1
Слушай, я чего-то не пойму, ты вообще тексты учишь?
– Конечно.
– Ты завалил последние четыре пробы. Четыре пробы подряд, которые я с таким трудом отвоевал.
Петя остановился перед дверями магазина и поправил на голове капюшон.
Осенний дождь неприятно накрапывал, день был хмурый, с низким серым небом. Стоять на улице было дискомфортно, но обсуждать с Кириллом свои дела в магазине неприемлемо.
А Кирилл на том конце горячился:
– Я тебе устраиваю участие в презентациях и прочей шелухе, чтобы лицо мелькало. Для чего, как считаешь? Для будущих проектов! А ты эти проекты заваливаешь еще на этапе проб.
– Послушай, – Петя отошел в сторону, поближе к стене, и уставился на серую урну. – Пробы я не заваливал. Более того, после вчерашней и той, что про хакера, все точно остались довольны, это чувствовалось, просто… такое дело… Я разочаровал одного человека и сделал его своим врагом. Мне кажется, причина в этом.
Кирилл смачно выругался.
– А мне ты мог об этом сказать?
– Я не думал, что так все повернется…
– Не думал он! И кто этот человек? Имя.
Петя вздохнул и назвал актрису, которой отказал недавно в интимных услугах. Актрису, у которой были авторитет и очень хорошие связи. Кирилл присвистнул.
– Ну надо же… кому ты понравился.
– Я не…
– Только не вешай мне лапшу на уши. Эта дама славится своими аппетитами и мстительностью. Но ничего. У меня есть на нее кое-какой… компромат. Возможно, справимся. Надо было мне об этом раньше сказать. Ладно… Я тебе сегодня новый текст скину. Проект хороший, снимает один из центральных каналов, роль небольшая, но интересная. Послезавтра пробы. Успеешь?
– Да, конечно. Кидай.
Дождь припустил. Прохожие прятались под зонтами и старательно обходили лужи. Петя опустил голову, чтобы капли не попадали в лицо.
– У тебя там больше… никаких секретов нет? Больше никого в себя безнадежно и безответно не влюбил, Казанова?
– Кирилл…
– Ну ладно-ладно, шучу. Короче, жди на почту все вводные и текст. Думаю, разберешься, что к чему.
– Разберусь.
Кирилл отключился, и Петя убрал телефон в карман. Теперь можно идти в магазин. «Цветочная история», как всегда, встретила уютом и красотой. После уличного ненастья здесь было особенно хорошо. Еще бы чаю предложили для полного счастья, но в магазине такие услуги не предоставляли.
Зато здесь продавали подсолнухи. А Пете сегодня нужны именно они. Сегодня в его жизни очень важный день. И, к счастью, в зале присутствовала сама хозяйка. Она показалась Пете бледной и слабой, словно не до конца оправившейся от болезни, но, увидев его, улыбнулась. И улыбка эта была радостной.
– Добрый день, Петя.
– Здравствуйте. А я к вам.
– Конечно. Сейчас Оля освободится…
– Можно, этот букет сделаете вы?
В магазине были посетители, некоторые оглядывались, узнавали Петю, но он к подобному почти привык. Лара внимательно посмотрела на Петю и ответила утвердительно:
– Можно. Сколько?
– Чего?
– Подсолнухов.
Он начал было:
– Откуда вы… – и замолчал под ее немного веселым взглядом, задумался. – Семь.
Лара кивнула. Она открыла холодильный шкаф и начала вынимать из большой вазы с подсолнухами цветы. Движения ее были осторожны, даже немного скованны, словно давались нелегко. Тем не менее цветы она выбирала придирчиво, и через некоторое время на столе для сборки букета лежало семь ярких декоративных подсолнухов на длинных ножках.
– Получится большой букет, – сказала Лара, закрывая холодильник.
– В такой хмурый день это то, что надо.
– Согласна.
Она долго собирала композицию, то и дело переставляя цветы:
– Мне кажется, здесь больше ничего не надо, никакого украшения. Даже упаковочная бумага лишняя. Только бант.
– Считаете, бумага не нужна? – с сомнением спросил Петя. – На улице дождь.
– Защиту от погоды я сделаю, – успокоила Лара. – Я имею в виду сам букет.
Петя согласно кивнул. Он полностью ей доверял в этом вопросе.
Петя знал, что Лара – жена очень состоятельного человека, она знала, что он актер, у которого недавно прошла удачная премьера фильма. Их разговоры всегда были очень аккуратны и вежливы, но вместе с тем не покидало чувство, что общение приносит удовольствие обоим. Всем цветочным магазинам Петя предпочитал именно этот. Всем флористам – Лару.
Она перевязала толстые зеленые стебли яркой желтой лентой, предварительно их скрепив. Теперь трудилась над красивым эффектным бантом.
– Я недавно была в Сочи и видела тебя на съемках.
– Да? – Петя очень удивился такому совпадению.
– Да, костюмы очень красивые. И вообще, выглядело все достаточно впечатляюще.
– Надеюсь, – пробормотал он. – Но сценарий и вправду интересный.
– Даже не сомневаюсь, – Лара, завернув букет в целлофан, вручила его Пете. – Я думаю, ты избирательно относишься к материалу.
– Стараюсь, – вот теперь, принимая подсолнухи, он смутился по-настоящему.
Кажется, Лара сделала ему комплимент, и Пете очень не хотелось разочаровывать такого зрителя. Он собирался сказать в ответ что-нибудь умное и вежливое, но вместо этого вдруг выпалил:
– Пожелайте мне удачи.
Его просьба касалась вовсе не кино. И Лара это поняла. Она протянула свою ладонь, коротко коснувшись пальцами его руки.
– Удачи.
2
– Вообще, мультик был классный, даже бабушке понравился. Правда, бабушка? – Катя уминала мороженое за столиком фуд-корта в большом торговом центре.
– Должна признать, – Вера Дмитриевна помешивала пластмассовой палочкой сахар в бумажном стаканчике с чаем, – что да. Не ожидала, но…
– Вот! А я говорила! Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать! – победно провозгласила внучка. – В следующий раз пойдем на третью часть «Охотников за чужими тайнами».
– Нет, вот от этого уволь. Там очень странные существа на афише. Я пока морально не готова.
– Ну, это будет нескоро, на Новый год, – не сдавалась Катя.
Свиридов молча сидел за столом, слушал разговор и пил кофе.
Сегодня бабушка и внучка совершили совместный выход в свет на долгожданный мультфильм. Дочь все время пыталась привлечь Веру Дмитриевну к современной жизни, та сопротивлялась, но неизменно сдавалась, потому что у них были свои особенные близкие отношения.
Александр приехал к окончанию сеанса, чтобы забрать маму и Катю и отвезти их по домам. Запланированная прогулка в Музеон отменяется, потому что на улице дождь и ветер.
– Тебе надо тренироваться. Вот Костя подрастет, он же начнет проситься на монстров.
– Надеюсь, на монстров он начнет проситься не раньше чем лет через пять, – вздохнула Вера Дмитриевна.
– Мы будем ходить втроем! – оптимистично заявила Катя. – Пап, а ты знаешь, что у Юли скоро будет экскурсия?
– Нет. – Кофе был горький и невкусный, но Александр почему-то продолжал его пить.
– Бабушка сказала, что должно быть интересно, и мне полезно, но я, наверное, в это время буду сидеть в школе. Хотя, если вы меня отпросите…
– Нет, юная леди, школу ты прогуливать не станешь, – ответила Вера Дмитриевна. – И не торопись с мороженым, а то горло простудишь.
– Что за экскурсия? – спросил Свиридов.
– Пешеходная по центру. Юля планирует вернуться к работе. Одна экскурсия в неделю, с Костей в это время попробую посидеть я. Мне кажется, должно получиться.
