Кэмерон::-)
Вздохнув, я понял, что рассказывать о Нове все-таки не стоило, поскольку теперь они на ней зациклились. Маневр вышел мне боком, и я сдался.
Уэстон: Думайте что хотите. Мне пора, сейчас просто идеально ясное небо.
Кэмерон: Да брось, в самый интересный момент!
Однако он знал, что больше на эту тему я ничего не скажу, и поэтому просто написал:
Кэмерон: Ты ведь знаешь, что я брошу все, чтобы приехать в лагерь и как следует посмотреть на твою соблазнительницу? Знаешь, что, уходя от ответа, только усиливаешь мое любопытство!
Я лучше схожу на семинар о знаках зодиака, но такого не упущу!
Уэстон: Желаю тебе повеселиться со своей поклонницей.
Кэмерон: Обязательно! Но так быстро ты от меня не избавишься…
Я вздохнул. Любопытство было одной из самых раздражающих черт Кэмерона. И зачем я вообще об этом заговорил? Я попробовал прибегнуть к реверсивной психологии[21].
Уэстон: Делай что хочешь.
Амброз: Вы не против, если я пойду? Мне пора! Созвонимся!
Кэмерон: Или увидимся!!!
Уэстон: …Разговор окончен.
Кэмерон: Зануда!
Кэмерон был легок на подъем, и я понимал, что он и вправду мог сюда приехать, но сейчас беспокоиться об этом мне не хотелось. Я взял свои записи с правильными координатами и наконец приступил к работе.
Лучше было отбросить сомнения и мысли на потом: сейчас у меня были дела поважнее, и предаваться мимолетным эмоциям было попросту некогда.
Меня ждала Вселенная. Бесконечная вечность.
11. Нова
Рак
Раки находят радость в простой красоте жизни.
За обедом в столовой Уэстон привел достаточно аргументов против того, чтобы отправлять детей собирать камни у моря. Но сегодня была моя очередь проводить занятие, и я могла рассказать им, что хотела. По мнению Уэстона, скалы, камни и другие, казалось бы, безжизненные природные объекты не имели души. Своим замечанием он бросил мне вызов. К тому же меня многому научила Сольвей, и мне нравилось передавать эти древние знания. Я понимала, что Уэстон нашел в преподавании. Так частичка тебя могла просуществовать дольше, ее словно получалось сохранить. Я подумала о Ричарде и о том, как много его знаний, возможно, носил в себе Уэстон. Знаний, которые были бы мне известны, успей я познакомиться с отцом.
Мы гуляли по пляжу, и соленый бриз вздымал море. Каждый камешек будто рассказывал свою историю, а вид неба, где голубой смешивался с золотым, захватывал дух. Палящее солнце освещало сверкающие волны, а дети искали камни, которые я показала им раньше.
Этот пляж был настоящим раем для любого коллекционера. Кремни, известняки, яшма и кварц. Даже суровый вид Уэстона не омрачал моей радости. Безусловно, с ним было тяжело, но он не помешает мне осуществить задуманное. Не сегодня.
Глаза детей сияли от предвкушения и любопытства, а их энергия была заразительной – это должен был заметить даже Уэстон. Я искренне надеялась, что сегодня они не просто повеселятся, но и узнают больше об окружающей природе. Поскольку все было едино: Вселенная состояла не только из звезд и планет – мы тоже были ее частью.
Уэстон, скрестив руки на груди, стоял в нескольких шагах позади меня; выражение его лица было непроницаемым. Казалось, ему, как и раньше, хотелось выразить скептицизм. Пока он сдерживался, но было непонятно, насколько его хватит. И даже когда я пыталась убедить его немного открыться, что-то во мне ждало его упрямства и сарказма, словесных перепалок между нами, огня.
Сделав глубокий вдох, я повернулась к морю и вытянула руки, как бы приветствуя зарождающуюся энергию. Ветер трепал мне волосы, а я втягивала в легкие соленый воздух. Море всегда невероятно меня очаровывало, и, ступая по песку, я все время чувствовала себя немного живее.
Солнце грело кожу, а взволнованные голоса детей эхом разносились по обширному пляжу. Уэстон встал рядом со мной, и я почти физически ощутила его равнодушие.
– Вы знаете, что нужно искать. Если появятся какие-то вопросы, подходите ко мне, – крикнула я детям, которые наклонялись, рассматривали камни, бросали их обратно или засовывали в карманы.
Из горла вырвался неожиданный смех: я увидела, как Уэстон поднял камень и, прищурившись, начал его изучать. Возможно, до этого он твердо решил никогда таким заниматься, но теперь ищущий ответы ученый внимательно ощупывал предмет и пытался найти энергию, в существование которой даже не верил.
– Как по-твоему: насколько это нелепо? По шкале от одного до десяти? – спросила я, не удержавшись от соблазна слегка над ним подшутить.
Он тут же, словно обжегшись, бросил камень и стряхнул с рук водоросли.
– Я просто пытаюсь понять, для чего ты все устроила, – ворчливо ответил Уэстон.
Я пожала плечами и снова перевела взгляд на море.
– Быть может, у меня вообще нет никакой цели, – спокойно ответила я. – Может, мне просто хочется показать детям, что существует нечто большее, чем то, что мы в силах увидеть и измерить.
