Нет, я не мог просто заехать к себе на участок, ничего не сделав. Поэтому вышел из машины и, сжав руки в кулаки, направился к фургону. Я изо всех сил заколотил по водительскому окну, и долговязый мужчина за ним вздрогнул.
Он осторожно опустил стекло, но совсем чуть-чуть, наверное, потому, что мой вид не предвещал ничего хорошего.
– Да? – раздался писк изнутри.
От этого я разозлился только сильнее. Он хотел выведать что-то интересное, при этом прямо не общаясь с жертвой? Извини, но со мной такое не пройдет.
– Проваливай, – рявкнул я. – Здесь смотреть не на что, лучше трать свое жалкое существование на что-нибудь другое, а не шпионь за незнакомцами, пытаясь разрушить их жизнь.
– Что?
– Ты меня понял. Еще раз тебя здесь увижу – разнесу твой фургон на части с тобой внутри.
Не дожидаясь ответа, я повернулся и пошел обратно. Загудел двигатель фургона, и этот тип смылся так быстро, как только мог. И правильно сделал.
Вернувшись к себе в машину, я попытался отдышаться и собраться с мыслями. Нельзя было поддаваться таким неприятностям и позволять им выбивать себя из колеи. Пора было наконец прийти в себя, но вдруг в горле стал неудержимо расти комок, и мне словно стало нечем дышать. Глаза зажгло, и на них выступили слезы, которые я вытер, испытывая при этом неподдельный гнев. Мне ужасно надоело так себя чувствовать. Беспомощность была не для меня.
Хокинг тихо вздохнул и зевнул, будто почуяв мое состояние. Это помогло мне взять себя в руки и свернуть к дому.
Все еще дрожащими пальцами я набрал цифровой код на терминале доступа, и высокие кованые ворота распахнулись. Открывавшийся вид каждый раз возвращал меня в реальность, и я понимал, что принял правильное решение. Дело в том, что полгода назад, когда я резко бросил жизнь в Лондоне, старый загородный дом в Кентербери попал мне в руки совершенно случайно.
Моих накоплений на него хватало, и долго раздумывать я не стал. Покрытый вьющимися растениями палладианский[16] дом семнадцатого века был построен из серого кирпича и украшен небольшими башенками с горгульями и узкими колоннами, окаймлявшими вход. Мне понравились фронтоны и окна эркера[17], а также огромная библиотека, которая влюбила в себя с первого взгляда: это было самое просторное помещение с обшитыми деревянными панелями стенами и высокими книжными шкафами.
Однако главной причиной, по которой я сразу решился купить дом, была обсерватория, располагавшаяся на краю утеса на участке в сто гектаров. Ее построили где-то в девятнадцатом веке и усовершенствовали несколько лет назад. Это место словно было создано специально для меня. Оно будто только и ждало, когда я его обнаружу.
Я заехал во двор, и ворота за мной закрылись. Под колесами захрустел гравий; наконец я припарковал «ауди» рядом с черным мотоциклом «Ямаха-Ви-Макс» и черным блестящим «бентли», похожим на автомобиль Джеймса Бонда. Хотя я никогда бы в этом не признался, я был рад, что сегодня мне не придется быть в одиночестве. Код доступа в мое владение знали только Кэмерон и Амброз, потому что им я полностью доверял.
Я вышел из машины и выпустил из багажника Хокинга, который с громким гавканьем спрыгнул вниз и побежал вокруг дома. Тем временем день уже сменили сумерки, но до окончательного заката оставалось еще два часа.
Я взял с пассажирского сиденья кожаный портфель с бумагами и поднялся по лестнице, ведущей к входной двери. На самом деле для одного человека здание было слишком большим, но мне нравилось ощущение свободы, которое охватывало меня дома. Старая квартира в Лондоне всегда казалась мне слишком тесной, однако переехал я совсем не из-за того. Настоящая причина девять месяцев назад заявилась ко мне сама.
Я открыл дверь и сразу услышал доносившиеся изнутри голоса, то и дело прерываемые лаем Хокинга.
Войдя в гостиную из коридора, я увидел, что широкая дверь террасы была уже открыта, а мои друзья сидели с пивом на удобных креслах. Светлые волосы Кэма, как обычно, были уложены в пучок, а его кожа выглядела загорелой; он улыбнулся мне, продемонстрировав ямочки на щеках.