Александр внимательно посмотрел на маму. Как много всего стояло за этими скупыми словами. Он вспомнил разговор с братом по поводу найденной банки с записками и подумал о том, что у его мамы уникальная способность – помогать, не вмешиваясь. Это ведь настоящее искусство – не вмешиваться в чужие отношения, в семьи детей, но при этом незаметно, незримо направлять. Да и у самой глаза горят – у нее теперь есть свои дни «работы», «нужности».
«Она тоже ждет эту экскурсию, – подумал Александр. – С таким же нетерпением, как Юля».
Конечно, маме с ее здоровьем и скачущим давлением будет непросто сидеть с малышом, но раз-два в неделю – вполне возможно. Свиридов знал, что мама уже все взвесила и решила.
– Как Лара? – спросила она.
– На работе, – ответил он и допил кофе.
Про то, что Лару сбила машина, мама не знала. Дочь тоже. Не хотелось пугать ни одну, ни другую.
Ведь все обошлось.
Только резкий звук тормозов Александра теперь преследовал. Он слышал его в музыке, когда играло радио в машине, в шуме города, даже в магазине, если вдруг включался микрофон для объявлений.
В тот день, услышав этот характерный визжащий звук, Александр понял сразу: Лара. Как? Необъяснимо. Ведь могло быть все, что угодно: просто резкое торможение или лихачество.
Но он точно знал, что это Лара, и выскочил на улицу.
Она лежала на дороге перед маленьким «Хендаи» и пыталась встать. Перепуганный водитель уже был рядом, и, конечно, быстро собралась толпа зевак, перекрывшая движение.
Он растолкал всех и опустился рядом.
– Лара, Лара, ты как?
Она повернула голову и посмотрела на него сначала неосмысленно, а потом взгляд прояснился.
– Помоги мне сесть.
Он помог, осторожно приподнимая, держа, давая время справиться с головокружением, параллельно отмечая про себя, что руки и ноги вроде шевелятся.
– Как вы? Скорую вызывать? – суетился рядом водитель. – Что же вы по сторонам не смотрели? Как так можно переходить дорогу?
Он и злился, и выговаривал, и радовался, что все обошлось.
– Вы меня простите, пожалуйста, – с трудом проговорила Лара. – Это я виновата. Вы мне жизнь спасли, если бы быстро не среагировали…
– Да что уж… – он махнул рукой, потом снял кепку и вытер мокрый лоб.
Свиридов помог Ларе встать. Она могла идти. Отделалась испугом и ушибами, и это было настоящим чудом.
Конечно, потом он повез ее в больницу, где врачи провели тщательный осмотр и обследование, выписали успокоительные и обезболивающие.
Сейчас Александр помнил все это словно в тумане. Четкой картинкой в памяти отпечаталось только, как он вез Лару, и она, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, полулежала рядом и молчала. Они ехали в абсолютной тишине, которую нарушал только мерный звук поворотников.
Дома он помог ей раздеться и принять душ – все это тоже почти без слов – и довел до кровати. От успокоительных и пережитого стресса Лара почти моментально уснула.
А Свиридова накрыло. Накрыло осознанием случившегося, пониманием, что в этот вечер он мог вернуться домой без нее.
И вот это «без нее» осмыслить было невозможно. Он сидел на краю кровати и смотрел на спящую Лару.
Столько всего навалилось за последнее время, столько сложного и больного, но самое страшное – это «без нее».
А потом из секции вернулась Катя, и надо было сказать дочери, что мама приболела и спит, и вести себя как ни в чем не бывало – вместе поужинать, расспросить о тренировке, выслушать поток новостей.
Про оставленное в гардеробе ресторана пальто, неоплаченный счет и забытый на стуле шелковый шарф Свиридов вспомнил уже ночью, и этими вопросами на следующий день занималась секретарь.
A Лара, проведя два дня в постели, на третий вышла на работу.
Ее бок был почти черный от огромного синяка. Как не сломалось ребро – загадка. Лара быстро уставала, движения давались ей трудно – Александр все видел, и на ужин привозил еду из ресторана.
A Лара каждый день ездила в свой магазин. Даже сегодня – в субботу. Потому что ей надо было чем-то заниматься. Он это понимал и не пытался отговорить. Они почти не оставались наедине и разговаривали только о бытовом: о новом расписании тренировок дочери, необходимости покупки зимней обуви и что взять на ужин в ресторане.
Они больше не возвращались к теме ее визита в отель, не обсуждали аварию и старательно сворачивали в разговорах на безопасные темы. При этом мучились оба. Но, как ни странно, не становились чужими. Просто переживали по отдельности.
Каждый вечер перед сном он аккуратно наносил выписанную врачом мазь от ушибов и гематом на ее страшный почерневший бок и осторожно втирал. Она терпела, периодически задерживая дыхание, по которому Александр понимал – очень-очень больно.
Но при этом все равно утром ехала в свой магазин.
«Только будь, – думал он, лежа по ночам рядом и чувствуя ее. – Только будь».
А сегодня утром, роясь дома в своих документах на столе, Александр наткнулся на предсказание, которое Лара привезла ему в подарок из Сочи. Одно слово. «Верь». И он застыл с этой бумажной полоской в руках.
Он очень хочет верить. Очень.
– А мы, когда ждали мультик, сходили с бабушкой на выставку.
Катя расправилась с мороженым и приступила к пирожку, запивая его чаем. Если сегодня день фастфуда – надо этим пользоваться на всю катушку.
– Какую выставку?
Дочь вытерла руки о бумажную салфетку и, открыв розовый рюкзачок, вынула оттуда листовку:
– Вот! Здесь есть целый выставочный зал. Бабушка сказала, что это наскальная живопись.
Перед Александром легла листовка-приглашение на выставку современной живописи «Любовь многолика», украшенная тремя небольшими абстрактными репродукциями.
– Тебе понравилось? – спросил он.
– Ну… так. Не все. Но некоторое было интересно, хотя непонятно, почему это любовь.
– Конечно, непонятно. Но что еще можно ожидать от мазни? – подала голос Вера Дмитриевна.
– И там была девушка с синими волосами! – торжественно провозгласила Катя.
– На картине? – спросил Свиридов.
– Нет, живая. Она тоже пришла посмотреть картины и даже что-то записывала в блокнот. Но волосы у нее были очень красивые. Когда я вырасту, то тоже покрашусь в синий цвет.
– Почему не сейчас? – спросил Александр, слабо представляя себе дочь в синих кудряшках.
– Бабушка не переживет, – последовал аргументированный ответ.
3
Петя нес Алене подсолнухи. Под дождем, под хмурым серым московским небом, оберегая цветы от ветра. Он их нес и думал о том, что сегодня один из решающих дней в его жизни. И это связано именно с жизнью, не с карьерой, не с ролями, не с новыми проектами. А с той частью Петиного существования, которое наступает тогда, когда стираешь с лица грим и собираешься домой.
Долгие южные разговоры про жизнь и роли упали в благодатную почву. За прошедшее время Петя много всего пересмотрел, передумал, перемолол в себе. Известие о будущем отцовстве перевернуло его жизнь. И расставило все по местам.
Мечта о ролях, достойных фильмах, настоящих спектаклях никуда не делась. Она была жива, и Петя верил в эту свою мечту.
Но еще он очень хорошо понял, что на пути к ней чуть не потерял Алену. Что, если бы Алена уехала? Что, если бы то, что происходит с ней сейчас, она прожила бы в одиночку?
Петя до сих пор не мог смириться с ее долгим молчанием про беременность. Оно было громче всяких слов. Алена в нем усомнилась. Она не должна была, но…
Телефон зазвонил, когда Петя поднимался в лифте на свой этаж.
– Я тебе все скинул, – бодро прозвучал голос Кирилла. – Ты там посмотри, выучи, подготовься. И, это, не завали пробы.
– Я постараюсь, – пообещал Петя.
Но попозже.
Алена была дома, стояла у плиты. Ее почти перестали тревожить запахи и даже появились любимые. Например, запах лимона и апельсина. Каждый вечер Алена разрезала апельсин на две части и сидела – нюхала перед тем, как съесть.
