслышала в нем легкое напряжение.
– Да, есть. Но я знаю, что ты всегда мечтал о большой семье, а я не могу тебе ее дать.
– Мало ли о чем я мечтал. Я и на Луну мечтал полететь в детстве, как видишь – не сложилось. Будем принимать данность.
Они впервые говорили открыто о том, что случилось, и о том, как теперь жить дальше. Лара поставила бокал на прикроватную тумбочку и обняла колени.
– Все эти месяцы я была как будто в темноте. Куда ни поверни, везде беспросветно, везде стена. Стучалась… Стучалась в стены, не замечая дверей. Одна сплошная боль… боль и страх… постоянное чувство, что не оправдала возложенных на меня надежд, не справилась, не сумела… такая вина внутри… и шарик этот…
– Какой шарик?
– Маленький такой, но тяжелый. Словно кто-то положил его на грудь, прямо вот сюда, – Лара показала ладонью, – и он давил-давил-давил… ни вдоха сделать, ни выдоха. Никого вокруг не воспринимала, все время казалось, что никто меня понять не сможет, что я одна… совершенно одна, понимаешь?
– Да.
– Совсем ослепла, ничего не видела… а ты был рядом… а я не видела… – Она прислонилась лбом к согнутым коленям и закрыла глаза.
Александр подошел к бару и плеснул в бокал немного коньяку.
– Я был, да, – он задумчиво смотрел в бокал, – там в больнице, в последний раз, когда никто из врачей не выходил, а медсестры повторяли одно и то же: «Нужно подождать, нужно подождать». И время тянулось медленно. Кажется, прошел час, а посмотришь на стрелки – всего лишь двадцать минут. А потом говорят, что все прошло успешно, что очень повезло, что я должен молиться на врача, который остановил сильнейшее кровотечение, и что моя жена сейчас в реанимации, и к ней нельзя. Ни сегодня, ни, возможно, завтра… а так все в порядке… – Он одним глотком выпил коньяк и снова повернулся лицом. – Я больше не хочу пережить такое, Лара.
– Прости.
Он сел рядом, и она потянулась к нему.
– Прости, – повторяла, целуя, – прости…
Саша обнял, прижал к себе, и Лара замерла.
– Давай просто жить, – сказал он, – ведь все не так уж и плохо.
– Все хорошо, – она говорила куда-то в шею и обнимала спину – надежную сильную спину, за которую всегда можно спрятаться, – все очень хорошо… Если честно, то мне давно не было так хорошо.
Оба знали, что их потери и невоплощенные мечты никуда не денутся, они останутся там же – выпуклыми шрамами на душе, только теперь эти шрамы общие. А общее проживать легче – любимый человек разделил твою ношу, твое горе.
– Если вдруг купишь еще одну картину, приноси. Мне понравилось.
Лара засмеялась, прижавшись щекой к плечу. Они еще некоторое время сидели обнявшись, чувствуя близость друг друга, он гладил ее волосы, она целовала его плечо, а потом Саша спросил:
– Ты голодная? Я могу заказать еду в номер.
Лара отрицательно покачала головой:
– Давай лучше возьмем что-нибудь вкусное с собой и поедем домой.
Они встретились около золотой Турандот. Всю дорогу до театра Светлана волновалась, а потом увидела Федора и сразу успокоилась. Он стоял чуть в стороне, смотрел на идущих мимо людей, ждал ее.
– Привет, я не опоздала?
– Без двадцати семь, времени достаточно.
Они вошли в театр.
Весь последующий вечер Светлана впитывала эмоции. Их было море, от всего: от фойе с афишами и портретами актеров, от запаха программки, которую Федор купил и вручил ей, от чая с пирожным в буфете (но это уже позже, в антракте), от зрительного зала с красными стульями и тяжелого пурпурного занавеса, от спектакля, который вдруг оказался очень созвучен самой Светлане, потому что рассказывал о немолодой женщине, которая хотела быть любимой. Грустный и смешной, громкий, реалистичный и сумасшедший, он показывал жизнь, от которой хотелось и плакать, и смеяться.
Рядом сидел Федор. Время от времени Света украдкой поглядывала на него. Вдруг скучает? Не скучал. А на втором отделении взял ее за руку. И платье Федору понравилось, это было видно по взгляду, которым он окинул Светлану еще около гардероба.
«Я женщина, – думала она, – а рядом со мной мужчина». Внутри от этих мыслей все порхало.
«Я нравлюсь, я интересна… и мне интересно. Ощущение, что снова двадцать».
Когда спектакль закончился и актеры вышли на поклоны, Света сделала несколько кадров. Ей захотелось оставить этот вечер на память. Завтра она внимательно рассмотрит получившиеся фотографии и лучшую загрузит в интернет с кратким рассказом о спектакле. Это будет совсем не похоже на то, чем заполнялась ее сетевая страничка еще полгода назад. Светлана расскажет о спектакле, и, может, кто-то захочет на него пойти, а может, кто-то уже был, и тогда появится возможность обсудить увиденное. Ведь, в конце концов, соцсети изначально создавались для общения.
Пока же, ожидая Федора, который получал в гардеробе верхнюю одежду, Света отправила пару фотографий дочери.
В ответ получила тоже изображение – запеченную до хрустящей корочки курицу с подписью «Мой кулинарный триумф».
Сразу стало понятно, что у Юли вечер в самом разгаре, у нее началась совсем другая, новая, захватывающая жизнь. Отдельная от матери.
– Все в порядке? – Подошедший Федор протянул пальто.
– Да. Спасибо за спектакль. Мне очень понравилось.
– Как насчет чашечки кофе? Или уже поздно?
Свете некуда было спешить, а завершать вечер не хотелось.
– С удовольствием, заодно и обсудим увиденное.
Глава 15
Приятно посмотреть
На торжества, которые собрали