Проехав по извилистой проселочной дороге, я добралась до развилки и свернула. Путь пролегал через небольшую рощу, и, когда она поредела, передо мной открылся удивительный вид. С левой стороны простиралось побережье, где лазурные воды плескались о скалы. Летнее солнце отражалось на блестящей поверхности воды, превращая ее в сверкающую мозаику света и красок. В ярко-голубом небе кружили чайки, и, когда я опустила стекло, их крики смешались с шумом волн и соленым запахом моря. На послеполуденном горизонте небо и море сливались в размытую линию. Это было невероятное зрелище, и я спокойно ехала дальше, пока обзор не заслонила двухметровая стена из цельного темно-серого камня. Рядом показались ворота из кованого железа. Когда я остановилась перед ними, у меня создалось впечатление, что я прошу аудиенции у принца.
Из дома Уэстона наверняка открывался потрясающий вид, но его участок был скрыт от меня за массивными металлическими воротами.
Я подъехала прямо к домофону и немного нерешительно нажала на кнопку. Сперва ничего не происходило, но, когда я собиралась позвонить еще раз, донесся какой-то шум.
– Кто там?
Это явно был Уэстон: его голос звучал сдавленно даже сквозь треск динамика.
– Нова. Впустишь, или, чтобы попасть в твой замок, нужно сначала подать официальный запрос?
В ответ широкие ворота открылись, и я увидела длинную гравийную дорожку, ведущую вверх по извилистой тропе. Передо мной располагался старинный особняк: казалось, что он был из другого времени или со съемочной площадки сериала «Бриджертоны». Серые, обветренные кирпичные стены были покрыты вьющимися растениями. Сточные желоба на маленьких башенках были украшены в виде мифических существ, придавая всему здесь сказочную атмосферу. Когда я подъехала к сооружению, мне ужасно захотелось остановиться и спокойно полюбоваться видом. Окна эркера из искусного стекла и окружающий пейзаж довершали картину.
Мой взгляд скользнул мимо здания и нескольких кустов рододендрона, и я поняла, почему Уэстон купил это место. Причина заключалась не в пышной отделке дома и не в его размерах. На маленьком возвышении на краю утеса, примерно в пяти минутах ходьбы, я заметила небольшую обсерваторию.
Это был верх совершенства, вишенка на торте. Мне обязательно нужно было увидеть ее изнутри.
Двустворчатая входная дверь открылась, и появился Уэстон. На нем снова были темно-серые спортивные штаны и свежая белая рубашка, почти черные волосы были взъерошены, низ лица теперь покрывала пятидневная щетина, а под глазами красовались темные круги цвета спелой ежевики.
Когда я вылезла из машины и поднялась по крыльцу ко входу, заметила, что он жмурился от яркого послеполуденного солнца. Хокинг подошел меня поприветствовать, а после спустился по лестнице и исчез среди кустов, видимо, чтобы немного прогуляться.
– Обсерватория? Черт, серьезно? – поддразнила я его, но он не улыбнулся. – Я удивилась, что ты сегодня не пришел. Все нормально? – с беспокойством спросила я.
Он потер виски и кивнул внутрь.
– Заходи.
Увидев его измученное лицо, я сразу все поняла. Ему было больно.
Мы вошли в высокий вестибюль, пол которого был выложен мозаикой цвета песчаника. Внутри было так же красиво, как и снаружи. На второй этаж вела винтовая лестница с бронзовыми перилами.
Уэстон прошел в полутемную комнату с закрытыми ставнями, посередине которой стоял широкий современный диван. Похоже, это была гостиная с камином, чтобы согреваться в холодные дни, и книжными полками. Я любовалась тем, как все было обставлено. Старинные предметы чередовались с современными, образуя своеобразный симбиоз.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – вежливо спросил он, хотя на самом деле мучился от адской боли.
– Не нужно, спасибо. Сначала сядь, не стой. – Я бросила сумку с плеча на пол у двери и проследовала за Уэстоном к дивану. – Долго у тебя уже приступ мигрени?
– С утра, начался еще в лагере, – бессильно пробормотал он. – Но тебе необязательно…
Черт возьми, это продолжалось уже несколько часов. Так вот почему он ушел.
– Как необязательно? Ты же знаешь, что благодаря мне тебе сразу полегчает, – сказала я и нежно улыбнулась. – Ложись.
Уэстон лег на живот и положил голову на мягкую подушку, и тогда я села на край дивана и начала разминать ему плечи. Рубашка немного мешала, но просить его раздеться прямо сейчас я не хотела. Это точно было бы уже слишком. И окончательно сбило бы меня с толку.
– Ты что, забыл? Расслабься! – упрекнула его я. – Ты напряжен как каменная стена. – Я массировала его твердые мышцы, которые ни капли не расслаблялись, а словно наоборот, яростно сопротивлялись моим попыткам. – Я уж подумала, что тебе было неприятно прошлым вечером и… ночью, – тихо сказала я и заскользила руками по его шее. Он издал невнятный хрип, и я остановилась.
– Нет, дело не в этом, – прошептал он, и я засомневалась в его словах: вдруг он все-таки лгал?
– Ничего же не произошло, даже если Кристи полагает иначе, – продолжила я, хотя лучше бы держала язык за зубами. Я прижала костяшки пальцев к мускулам на его сильной шее. Коснувшись его кожи, я сразу почувствовала у себя внутри такое, что лучше всего было спрятать. Да поглубже!