Еще ей очень понравилась привезенная с юга ракушка, которая вместо украшения интерьера стала выполнять полезную функцию – хранилище для резинок и заколок.
Пете было интересно за всем этим наблюдать. Она была какая-то совершенно новая – его Алена – очень-очень знакомая и при этом чуточку незнакомая. Живот уже начинал потихоньку выделяться очертаниями из-под футболки, и от мысли, что там сейчас живет новый человечек – его сын или дочь, – Петя каждый раз чувствовал волнение.
– Ты промок? – спросила Алена, накрыв крышкой сковороду и обернувшись к Пете.
– Нет, не успел.
Он освободил букет от упаковки и стоял сейчас перед Аленой с подсолнухами в руках. Сегодня все решалось точно так же, как и несколько лет назад, когда он впервые принес ей этот цветок на День святого Валентина и поцеловал. Тоже впервые.
– Ой, – сказала Алена, увидев цветы, а потом взяла букет. – Я никогда к ним не привыкну. Это как держать в руках солнце. Спасибо.
А Петя вдруг понял, что у него нет слов. Хотя он все прорепетировал. И текст придумал, и проговорил его про себя несколько раз. А сейчас все забыл. Вот текст роли он никогда не забывает.
Только этот вечер – не съемка и не дубль, и потом уже ничего не переиграешь.
Алена потянулась и поцеловала его в губы. И он ее обнял. Вместе с подсолнухами. И тоже стал целовать. Губы, щеки, глаза… и наконец вспомнил. Правда, всего одно предложение из всей заготовленной речи. Зато самое главное.
– Ты выйдешь за меня замуж?
И – пауза. Почти мхатовская. Алена чуть отстранилась, отступила на шаг. Она всматривалась в его лицо, и взгляд ее был пытливым, даже тревожным.
– Ты этого хочешь? – наконец спросила тихим голосом.
– Да, – ответил он твердо.
– Нет, ты не понимаешь, – Алена отвернулась и стала искать, куда поставить цветы.
Но ваза находилась в зале, за ней надо было идти, поэтому она просто положила подсолнухи на стол.
– Я не хочу, чтобы все было по правилам из-за ребенка. Я забеременела, и теперь ты считаешь своим долгом на мне жениться. Это правильно, это поступок ответственный и мужской, но… – тут ее и без того тихий голос стал еще тише, – ты бы сделал мне предложение, если бы ребенка не было? Только честно.
И Алена подняла глаза.
И снова пауза. Снова почти мхатовская. Потому что врать нельзя и надо тщательно выбирать слова. Потому что это не съемка и не дубль. Потом уже ничего не переиграешь.
– Да, – ответил Петя. – Наверное, это случилось бы не сейчас, позже, но случилось бы обязательно… Я не представляю своей жизни без тебя.
– Совсем? – спросила она почему-то шепотом.
– Совсем.
Алена кивнула, взяла со стола цветы и пошла в комнату ставить их в вазу. Петя остался на кухне, он слышал, как что-то шипит под крышкой сковороды, как журчит вода в ванной, как барабанит по стеклу с той стороны окна дождь.
Алена вернулась и поставила вазу с подсолнухами на кухонный стол.
– Знаешь, я очень хочу стать твоей женой. По-настоящему.
4
Лара сидела в машине и курила. Сигареты она купила после работы, выйдя из магазина в холодный дождливый вечер. Направляясь к машине, поняла, что не сядет в нее, пока не купит пачку. И плевать, что потом опять придется долго и мучительно бросать, как это было несколько лет назад. Справится. В первый раз справилась, значит, и во второй сможет. Она не закурила, когда Саша позапрошлой зимой пропал в горах, – удержалась, вытерпела, хотя было невыносимо. А сейчас вот…
Лара даже не включила в салоне свет, уличного фонаря рядом было вполне достаточно. Господи, в каком сюрреализме они живут, да еще этот нелепый инцидент с ее попаданием под машину… Все это слишком отдавало дешевой мелодрамой. А бок, между прочим, болит, и двигаться приходится осторожно, сильно не потягиваться, поворачиваться всем корпусом. Дура! Надо по сторонам смотреть, прежде чем переходить дорогу. Хорошо, водитель быстро среагировал, а могло бы быть вообще… фатально.
Лара щелкнула зажигалкой и жадно затянулась.
Сегодня почти весь день льет дождь. Вчера было солнце, и деревья в нем казались золотисто-рыжими. В обед Лара поехала на Патриаршие – просто пройтись, посидеть на скамейке, посмотреть на лебедей. Ни о чем не думать. Вот небо над головой – ясное и осеннее, вот листья под ногами – охровые, желтые, багровые, вот старые стены домов – балкончики, колонны, львы. Каменные львы лежали на своих старинных постаментах и обозревали окрестности. Лара подумала, что они похожи на хранителей этого места. Дом, которому принадлежали львы, был весь в розовых пятнах света. Мимо прошли студенты, громко обсуждавшие лекцию, рядом гуляли мамы с колясками, на соседней лавочке устроились красотки после недавнего шопинга. Бумажные пакеты с известными логотипами рассказывали о степени их достатка. Лара посидела на скамейке, прошлась вдоль водоема, остановилась перед львами, у нее почти получилось ни о чем не думать, а потом вернулась в магазин.
Хороший был вчера день, а сегодня вот дождь.
Конечно, все можно решить. Пора как-то начинать вылезать из ямы, в которую они попали. Но что-то мешало. Лара даже знала, что – гордость. Или гордыня? Не все ли равно?
Она прекрасно себе представляла, как это смотрелось со стороны. Жена идет на встречу в отель в номер к чужому мужчине и не хочет после этого ничего объяснять. Саша сделал вывод. Единственный возможный. Теперь ходит с больными глазами и как после всего произошедшего осторожно, почти ласково прикасается к ней, нанося каждый вечер мазь, – загадка.
Лара не может его обвинять. Разве она сама в подобной ситуации не сделала бы те же самые выводы? А что бы еще она сделала? Закатила бы скандал, собрала вещи и ушла? Скорее всего… А если бы он попал под машину? Ушла бы? Или осталась выхаживать?
Нет, им необходимо поговорить. Она должна ему все рассказать. Только вот гордость для начала надо уломать. Или гордыню. Да какая разница…
Недоверие мужа Лару… оскорбляло. Где-то там, в глубине души она была именно оскорблена. Все эти хрестоматийные «Как ты мог такое про меня подумать?» лезли наружу.
А что ему еще остается делать, если ты молчишь?
Надо все рассказать. Да, придется переступить через себя. Все объяснения, скорее всего, будут выглядеть оправданием. Лара не хотела оправдываться.
Ей не в чем было оправдываться.
Все же они должны верить друг другу.
Разве доверие – не основа основ?
Вот ты и противоречишь сама себе. Ты бы скандал закатила и вещи собрала, а от него требуешь слепой веры.
Лара сидела в машине и думала, закурить вторую сигарету или ограничиться одной?
Лобовое стекло было мокрое от дождя. Включив дворники, Лара вспомнила, как сегодня утром, выходя из дома, забыла телефон, а Саша заметил и спустился в паркинг. Она уже отъезжала, но, увидев его, остановилась. И Саша, вместо того, чтобы открыть дверь, вдруг прижал свою ладонь к стеклу со стороны водительского сиденья, и Лара безотчетно прислонила к его ладони свою. Через стекло. Ладони идеально совпали. Только его больше и сильнее, ее меньше, тоньше и слабее. На безымянном пальце – подаренное им кольцо, совсем не обручальное. Но какое это имеет значение, если для Лары оно было дороже свадебного?
Они оба смотрели на свои соединенные ладони.
В этом очень интимном моменте была вся их настоящая жизнь. Невозможная друг без друга, но через разделяющее стекло, которое не позволяло друг друга коснуться по-настоящему.
А потом в паркинг вошел сосед, и Лара, отняв свою ладонь, опустила стекло. Саша передал забытый телефон.
