Синьора предпочла обед и спросила, не будет ли он против, если их компанию разбавит старший сын, который великолепно владеет английским и может помочь с переводом, потому что сама Вера Дмитриевна в английском не слишком сильна.
– Nessun problema[33], – ответил господин Моретти.
Лара сидела за столом и вместо того, чтобы запоминать в подробностях обед с легендарным тенором, смотрела на свекровь. Казалось, что Вера Дмитриевна помолодела. Лара не видела ее такой оживленной и вдохновленной, наверное, с тех пор, как Константина Ивановича не стало. Нет, на великого итальянца Лара тоже смотрела, смеялась его шуткам, отвечала на комплименты, но Вера Дмитриевна… Вера Дмитриевна расцвела. И Лара точно знала, что все дело в ожившей памяти, в тех воспоминаниях, которым предавались за столом.
Все дело в прошлом.
И в любви к человеку, который не сидел сейчас за этим изысканно сервированным столом, но всегда присутствовал в жизни свекрови даже после своего ухода.
Обед был организован на пять персон, и, как ни странно, никакого неудобства и проблем в общении, связанных с языком и тем, что Вера Дмитриевна и господин Моретти не виделись много лет, не чувствовалось. Саша и Лара отлично владели английским, итальянский тенор и его помощник по имени Тонио – тоже.
Моретти был громок, эмоционален и говорлив, Вера Дмитриевна, как всегда, иронична. Они составляли потрясающий дуэт. После того как были поданы десерты со свежими ягодами, которые удостоились комплимента «perfecto»[34], господин Бруно торжественно пригласил Веру Дмитриевну и всех присутствующих на свой завтрашний концерт в Кремлевский дворец. На несколько секунд за столом воцарилось молчание. Маэстро ожидал бурных благодарностей, но вместо этого возникла пауза – осязаемое чувство неудобства.
Лара с тревогой посмотрела на свекровь. Константин Иванович был большим меломаном, но после того, как его не стало, Вера Дмитриевна не посетила ни одного музыкального мероприятия. Она не могла. Об этом знал Саша, об этом знала Лара, об этом ничего не знал сидящий напротив итальянец.
Лара даже не представляла себе, что чувствует в этот момент Вера Дмитриевна. Свекровь чуть наклонила голову, скрыв от всех свое лицо. Только руки с приборами чуть подрагивали, выдавая эмоции. Вера Дмитриевна аккуратно положила приборы на тарелку, сделала глубокий вдох и выдох, подняла лицо и сказала по-русски:
– Для меня это огромная честь, Бруно. Я с удовольствием приду и послушаю арию из «Турандот». Ты же исполнишь ее завтра?
Саша перевел вопрос, и Моретти громко и заразительно рассмеялся.
– You haven’t changed, Vera[35].
Возникшее было напряжение исчезло, и разговор закрутился вокруг завтрашнего выступления. Синьор Бруно сказал, что программу он держит в секрете, но «Турандот» обещает.
Тонио демонстративно посмотрел на часы, намекая своему работодателю на то, что отпущенное на обед время подошло к концу и их ждут на интервью в телестудии.
Обед завершился, маэстро уехал на запись передачи, Веру Дмитриевну отправили на служебной машине домой. По-хорошему, Ларе тоже пора было возвращаться на работу, но она почему-то тянула время. Муж почувствовал ее состояние и предложил прогуляться.
– Куда направимся? – спросила Лара.
– Поехали в Коломенское.
– Коломенское? – она не смогла скрыть удивление.
– А что?
– Ничего. Поехали.
– Подожди только минут пятнадцать-двадцать, я решу пару вопросов.
– Конечно.
Они поднялись в их номер.
– Чай, кофе заказать? – спросил Саша, прежде чем уйти.
– Нет, не надо.
Ей просто хотелось побыть одной, посидеть в тишине, еще раз пережить этот невероятный обед. Вспомнить Константина Ивановича. Ларе казалось, что Саша чувствовал и думал примерно о том же самом. Лару окутала грусть. Пусть светлая, но грусть. Она неспешно прошлась по номеру, погладила рукой обивку кресла. Вспомнила, как оказалась здесь впервые.
Саша позвонил ей в Питер и сказал: «Приезжай».
Лара взяла отпуск и прилетела. Прилетела к человеку, с которым была знакома всего несколько дней. Благоразумная Лара. Он встретил ее в аэропорту и привез сюда, в этот номер. Сразу было видно, что здесь живут, – Лара стояла не в безликой комнате с обязательным набором полотенец, одноразовых тапочек и батареей пузырьков, состоявшей из гелей для душа, шампуней и кондиционеров. Здесь были журналы и ноут, пачка сигарет и висящий на спинке кресла джемпер, книга на тумбочке, пепельница перед телевизором.
– Кто здесь живет? – спросила Лара, оглядываясь, хотя и так знала ответ.
– Я здесь живу.
Саша не предложил ей отдельный номер, он сразу привез ее сюда, хотя история всего их знакомства состояла лишь из нескольких встреч, одного поцелуя и двух телефонных звонков.