– Вот как? Что же она думает? – с интересом спросил он. Я увидела, что Уэстон все еще держал глаза закрытыми, и заметила, что у него были очень длинные и густые ресницы; многие девушки наверняка ему завидовали. У него был действительно очень красивый профиль.
– Ну ты ведь сам знаешь, – промямлила я, потому что объяснять подробнее особо не хотелось.
– Нет, вообще-то не знаю.
– Хватит болтать, тебе нужно расслабиться, – повелела я и снова принялась разминать его лопатки, а потом нажала на них кулаком.
Я набрала побольше воздуха, будто готовясь сорвать старый пластырь, тем самым причинив боль.
– Прости за ту статью, – сказала я и немного подождала, но ответа не последовало. – Кажется, я так и не извинилась. Это было… я думала… боже, понятия не имею, о чем я тогда думала. Может, я поступила так, потому что слишком зависела от мнения остальных. Прости, что воспользовалась твоей уязвимостью.
Прошло еще несколько мучительно долгих секунд, и тогда он тихо ответил:
– Спасибо. Это… очень мило с твоей стороны.
– И необходимо.
Наконец его мышцы немного размякли, и он расслабился. Я продолжала массировать плечи, шею и запустила пальцы в его волосы, чтобы дотронуться до нескольких точек на голове. Я уже скорее не разминала его, а поглаживала, и я почувствовала, как по телу Уэстона побежали мурашки. Он наслаждался моими прикосновениями и больше не сопротивлялся. Дыхание выровнялось и теперь было спокойным, а не мучительно прерывистым.
Я хотела спросить, стало ли ему лучше, но мне показалось, что он заснул. Наконец он смог расслабиться и избавиться от боли. Может, тогда мне стоило уйти, чтобы он мог спокойно отдохнуть?
Когда я убрала руки, он тихо замычал.
– Разве я говорил останавливаться? – прошептал Уэстон и открыл глаза. Значит, он все-таки не спал. Уэстон неуклюже перевернулся на спину и, тяжело дыша, провел рукой по лицу и волосам. – Спасибо, мне уже гораздо лучше.
– Всегда пожалуйста, – ответила я. И вот он был снова – миг, нараставший подобно волне, которая разбивалась в самой высокой точке. Это напряжение, эти мурашки, когда я смотрела ему в глаза, возбуждение и любопытство к нему. Его взгляд упал на мои губы. Я понятия не имела, кто сделал первый шаг: то ли я наклонилась к нему, то ли он коснулся моей шеи и притянул меня к себе, но внезапно его губы накрыли мои. Выжидающе, испытывающе. По моему телу пробежала легкая дрожь, и я прижалась к нему сильней. От него пахло гелем для душа и жизнью, чувствами и болью одновременно.
Держа пальцы на моей шее, он прижал меня крепче, его губы зашевелились на моих, и мы углубили поцелуй. Его язык проник между моими губами, и он вздохнул, будто наконец впервые за долгое время сделав настоящий вдох. То же самое почувствовала и я. Все происходящее было естественно, как дыхание.
Другой рукой он скользнул мне под ткань задравшегося платья, а я медленно провела пальцами по его груди к шее. Я почувствовала грубую щетину у него на щеке. Этот поцелуй напоминал ураган, который пронесся надо мной, оставив мне лишь жгучее желание. Мое тело словно таяло от страсти, и у меня тоже вырвался вздох, ведь мне было невероятно хорошо. Невероятно спокойно. Невероятно комфортно, как никогда не бывало раньше. Его хватка усилилась, и моя кожа покрылась мурашками.
Уэстон Джонс был страстным не только в работе: его поцелуй был неистовым, а дыхание – возбуждающим, от чего я горела изнутри. Я была уже почти готова накрыть его своим телом и целовать до тех пор, пока разгоравшееся во мне пламя не угаснет.
Но потом вернулись мысли, сомнения. И страх. Я услышала в голове голос Кристи, говоривший, что нужно все ему рассказать. И вдруг все прекратилось. Происходящее больше не казалось таким правильным, как всего несколько секунд назад. На сей раз пойти на попятную пришлось мне, чтобы отдышаться и все обдумать.
Я отстранилась, не поднимая век, потому что боялась встретиться с вопросительным взглядом Уэстона или даже не увидеть в нем сожаления. Когда он отпустил меня, я ощутила внезапную пустоту и вздрогнула.
– Это… прости, я не должна была… – начала я и наконец посмотрела на него.
Он смущенно провел рукой по волосам и присел.
– Нет, это я… это…
Он тоже замолк. Черт возьми: мы оба совершенно не понимали, что творили, что вообще было между нами. Во что превратилась наша первоначальная неприязнь. В запутанный клубок сумбурных чувств.
– Мы должны… дети и работа… – произнесла я. Совсем скоро он меня возненавидит, и я не могла отдаться ему и тем самым еще больше усложнить Уэстону жизнь. И себе тоже.
– Да, конечно, пока не расползлись слухи. Прости, я приму обезболивающее и…
Я встала и одернула платье. На коже все еще ощущались прикосновения его горячих пальцев. Нужно было уходить. Причем немедленно.