– Спасибо, – поблагодарила она.
– Будь осторожна на дороге.
Она должна перестать его мучить. Она должна сказать. С этой решимостью Лара повернула ключ зажигания и поехала домой. Гордость не стоит того. Она не стоит разрушенной семьи. Два дня назад звонил Алик Робертович. Лара не взяла трубку. Но с таким опасным человеком нужно быть очень внимательной, поэтому позже написала, что попала в небольшую аварию и получила травму. Нет, помощь не нужна. Да, потому что рядом муж. Любимый.
Алик Робертович пожелал ей скорейшего выздоровления. Чтоб он провалился ко всем чертям. То, что светофор загорелся красным, Лара заметила в последний момент и резко затормозила, представив, как выругался водитель «Пежо», ехавший за ней.
Заныл бок. Хотелось в кровать, лечь и не шевелиться. Сегодня Лара вполне могла бы не работать. Сегодня у нее выходной, просто она сбежала. Потому что не хотела оправдываться, а видеть Сашины глаза не могла. Самые любимые глаза на свете, в которых невысказанный вопрос.
На зеленый Лара продолжила путь и вела машину гораздо внимательнее. Не хватало только устроить еще одну аварию. Город светился огнями и витринами, но казался при этом холодным и равнодушным. Огромный мегаполис, миллионы жизней. Люди как муравьи, куда-то едут, идут, спешат под своими зонтами. А она возвращается домой.
Дома было тепло и светло. Катя в наушниках лежала на диване и слушала очередную очень крутую песню. На столике рядом лежала листовка. Лара взяла и начала ее рассматривать. «Любовь многолика» и три картины ниже. Под одной из них она прочитала: «ДекART „Дорога друг к другу“».
Картина представляла собой длинное кривое ущелье, которое надо было пройти самым разным парам. Кто-то стоял по разные концы пропасти, и мост между ними был разрушен. Кто-то протянул канат и, балансируя, пробирался к своей половинке, которая ждала на другом краю. Кто-то по дощатому мостику одновременно делал первый шаг навстречу друг другу. Кто-то свой мост сжигал. Репродукция была маленькой, все детали рассмотреть невозможно.
Но какое разнообразие историй…
Примитивно, конечно, зато… любопытно.
– Как мультфильм? – спросила Лара дочь.
Катя подняла большой палец вверх. В комнату зашел Рик и устроился в ногах у юного меломана. Лара вздохнула, взяла листовку и пошла переодеваться.
Саша сидел в кабинете – что-то читал в компьютере. Лара остановилась в дверях. Он почувствовал ее присутствие и поднял голову. Глаза смотрели внимательно и немного напряженно.
Мы играем в игру «все в порядке», но получается так себе.
– К ужину я не опоздала?
– Нет.
– Отлично, тогда сейчас переоденусь и посмотрю, что у нас есть.
– Индейка под сливочным соусом.
– Я отварю к ней рис.
Вот и поговорили. Лара продолжила путь в спальню, а Саша вернулся к компьютеру. Интересно, где они сейчас находятся в системе координат «Дороги друг к другу»? Лара еще раз посмотрела на листовку. Во всяком случае, мосты пока не сжигают, и то хорошо.
Она переодевалась долго. Бок болел, мысли в голове не давали возможности сосредоточиться.
Намеченный разговор в тот вечер не удался. Подходящего момента не нашлось. Да и при ребенке не очень-то побеседуешь. А перед сном… перед сном Саша привычно помогал ей – мазал синяк, чуть размял плечо, которое теперь почему-то постоянно затекало. Наверное, надо больше двигаться, но активно двигаться Лара пока не могла.
– Спасибо, – тихо поблагодарила она.
Он кивнул. Ей было этого мало. Слишком мало. Ей хотелось, чтобы Саша обнял, чтобы прикоснулся губами к виску. Как когда-то. Как всегда.
Он не мог. Она его не винила. И… винила.
– Я очень тебя люблю, – сказала Лара, когда они оба лежали в кровати и Саша выключил свет.
Он долго молчал, а потом ответил:
– Спи.
5
– Какие люди! Ну надо же! – лицо Дениса расплылось в улыбке. – И что вас привело сюда в этот прекрасный воскресный день?
– Не поверишь, желание увидеть твою физиономию, – ответил Игорь. – В конце концов, у кого-то сегодня день рождения.
– В честь этого события мы даже магазин закрываем пораньше, – и без того широкая улыбка Дениса стала еще шире, – и идем в пиццерию.
– Собственно, примерно на такой ответ я и надеялся, потому что Юля наотрез отказалась кормить меня ужином, сказав, что устала каждый вечер стоять у плиты.
Друзья наконец обменялись крепкими рукопожатиями.
Юля наблюдала за этой сценой и думала: «Как в старые добрые времена». Впрочем, долго умиляться ей никто не дал. Костя, увидев столик с открытками, стал тянуть ее в ту сторону.
– Сейчас он вам устроит здесь настоящий порядок, – пробормотала Юля, следуя за сыном.
Прийти в магазин, чтобы поздравить Дениса, было спонтанным решением. При таком ритме жизни времени на общение не хватает катастрофически. Все сводится к переписке в телефоне, и сегодня утром, завтракая и обсуждая планы на день, они поняли, что надо идти в магазин и, если получится, украсть Дениса хотя бы на полчаса, пока его напарник будет отдуваться за двоих. Обычная практика.
– И вообще, вам неплохо было бы выбрать вечер и провести его вдвоем, – сказала Юля. – Посидеть, поболтать о своем.
Игорь даже бутерброд до рта не донес – настолько неожиданно это прозвучало из уст Юли.
Да она и сама от себя не ожидала. Но вчера, в субботу, он весь день провел на своей второй работе, и, хотя Юля устала тоже, она ничего не сказала. Достаточно было просто посмотреть на мужа, чтобы понять – лучше помолчать. Она просто передоверила ему Костю, мол, присмотри, и пошла по-быстрому соображать ужин.
А опуская в банку очередную записку, в которой рассказала про то, что, пока Костя днем спал, она начала читать увлекательный роман, заметила другую. «Иногда сосиски – это самое вкусное, что может быть. После секса». И это писала точно не она.
Волшебная банка. Она действительно меняла их семью. И Игорь сам предложил ей вернуться к работе. Сам! Пусть на один день в неделю, потому что по-другому пока не получается, но все же. Это было огромное событие в замкнутой Юлиной жизни. Даже Вера Дмитриевна выразила готовность помочь, чего Юля никак не ожидала и, честно сказать, слегка побаивалась. Но все потихоньку складывалось. И завтра у нее первый выход. И группа за неделю набралась. Лишь бы только погода не подвела. А то будет дождь лить, как вчера, и никакого удовольствия от прогулки.
Костя вел к открыткам и, когда увидел разноцветные картонные прямоугольники, захлопал в ладоши. Ну что, держись, магазин Абрама Моисеевича!
А Юля среди видов Москвы и новогодних открыток Зарубина увидела вдруг стопочку листовок и застыла. Это была реклама выставочного зала в одном из столичных торговых центров. На листовках в качестве приманки красовалась та самая картина, о которой Юля вспоминала. «Дорога друг к другу», – прочитала она.
Надо будет обязательно сходить.
– Возьмите, – сказала девушка с синими волосами, заметив взгляд Юли. Кажется, ее Женей зовут. – Я была на этой выставке, очень классная. Специально взяла побольше листовок, чтобы наши посетители тоже о ней узнали и смогли сходить.
– Спасибо, – Юля взяла одну листовку. Теперь главное ее не потерять.
Костя же, воспользовавшись разговором взрослых, принялся хозяйничать и смял несколько открыток.
– Э-э-э, дружок, отдай, – Юля попыталась вынуть у него смятые открытки, но не тут-то было.