Наверное, ей следовало бы возмутиться, потребовать себе отдельное проживание, намекнуть на собственную недоступность, но все происходящее было настолько естественно, что единственный вопрос, который вертелся на языке, но не произносился вслух, был: «И многие посещали этот гостиничный номер?»
Она, конечно, ничего не сказала, но, наверное, все было и так написано на лице, потому что Саша подошел, взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя:
– Я не имею привычки водить в свой дом вереницы женщин. А это мой дом.
Сказал и поцеловал. Вопрос был снят. Так же, как сейчас он попросил четверть часа, в тот день он попросил пару часов, предложив заказать обед в номер и отдохнуть с дороги. Вечером обещал ей показать Москву и пригласить на ужин.
Ужин был, Москвы не было.
Когда он вернулся в номер и спросил: «Готова?» – она ответила утвердительно.
Только они никуда не пошли, остались в номере и еду заказали наверх. Москву Лара осваивала потом сама, когда Саша работал. Уроженка Питера, дочь искусствоведа, Лара с путеводителем в руках протопала весь центр, побывала в Третьяковке и храме Христа Спасителя, посетила Оружейную палату, Исторический музей и Пушкинский, а вечерами рапортовала Саше, как прошел день. Она не обижалась, что он не мог уделить ей все свое время, она понимала – человек занят. Зато все вечера были их, и пару раз они все же выбрались на прогулку, а один раз даже сходили в театр. И много занимались любовью. Каждое утро начиналось с любви, нежной, страстной, неторопливой, порывистой – разной, а потом был совместный завтрак. Она любовалась разворотом его плеч и линией спины под рубашкой и без нее, вдыхала легкий запах сигарет, смешанных с ароматом туалетной воды, подставляла губы для поцелуев, с готовностью отвечая на прикосновения. У них совпало все – вкусы, виденье мира, чувство юмора, понимание, что хорошо, а что плохо, и даже любовь к хрустящим тостам со сливочным маслом под утренний кофе. Лара была влюблена по уши, но она понимала, что отпуск не бесконечен. Двенадцать отпущенных ей дней подходили к концу, и что делать дальше, как уехать от Саши – она не знала. Жить на два города? От звонка до звонка? Летать друг к другу на выходные? Ждать, пока все само собой сойдет на нет?
Лара точно помнила тот день. Это было воскресенье, и послезавтра ей улетать. Они лежали в кровати, на край которой она сейчас села, и отдыхали после любви. Лара тогда думала, что любая сказка всегда рано или поздно заканчивается и надо научиться выработать в себе благодарность за эти московские каникулы, чтобы оставить их одним из лучших воспоминаний в жизни. На этой мысли защипало в глазах, очень некстати, и Лара села. Не хватало еще, чтобы Саша заметил ее уныние. Она села, обняла ноги и наклонила голову. Не стоит унывать раньше времени, впереди еще почти два дня. Целых два дня. И Саша обещал ей Коломенское. Лара хотела сравнить питерскую Коломну с московской. А для страданий и воспоминаний еще будет время.
Она сидела, размышляла над всем этим и вдруг почувствовала, как на ее спину легла теплая ладонь, а потом услышала голос:
– Не уезжай.
Он думал о том же самом? Лара обернулась:
– У меня заканчивается отпуск, через три дня я должна выйти на работу.
Но он, казалось, не слышал ее слов. Пальцы гладили плечо, потом скользнули по щеке, коснулись губ.
– Выходи за меня замуж.
Лара в первый момент подумала, что ослышалась. Но нет. Саша смотрел на нее очень внимательно. Он продолжал лежать, гладить ее и ждал ответа.
– Мы будем жить здесь? – спросила она, отчего-то чувствуя себя глупо.
– Первое время, до тех пор, пока не найдем подходящую квартиру.
Это было настолько ошеломляюще, неожиданно и невозможно, что Лара решала, как бы ему объяснить, какими словами, про смену города, работу, время на «все взвесить». И вообще, они в общей сложности знакомы меньше месяца, семьи скоропалительно не создаются, это очень ответственный шаг, необходимо получше узнать друг друга. Саша молчал и ждал. В итоге Лара открыла рот, чтобы все это ему сказать, и, к своему ужасу, произнесла:
– Я согласна.
– Вот и отлично, – он приподнялся, легко поцеловал ее в губы и потянул на себя.
Лара до сих пор помнила, как билось в тот момент его сердце – сильными и частыми ударами, выдавая истинные эмоции под покровом кажущихся простых слов.
Она осталась жить в этом номере, который со временем заполнился ее платьями, туфлями, кремами, книгами… и ни разу за последующие годы Лара не пожалела о своем решении.
– Ты готова? – муж вернулся, закончив все свои дела.
– Да, – улыбнулась она, поднимаясь с кровати.
Они поехали. Тогда, много лет назад, Саша ее все же отвез в Коломенское, и Лара заявила, что в питерской Коломне интереснее. А сейчас… сейчас она не знала, где лучше. Каждое место хорошо по-своему. Они миновали высокий белый храм, строгий, похожий на башню-колокольню, дошли до реки и смотрели на прогулочные катера и суетящихся на берегу людей, бродили по дорожкам заповедника, обсуждали обед с итальянским тенором, и Саша сказал, что ему передали пригласительные на завтрашний концерт.