Какое-то время Уэстон молчал. Я не смотрела на него, но чувствовала его присутствие, сильное и непоколебимое: он никогда не сходил со своего пути, не отступая ни на шаг ни вправо, ни влево.
– А что, если то, что мы не видим – всего лишь иллюзия и игра нашего воображения? – спросил он.
Мне впервые показалось, что он действительно обдумал свои слова. Я улыбнулась, не глядя на него.
– А что, если это то, что поддерживает в нас жизнь? Иллюзия.
– Тогда пробуждение будет еще мучительнее, – тихо ответил он, и я почувствовала в каждом его слове боль. Я хотела сказать что-то ободряющее, но понятия не имела, что именно. И он даже не дал мне шанса это сделать, поскольку сам заметил, что на мгновение опустил защитную стену и позволил рассмотреть себя получше. Себя и пульсировавшую внутри боль.
Ничего больше не говоря, он отвернулся и замер.
– Мне нужно кое-что подготовить на завтра. Увидимся внутри, когда закончите, – пробормотал Уэстон хриплым голосом и зашагал через пляж обратно к небольшой лестнице, ведущей наверх, в лагерь. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за насыпью, и меня охватило желание узнать больше. Больше об отце. Больше о Уэстоне. Больше об этой боли, которая порой грозила его задушить.
Уитстабл был удивительным городом. Улицы в нем были оживленными и очаровательными. Центр состоял из лабиринта булыжных мостовых и узких улочек, вдоль которых тянулись старые кирпичные дома с окнами эркера и занавесом из густого плюща. В магазинчиках между ними предлагали причудливые безделушки, из пекарен доносился запах свежего хлеба, а перед милыми кафе стояли полностью занятые круглые столики.
Чем ближе ты подходил к морю, тем больше менялись дома. Фасады там были из цветного дерева, запах соли и водорослей становился сильнее, а крики чаек – громче.
Я решила воспользоваться выходным и провести время как-то необычно. Наконец я добралась до гавани. Здесь современная функциональность сочеталась с исторической романтикой. Пестрые рыбацкие лодки мягко покачивались на волнах, пока рыбаки чинили сети. Шум клокочущей воды и визг чаек сливались в симфонию, которая была настолько успокаивающей, что я мгновенно расслабилась. Исчезли все сомнения в том, правильно ли я поступила, приехав сюда. Утром мне пришло электронное письмо от помощницы Энтони Перотти: она написала, что он сейчас в длительной командировке и свяжется со мной, когда вернется. С одной стороны, я расстроилась, что не смогу продолжить расследование, однако с другой – обрадовалась, поскольку теперь у меня оставалось больше времени для написания статьи.
Мне повезло: сегодня проходил портовый рынок, и на нем здешняя жизнь представала во всей красе. Он напоминал разноцветную мозаику из людей, звуков и цветов и пульсировал энергией, которая одновременно бодрила и завораживала.
Ряды ларьков, выстроившихся вдоль гавани, создавали калейдоскоп товаров. Свежие морепродукты, местная керамика ручной работы, расписанная сияющими цветами и узорами, антиквариат и ветошь, рассказывавшие истории давно ушедших времен.
Я не спеша бродила от одного ларька к другому, разговаривала с продавцами и продавщицами и рассматривала разные витрины. Здесь я уж точно найду подарки для мамы, Сольвей, Шэрон и своей подруги Лори.
Я сделала селфи перед огромной рыбой, вырезанной из дерева, и отправила фотографию Лори, которая почти сразу ответила смеющимся смайликом. Она тоже не знала, где я: ей было только известно, что уезжаю по работе. Наверное, я побоялась, что она честно выскажет мнение и заявит, что моя идея не так хороша, как мне кажется.
Я продолжила путь, но у судьбы как будто были свои планы: у ларька, где торговали свежими бутербродами с рыбой, я заметила Уэстона. Однако он был не один. Рядом с ним стоял блондин. Он был такого же роста, пожалуй, не таким широкоплечим, но точно таким же привлекательным. Его отличало ребячество и непринужденность. Он что-то рассказывал, сильно размахивая руками, и все время смеялся, и даже Уэстон порой не мог сдержать улыбку. Они выглядели так, словно были знакомы всю жизнь. Я никогда не видела Уэстона таким раскованным. Было удивительно наблюдать за тем, каким он мог быть, когда не чувствовал, что на него смотрят. Но скорее всего, у его плохого настроения и замкнутости была только одна причина – я. И мне было это понятно.
Мужчины ели бутерброды, пили сидр и продолжали болтать, пока я пыталась сделать выбор: улизнуть или же подойти к ним, чтобы побольше узнать об Уэстоне.
Я решила сделать вид, что их не заметила, не хотела, чтобы они отвлекали меня от прогулки по портовому рынку. Поэтому я побрела дальше и стала рассматривать витрины, но сосредоточиться больше не получалось. Мой взгляд снова и снова возвращался к Уэстону. На нем были джинсы и белая рубашка, идеально подчеркивавшая плечи. Я понимала, почему на него обратили внимание в стриминговом сервисе. Он просто привлекал внимание людей своим присутствием – даже если он делал это неосознанно.