Конечно, сын начал громко протестовать. Юля поняла, что товар они все равно испортили, поэтому придется за него заплатить. Но Костя не хотел ограничиваться только этими открытками, он хотел все. Тут подоспел Игорь и взял малыша на руки. Тот, с зажатыми в руках открытками, начал жаловаться на свою тяжелую жизнь. И в этот момент послышалась музыка. Костя мигом замолчал и уставился на девушку с синими волосами, которая играла на старом пианино «Турецкое рондо» Моцарта.
– Круто играет, – сказал Игорь подошедшему Денису.
– Она вообще крутая, – ответил Денис и так посмотрел на девушку, что Игорь едва удержался, чтобы не присвистнуть.
Кажется, его друг серьезно увлекся.
– Мы берем ее с собой в пиццерию?
Денис молча кивнул, любуясь пианисткой.
Костя сидел на руках неподвижно и слушал музыку.
– У тебя есть минут пять, чтобы закрыть магазин, – сказал Игорь, зная, что надолго сына не хватит. – И сколько мы должны за открытки?
Денис посмотрел на богатый улов, крепко зажатый в детских руках, и ухмыльнулся:
– Подарок за счет заведения.
6
Федя ехал в метро. Воскресные улицы забиты транспортом, поэтому машину он сегодня не брал. Воскресенье, вечер. Для многих это окончание выходных. Для Феди только начало. Жаль, конечно, что из-за его скользящего графика работы у них со Светой в этот раз не совпали выходные. Зато завтра он спокойно починит кран в ванной, который начал подтекать, и подкрутит дверку на шкафу в коридоре.
– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Парк культуры».
Двери закрылись, поезд медленно тронулся и устремился в темный тоннель. Федя смотрел на переполненный вагон и думал о том, сколько времени жители города проводят под землей. Четверть жизни, наверное. Не все, конечно, а те, кто активно пользуется общественным транспортом. Утром они спешат на учебу и работу, вечером домой, в выходные в центр. Феде повезло, у него дорога «дом-работа» в один конец составляет порядка сорока минут, а кто-то проводит под землей час, помножим это на два (путь обратно), и получается…
Кольцевая, Замоскворецкая, Калужско-Рижская… вся Москва пронизана этими пересекающимися ветками, перевозящими огромное количество людей ежедневно. У Феди есть автомобиль, он не каждый день спускается вниз, а вот Света, у которой автомобиля никогда не было, весь город воспринимает через карту метро. Сокольники – это красная вверху, а Ясенево – оранжевая внизу.
Как-то Игорь рассказывал Феде про историю создания некоторых станций с точки зрения нюансов архитектуры и стилей. Федя запомнил, что станция «Чистые пруды» была построена в стиле ар-деко, и во время войны поезда на ней не останавливались. Существует легенда, что рядом со станцией был оборудован бункер для Верховного командования. Феде вообще казалось, что, если бы Юля и Игорь скооперировались, соединив ее знания по истории и его по архитектуре, они могли бы написать очень интересную книгу о городе. Конечно, таких сейчас много. Но Феде казалось, что эта книга обязательно отличалась бы от других и была во много раз интереснее.
Надо будет им намекнуть при случае. Занятый этими мыслями, Федя чуть не пропустил свою остановку, выбежав на платформу через уже закрывающиеся двери.
7
И снова понедельник. И Катя в школе. И они в квартире вдвоем.
А за окном солнце, день обещает быть ясным и сухим.
Он бы, наверное, уехал на работу раньше. Раньше Лары и, может быть, даже раньше Кати, но бессонные ночи последних дней давали о себе знать. Так же как и вчерашний вечер наедине с коньяком.
Уехал вроде бы на работу. А на самом деле – чтобы выпить не при родных. Чтобы дочь не видела, как папа полюбил коньяк.
Забытый в ресторане шарф Лары теперь был в его кабинете. Он ненавидел этот шарф. Чуть потянуть за концы… и перестанет хватать кислорода.
Это не страшно. С этим живут. Вот он не дышит, а живет. Как-то.
Лара сказала: «Я очень тебя люблю».
Любит. Конечно, любит.
Ради любви можно пойти на все, кто бы спорил. Ради любви можно и переспать с чужим человеком, чтобы сохранить проект мужа, сделать ему подарок.
Только вот как потом жить дальше? Не слишком ли высокая заплачена цена? Во имя любви.
Ты ее заплатила, Лара?!
Ее молчание и гордый уход из ресторана отвечали: «Нет».
И еще эта узкая полоска с надписью: «Верь». Где-то она была. А, точно, в паспорт положил. Чтобы не потерять. Потому что очень хотел верить.
И резкий звук тормозов. Только будь, Лара, только живи.
Он запутался, он измучился. Он хотел знать правду и боялся ее.
A Лара снова начала курить. Стояла у открытого окна кабинета, полностью готовая к выходу на работу, и курила. Когда он зашел за своими бумагами – обернулась. Глазищи на пол-лица. Тоже проблемы со сном.
– Ты уже едешь? – спросила, чтобы что-то спросить.
– Да, – ответил Александр и увидел Катину листовку на столе. Взял, чтобы выкинуть в мусорное ведро.
– Оставь, она мне нужна для работы.
– Ты собираешься предложить выставочному залу свои услуги флориста? – он спросил ее тоже лишь для того, чтобы спросить.
Поддерживать разговор – это так важно.
– Нет, – Лара сделала легкую затяжку. – Я собираюсь связаться с художником и получить от него разрешение на тиражирование картины, заказать оберточную бумагу с таким принтом и сделать серию букетов на тему «Дорога друг к другу».
– Понятно.
Ну что, для утреннего поддерживающего разговора вполне достаточно. Пора расходиться. Кто первый?
– Пришлешь водителя, чтобы забрать Катю из школы? Я сегодня не смогу.
– Что так?
Она не смотрела ему в глаза, она рассматривала листовку с кучей схематичных человечков.
– Я сегодня провожу набор сотрудников для нового магазина. Будет тест-драйв, запущу их в торговый зал и посмотрю, как они делают букеты и общаются с посетителями.
Сигарета в руке слегка подрагивала, и пепел сыпался на ковер. Никуда не годится.
– Ладно, – услышал Свиридов свой голос и вынул из ее пальцев сигарету. – Предлагаю тебе бросать эту пагубную привычку.
Но, прежде чем загасить сигарету в пепельнице, он сам глубоко затянулся.
– Как твой бок?
Лара не отвечала. Она стояла и смотрела на мужа, который докуривал ее сигарету. Спрашивал про букеты и бок, согласился дать водителя для Кати, вернулся домой черт знает когда. В два ночи. Она не спала. Она слушала, как он ходит по квартире, включает воду, нажимает на чайник. Ночью все звуки, даже самые тихие, в тишине дома и города звучат отчетливо.
Больно.
Ему очень больно. Он просто не позволяет себе это показать.
Лара стояла и наблюдала, как он тушит сигарету в пепельнице.
И вся ее гордость, вся гордыня куда-то делись. Кому она нужна, эта гордость, когда больно обоим, и руки через стекло друг друга не чувствуют. Он не дождался ответа на свой вопрос и повернулся, чтобы выйти, но она не дала.
– Саша…
Остановился. Лара подошла к мужу и уткнулась лбом в его плечо:
– Я тебе не изменяла.
Он молчал.
– Это правда. Он… он сказал, что у тебя проблемы и что он готов помочь, и да, да – ты прав! Он назначил цену, но я… я отказалась. И я не хотела, чтобы ты обо всем этом знал.
Лара говорила чуть сбивчиво, даже лихорадочно, а когда закончила, Саша ее обнял. Совсем так, как в том сне, в котором она бежала к нему.
– Я тебе не изменяла, – снова прошептала Лара.
И руки сжали крепче, больной бок тут же дал о себе знать, но это мелочи. Потому что хотелось еще крепче, чтобы не дышать, чтобы точно знать, что поверил.
К черту и гордость, и гордыню. Какой от них прок, если невозможно друг друга касаться, если вся жизнь через стекло?
И снова в памяти возник тот номер люкс, и Алик Робертович в ожидании ее ответа. Лара и сейчас могла воспроизвести встречу с ним в малейших деталях. Она помнила все: интерьер, запах, интонации голоса, его ожидание. И ее короткое:
– Нет.
– Нет? – казалось, Алик Робертович был озадачен подобным ответом. Он явно ожидал другой. – Почему нет?
– Если мой муж лишится гостиницы, он это переживет. Может, непросто, может, возникнут финансовые трудности, но это решаемо. Если же я ему изменю – это будет наш с ним крах.
– Но ведь ваш муж ничего не узнает, – голос Алика Робертовича звучал обволакивающе.
– Я не буду прежней, и в этом проблема. Я буду знать. Поверьте, этого достаточно, чтобы все разрушилось.
– А если я обижусь?
– Моим отказом?
– Да.
Дара встала, она не могла больше сидеть. В руках был бокал с недопитым шампанским, и в голове шумело. Осторожно.
– Вы намекаете на месть?
– Может быть. – Алик Робертович задумчиво сложил ладони домиком. – Мужчина, которого отвергли, обычно бывает очень оскорблен. Я могу отнять у вашего мужа бизнес.
Он мог. И еще он с ней играл. Лара чувствовала противное, липкое чувство страха и понимала, что клетка, в которую ее загнали, тесна. Здесь не просто развернуться негде, дышать скоро станет невозможно. Не клетка – капкан. Одна гостиница – ощутимая, но не фатальная потеря. Сохранение всего бизнеса – это уже другой уровень. И цена – переспать здесь и сейчас. Вот с ним.
Алик Робертович тоже поднялся с кресла и подошел к Ларе. Глаза – холодные. Этот человек не привык к слову «нет».
– Можете, – язык еле повиновался. – Вы можете отнять у моего мужа бизнес, но не сделаете этого. Потому что вы – настоящий мужчина, а настоящий мужчина всегда великодушен, и он выше мести слабой женщине.
Дара даже позволила себе чуть приподнять бокал с остатками шампанского и сделать последний глоток, глядя ему в глаза.
– Угощение было великолепным, но, к сожалению, мне пора.
И тогда Алик Робертович захлопал в ладоши и сказал всего одно слово:
– Браво.
Он ее отпустил. Лара шла по коридору обратно к лифтам, не чувствуя под собой ног. Установка была только одна – выбраться на улицу. Потом Дара долго сидела в машине, не в силах повернуть ключ зажигания. Руки дрожали. Требовалось время, чтобы прийти в себя, осознать, что получилось, справилась, смогла.
А на следующий Эень Саша ледяным голосом выкатил ей обвинение. И гордость взыграла. Конечно, куда же без этого…
– Иногда мне кажется, что я иду к тебе всю жизнь. Иду, иду и никак не дойду.
Лара подняла голову. Родные морщинки в уголках глаз, внимательный и все еще больной взгляд. Она провела ладонью по его щеке, он поймал ее руку и прижал пальцы к своим губам. Теплым и тоже родным.
– Давай сегодня опоздаем на работу? – предложила Лара.
8
– Камергерским переулок назывался с начала XIX столетия и по 1925 год. Название свое он получил по должности князя Голицына, который владел здесь домом номер два, в самом начале переулка. Были у этого места и другие названия: Георгиевский, Старогазетный, проезд Художественного театра. А в начале 1990-х годов вернулся Камергерский.
Погода стояла прекрасная, солнечная и сухая. И хотя темнеет уже гораздо раньше, чем летом, впереди еще достаточно времени до сумерек, и Юля с упоением рассказывает студентам об этом уголке Москвы. О легендарном Московском Художественном, который открылся в 1902 году пьесой Горького «Мещане», но символом театра стала чеховская «Чайка». И именно Чехов, без сомнения, был любимым драматургом труппы того времени.
Рассказывала Юля и о том, как Сталин, прекрасно зная о запрете булгаковских «Дней Турбиных», вдруг намекнул, что был бы не против вновь увидеть спектакль, поэтому долгие годы Художественный театр был единственным в стране, где шла эта поруганная пьеса.
А потом она повела свою группу дальше и остановилась перед домом, в котором жил Сергей Прокофьев и где сейчас находится его музей. В нем можно увидеть личные вещи композитора, от очков до дирижерской палочки и рояля. А еще скрипку легендарного Давида Ойстраха, виолончель Мстислава Ростроповича и костюм Майи Плисецкой, которая танцевала Хозяйку Медной горы в балете Прокофьева «Каменный цветок». Студенты захотели все это увидеть, и Юля дала им полчаса на посещение музея.
Она знала, что потом доведет свою группу до легендарной «Педагогической книги», что стоит на углу с Большой Дмитровкой. Здание было построено в 1913 году, а раньше на этом месте стоял дом, в котором Лев Толстой снимал шесть комнат, «прекрасно меблированных, с дровами, самоварами, водой и всей посудой». Здесь он читал главы своего романа «Война и мир».
Но еще раньше Юля процитирует своим слушателям Пастернака, одно из самых красивых и атмосферных мест в романе «Доктор Живаго», и все они на минуту перенесутся в далекую дореволюционную московскую зиму. Юля обожала эти строки.
«Светящиеся изнутри и заиндевелые окна домов походили на драгоценные ларцы из дымчатого слоистого топаза. Внутри них теплилась святочная жизнь Москвы, горели елки, толпились гости и играли в прятки и колечко дурачащиеся ряженые…
Они проезжали по Камергерскому. Юра обратил внимание на черную протаявшую скважину в ледяном наросте одного из окон.
Сквозь эту скважину просвечивал огонь свечи, проникавший на улицу почти с сознательностью взгляда, точно пламя подсматривало за едущими и кого-то поджидало.
«Свеча горела на столе. Свеча горела…» – шептал Юра про себя начало чего-то смутного неоформившегося, в надежде, что продолжение придет само собой, без принуждения. Оно не приходило».
Все это будет чуть позже, когда ее группа вернется из музея, а пока есть время на чашечку кофе. Удивительно, но уличные кафе продолжали еще работать, хотя сидеть за столиками было уже прохладно. И все же она села. И наблюдала за людьми, которые идут по переулку. Кто-то очень спешит, кто-то рассматривает театральные афиши, кто-то разговаривает по телефону. И осень… какая благосклонная сегодня осень! Сам воздух пропитан тихим прощанием, в вазонах у дверей доцветают последние цветы, а на стол упал маленький желтый лист.
Юля подняла голову и наткнулась взглядом на уличный фонарь. Залюбовалась им. Такие фонари – выполненные по эскизам Шехтеля – только здесь. Шехтель являлся одним из любимейших архитекторов Игоря. В свое время муж многое рассказал о домах, построенных по его проектам, но то, что этот человек придумал интерьер МХАТа и эмблему театра – летящую чайку, Юля знала и сама.
Официант принес американо.
Юля вынула из сумки телефон и быстро набрала текст.
Юля: Как ваши дела?
Юля: У меня кофейный перерыв.
От Веры Дмитриевны ответ пришел быстро.
Вера Дмитриевна: Прекрасно. Немного покапризничали перед сном, зато сейчас проснулись в хорошем настроении и собираемся на прогулку.
Юля: Я коляску оставила на первом этаже за лестницей. Надеюсь, ее не успели угнать.
Вера Дмитриевна: Скоро проверим.
А Игорь перезвонил.
– Не успела выйти на работу и уже кофейный перерыв?
– Завидуешь?
– Конечно! Как проходит экскурсия у мега-профи?
– Классно. Мои сейчас в музее Прокофьева, приобщаются к великой музыке. Я же изучаю фонари Шехтеля.
– Фонари Шехтеля! Без меня! Физически ощущаю, как зависть начинает расти.
Юля довольно хмыкнула.
– А у тебя что?
– Денис прислал вчерашние фотографии.
– О-о-о… Поделишься?
В пиццерии они вчера посидели недолго, потому что маленький ребенок и режим, но все равно вечер получился отличный. Они много шутили и смеялись, и Женя оказалась классной девчонкой. Своей.
– Конечно, поделюсь. Я сейчас иду на встречу, там побуду буквально пятнадцать-двадцать минут и в офис уже не вернусь. Думаю, успею присоединиться к твоему пешему туру, правда, в самом конце. Возьмешь еще одного слушателя, или все места заняты?
И откуда-то из прошлого, когда они только-только начали встречаться, вернулись острословие и ершистость:
– Не знаю, не знаю. Прийти на второе отделение, пропустив первое, это все же говорит о недостатке воспитания.
– Значит, моим воспитанием надо срочно заняться!
Юля рассмеялась.
Она сидела в уличном кафе, кофе казался необычайно вкусным, на столик ветром принесло второй лист – очередную осеннюю телеграмму. Жизнь была прекрасна!
9
Алик Робертович Танос уезжал. Он сделал все свои дела в Москве, заключил пару выгодных сделок, встретился с нужными людьми и один раз случайно пересекся в ресторане с Василиной. Похоже, девочка свою отставку не приняла и все еще надеялась. А зря. Алик Робертович прошел мимо, даже не взглянув на нее.
Чемодан был собран, через двадцать минут такси увезет его в аэропорт и – здравствуй, Лондон!
В дверь номера постучали. Алик Робертович открыл. На пороге стоял Свиридов. Сюрприз.
– Александр Константинович? Рад. Проходите. А я вот уезжаю.
– Я знаю.
Он не поздоровался, но внутрь вошел. Когда дверь захлопнулась, Свиридов развернулся и двинул Алека Робертовича в солнечное сплетение. В глазах потемнело, и тело согнулось от боли, но Алик Робертович успел подумать, что следов от удара не останется.
Свиридов стоял и ждал, пока он разогнется.
– Вы с ума сошли?
С того дня, когда состоялось их знакомство и Лара приходила в гости, а потом был звонок с обещанием помощи, они больше не общались. Деловые люди – народ занятой. То Свиридова на месте не было, то Алик Робертович находился в разъездах.
И вот теперь встретились.
– Я подам на вас в суд, – Алик Робертович все же разогнулся и, добравшись до кресла, рухнул в него. – За рукоприкладство.
– У вас нет доказательств. Но если еще раз вы приблизитесь к моей жене…
– Никогда бы не подумал, что ваша супруга способна нажаловаться.
– Она и не жаловалась. Я об этом узнал сам.
– Ясно, – Алик Робертович начал приходить в себя и с интересом посмотрел на гостя.
Надо же, не испугался. Двинул как надо.
– Та сделка, о которой мы с вами говорили несколько дней назад, она уже неактуальна.
– Что так? Напрасно, – и все же тело от удара болело.
Сейчас бы вызвать Касима, и он уж вломит этому наглецу так вломит. Алик Робертович и припомнить не мог, когда ему в последний раз решались вот так указывать на место.
– Считаю, сотрудничества у нас не получится, – Свиридов прошелся по просторной комнате и остановился у окна.
– Вы решили отказаться от тендера?
Он не ответил – смотрел в окно.
– Вы же понимаете, что честно построить бизнес практически невозможно. Все решают связи и деньги.
– Моя жена, – Свиридов повернулся и посмотрел в упор. – Она к какой категории относится? Связей или денег?
– К категории женщин, – Алик Робертович уже полностью овладел собой и позволил легкую улыбку. – Признаюсь, неравнодушен к прекрасному полу.
Свиридов продолжал смотреть в упор, и взгляд его был тяжелый. Как ни странно, Таносу это понравилось. Как и заявление о готовности отказаться от сделки.
– Хорошо, – сказал Алик Робертович другим, серьезным голосом. – Объясняться не буду и не считаю это возможным. Мне понравилась женщина, я сделал ей предложение, она была вольна сама принять решение. Знаете, что мне ответила ваша жена?
– Нет.
– Я так и думал. Восхитительная женщина.
Алику Робертовичу показалось, что вот сейчас ему точно двинут по лицу, а ходить с подбитым глазом в планы не входило, поэтому он демонстративно поднял руку и посмотрел на запястье, где красовались элитные часы Patek Philippe.
– Через пять минут я должен спуститься, так что буду краток. Отказаться от сделки, которая сулит хорошую прибыль, – это верх глупости. К тому же я уже договорился и сделал это не ради вас. Знаете, Александр Константинович, я прожил на этом свете побольше вас и видел, наверное, тоже побольше. До недавнего времени я знал точно, что все продается и все покупается. Абсолютно все, понимаете? Существует только вопрос цены. Ваша жена удивила меня. Она отказала так умно и с таким достоинством, что я просто решил ее подобным образом… отблагодарить. Лара преподнесла мне настоящий урок. Пожалуй, теперь я снова начну верить в людей.
– Не произносите вслух имя моей жены.
– Знаете, я вам даже завидую. Вам очень повезло.
– Вам тоже. Потому что если бы вы ее коснулись…
Алик Робертович мог бы оскорбиться, сказать: «Вон!», вызвать Касима, напомнить о своем исключительном статусе, но он уважал в людях смелость. Пожалуй, полезно вот так, в мире вседозволенности, столкнуться с чем-то настоящим. Понять, что там, где партнеры готовы продать друг друга, подчиненные предают себя и свои принципы из-за денег, жены становятся шлюхами и изменяют ради выгоды, при разводах обирают друг друга и шантажируют детьми, а молоденькие девочки готовы запрыгнуть в кровать к кому угодно и делать что угодно ради новой машины, дорогих тряпок и красивой жизни, – там живут и другие люди. Люди, для которых еще существует слово «честь».
Свиридов фразы не докончил, но было ясно, что за свои слова он отвечает. И Танос понял, что ему нравится этот человек. Он бы, пожалуй, даже имел с ним в будущем дело. Только ведь Свиридов не захочет.
– Я ее не тронул.
– Всего хорошего.
Свиридов вышел из номера и руки не пожал. Алик Робертович его понимал.
Друзьями они не станут никогда. Но порой приятно думать, что в мире существуют люди, которых можно уважать.
10
– Кран я починил, а со шкафом придется повозиться, – отрапортовал Федор по телефону.
Все-таки замечательно, когда в доме есть мужские руки. Света не уставала этому радоваться и умиляться.
– Я в обед купила виноград, мелкий и сладкий, узбекский. Правда, половину уже съела, но половину до дома довезу. Ты же любишь виноград?
– Люблю.
Она разговаривала по телефону и оплачивала счета. Счетов со всех четырех магазинов накопилось достаточно, а без визирования Лары никто ничего не оплачивал. Лара же сегодня появилась в половине двенадцатого. Как раз к собеседованию, после которого оставила трех девушек на стажировку в зал.
– У нас сегодня смотр продавцов для нового магазина.
– Так быстро? – Федя не смог скрыть удивления. – Мне казалось, вы только недавно помещение нашли.
– Нашли и уже договор подписали. Лара дала месяц на ремонт и открытие. Но ты же знаешь, как она относится к персоналу. Месяц будет стажировать новичков в разных точках. А начнет отсюда.
– Зато в итоге у вас лучшие флористы.
Это был комплимент, и Света приняла его на свой счет. Она гордилась «Цветочной историей» и тем, что ведет бухгалтерские дела здесь на «отлично».
– У нас еще и бухгалтеры неплохие, – все же намекнула в ответ и представила, как Федя, занимаясь с дверкой, посмеивается.
Света взяла очередной счет и прочитала: «Оплата прутиков».
– Чего оплата? – поинтересовался Федя.
Только после вопроса мужа она поняла, что назначение платежа прочитала вслух.
– Прутиков. И цена… Чувствую, нас ждут очередные новшества. Сегодня Лара подсчитывала, сколько средств можно выделить на эксклюзивную оберточную бумагу по спецзаказу, а теперь вот прутики. Наверное, будет их в ту бумагу заворачивать. Ой… еще ракушки, – Света посмотрела на следующий счет.
– Может, она у вас Японией увлеклась? – предположил Федор. – Там сад камней, икебана, а у вас прутики и ракушки.
– У нас все может быть, – согласилась Света.
11
Он был за рулем сам. Ехал забирать Лару с работы. Он и отвозил ее на работу сам после того, как они опоздали. И опоздали, надо сказать, прилично.
Утром он целовал ее жадно и почти грубо. Было не до нежности, с нежностью вообще ничего не получалось, хотя про бок Александр помнил. Вот только про бок и помнил, а про все остальное нет. Потому что «ты моя, вся моя, каждый взгляд, каждая косточка, каждый палец – все мое, мое, мое…» И это «ты моя» рвалось наружу – в поцелуе, в нетерпеливом раздевании, в ненасытности рук.
«Я твоя, твоя», – отвечала она, соглашаясь. И не получалось ничего с нежностью, никак не получалось.
Лара потом все соединяла их руки. Лежала у него на плече, брала его ладонь и прислоняла к своей, словно сравнивала.
– Чувствуешь?
– Что?
– Прикосновение?
Он чувствовал. Он снова начинал дышать. Он не расспрашивал ее в подробностях о визите в люкс. Он ей поверил. Потому что если он не будет верить собственной жене, то как они будут жить дальше?
– Так ты чувствуешь?
– Да.
– Что ты чувствуешь?
– Что сейчас еще больше опоздаем.
И он целовал ее плечи и ключицы, и впадинку за ухом, и любовался разметавшимися по подушке темными волосами, и сплетал свои пальцы с ее.
Моя, моя, только моя…
Твоя, твоя, только твоя…
Это было утром.
А сейчас уже вечер, и небо над Москвой сумеречное.
С парковкой около магазина возникли проблемы. Припарковаться в столице не так-то просто, особенно в час пик. Три круга по соседним переулкам, и – бинго!
В «Цветочной истории» посетителей было немного. Свиридова встретила белокурая улыбающаяся девушка. Видимо, как раз из тех, кто проходили сегодня смотр. Постоянных сотрудниц Александр знал.
– Добрый день, могу я вам чем-нибудь помочь?
Он хотел отказаться и пойти дальше, в кабинет жены, а потом передумал:
– Да, мне нужен букет.
– Какие цветы вы предпочитаете? – девушка старательно вела разговор. – Розы, хризантемы, сборные композиции?
– Я пока не знаю.
– Пройдемте, я вам покажу образцы. Может быть, вам понравятся готовые букеты.
Он пошел за ней и увидел краем глаза Лару, которая показалась в торговом зале. Лара остановилась чуть вдалеке, у касс, и наблюдала, как девушка справляется со своими обязанностями. Свиридов сделал вид, что не заметил жену. Он смотрел на цветы. На разноуровневые вазы с различными сортами роз, огромные шапки пышных хризантем, похожие на ромашки герберы, изысканные орхидеи и даже подсолнухи, казавшиеся здесь пришельцами из другого сада.
– Гвоздики, – вдруг сказал Александр. – Белые гвоздики.
– И все?
– Все.
– Сколько?
Он не знал. Семь? Девять? Не тринадцать же.
– Пятнадцать.
– Если хотите, мы можем разбавить их розовыми или оранжевыми.
– Нет, не надо.
Девушка открыла холодильник. Александр перевел взгляд. Лара продолжала стоять у касс. Темно-серый брючный костюм, желтая блузка, убранные за уши темные волосы. Какая же она красавица, его жена… Взгляды встретились. С этого расстояния невозможно было разглядеть зелень ее глаз, но он и так знал, какие они, меняющие цвет от травянистого до почти морского в зависимости от настроения. Иногда Александру казалось, что он легко читает по ее глазам все-все и слов не нужно, а иногда – что это главная загадка в его жизни, как и вся эта женщина.
Девушка рядом старательно отбирала цветы, потом начала формировать из них букет и от усердия чуть слышно сопела.
– Чем-нибудь украсить? Веточку гипсофилы добавить? Можно зелень.
– Не надо, – сказал Свиридов, не отрывая взгляда от Лары.
– У нас цветы свежие и сортовые. Ваша дама будет довольна.
Губы Лары дрогнули в улыбке.
– Я очень надеюсь, – ответил Александр, продолжая смотреть на любимую женщину, – что моей жене букет понравится.
Алена: Петя сделал мне предложение.
Юля: ААААААААААААААА!!!! Наконец-то!!!
Алена: Да)))
Юля: Иии?
Алена: Я согласилась!
Юля: Это я поняла))) Когда свадьба?
Федя: У нас дома меновазин остался?
Света: Опять спину прихватило?
Федя: Да.
Света: Не помню. Я по дороге домой куплю.
Юля: Как у вас дела?
Вера Дмитриевна: Все хорошо. Сейчас будем полдничать фруктовым пюре.
Юля: Температуры нет?
Вера Дмитриевна: Нет, только насморк. Но нос мы промываем.
Юля: Я освобожусь через полчаса.
Лара: У тебя сегодня британский бульдог.
Саша: Мне казалось, у меня московский кот. И не только сегодня.
Лара: Кот у Кати. А у тебя бульдог.
Саша: А у тебя?
Лара: Доклад на тему «Как важно беречь природу».
Саша: Бульдог к природе не относится?
Лара: Нет.
Это олимпиада по английскому, прошлогодняя. Им сказали пройти – готовят к новой.
Саша: Там по окончании школы точно один аттестат дают, а не три?
Лара: Точно)
Саша: Мне кажется, что к 11 классу мы получим по второму среднему.
Лара: Если хочешь, можем поменяться. С меня бульдог, с тебя доклад.
Саша: Нет уж.
Бульдог, значит, бульдог.
Игорь: Нам обязательно туда идти?
Юля: Это на десять минут, обещаю!
Игорь: Я помню, как ты меня потащила на современное искусство. Если тебе так хочется в галерею, может, лучше Третьяковка, м?
Юля: Мы пойдем смотреть «Дорогу друг к другу». Ты ее уже видел, просто не помнишь.
Игорь: Думаешь, у меня откроется третий глаз, и я наконец пойму великую идею?
Юля:))))) Не ворчи! Это почти Босх, там много людей и деталей.
Игорь: Я Босха не люблю с детства.
Юля: Хорошо. Вечерний бильярд с Денисом в пятницу.
Игорь: Идет! Где там твой новый Босх висит?
Федя: Читаю книгу, которую вы мне передали. Нравится. Спасибо.
Вера Дмитриевна: Я рада.
Кирилл: Тебя утвердили на роль.
Петя: Да?!
Кирилл: Да) Я поработаю с договором, мне там не нравится пара моментов, потом позвоню.
Петя: Ок.
Кирилл: Тебе придется быть лысым.
Петя: И в татуировках. Я сценарий читал. Я готов.
Кирилл: Ну и отлично.
Юля: Нас пригласили на юбилей к начальнику Игоря. 50 лет. Поможешь с букетом?
Лара: Конечно.
Игорь: У мамы сломалась стиральная машинка.
Саша: Купим новую.
Игорь: Сначала уговори. Я вчера весь вечер ее убеждал, что это старье ремонту уже не подлежит. Но она уперлась и собирается искать мастера.
Саша: Я решу этот вопрос.
Игорь: Скрестил пальцы. Благословляю на битву, брат мой)))
Саша:)))))
Света: Я вчера видела хорошую зимнюю обувь для Кости. Вам нужна?
Юля: Да)
Алена: Надо выбирать имя, чтобы с отчеством сочеталось.
Петя: Например?
Алена: Ирина Петровна.
Михаил Петрович.
Катя: Я потеряла кросовки.
Саша: В школе?
Катя: Да.
Они новые.
Мама растроится
Будет ругать
Саша: Что-нибудь придумаем. Я могу забрать тебя из школы, поедем в магазин, купим такие же.
Катя: Давай!
У нас изо и все
Саша: Понял. Буду вовремя.