– Что, опять не смогли дождаться нашей встречи?
– Уэст, ты же знаешь, как сильно мы по тебе скучаем, – ответил он.
Амброз протянул мне бутылку пива, я поблагодарил его и опустился в одно из свободных кресел. В застегнутой на все пуговицы строгой рубашке, очках с темной оправой и с зачесанными назад черными волосами он выглядел, как всегда – будто библиотекарь, которым он, по сути, и был. Проработав некоторое время в Лондонской библиотеке, он исполнил свою мечту. Теперь у друга был собственный небольшой книжный магазин в центре Лондона, и он нашел свое призвание – так же как и Кэм, ставший профессиональным экстремальным скалолазом и проехавший полмира. Я один сбился с пути, которому следовал с юности.
Хокинг сунул голову мне под руку, словно желая меня подбодрить, и я его погладил.
– Ну что, как там дети? – спросил Кэм, который все никак не мог понять, почему я бросил работу на стриминговом сервисе.
Конечно, он понимал, что мне было необходимо отдохнуть, но для него оставалось загадкой, зачем из-за этого я перевернул всю жизнь с ног на голову. Ему был не нужен ни постоянный дом, ни безопасная гавань, куда все время можно вернуться, и, честно говоря, я и сам не считал себя одним из тех, кто в этом нуждался. Но мне надоели вечные поездки и беготня, жизнь на пустых, безликих исследовательских станциях, время в перерывах между мероприятиями и квартира, которой я почти не пользовался.
– У них все хорошо, – ответил я. – Учатся прилежно.
– Радуйся, что у тебя нет таких ребят, какими были мы, – с ухмылкой сказал Кэм.
– Нам бы делали замечания вдвое реже, если бы ты не подстрекал сбегать по ночам и ходить на пляж, – потягивая пиво, заметил Амброз.
– Брози, да перестань: никто, кроме меня, не вытащил бы вас из зоны комфорта.
– Так может, нам было в ней хорошо.
Кэм рассмеялся.
– Не забывай, что Мэдди Макадамс поцеловала тебя только из-за меня. Если бы я не пригласил ее и ее симпатичную подружку составить нам компанию, у тебя бы так и не было первого поцелуя.
Амброз со вздохом закатил глаза. При этом он до сих пор выглядел как итальянская модель, пусть и не любил, когда ему так говорили. Он пользовался популярностью у девушек, и Кэм не имел к этому никакого отношения. Однако пока наш друг не нашел ни одной, которая бы соответствовала его высоким требованиям, причем в долгосрочной перспективе.
– Думай, что хочешь, мне без разницы. Я буду у тебя в долгу за этот поступок вечно.
– Это я и хотел услышать, – сказал Кэм, поднял бутылку и отпил пива.
– Не странно – снова там оказаться? – на сей раз Амброз задал вопрос мне.
Я ненадолго задумался и поковырял этикетку бутылки.
– Я солгу, если скажу «нет». Порой это и в самом деле странно, особенно потому, что я занимаю то же место, где был с нами Ричард. Говорю то же самое, чему он учил нас. – Друзья понимающе кивнули, их лица помрачнели. – Но в то же время мне кажется, что так я словно стал к нему ближе – понимаете, о чем я? Словно мне надо этим заниматься, чтобы продолжить его наследие.
– Да, конечно, – сказал Амброз. – Вы были особо близки, ты был ему как сын. – Он поднял бутылку. – За Ричарда.
Мы с Кэмом повторили за ним. Внутри снова вспыхнула тупая боль от чувства вины, глубоко засевшего у меня в груди. Мои друзья знали многое. Но до сих пор не все.
– За Ричарда. И астрономию! – ответил Кэм, мы чокнулись бутылками, однако неприятное чувство никуда не исчезло.
Хокинг снова уткнулся мне в руку.
– Похоже, кто-то проголодался.
Я встал.
– Спасибо за заботу, я и впрямь умираю с голоду, – сказал Кэм и потер живот.
– Вообще-то я про собаку.
– И если бы не я, ты бы до сих пор называл беднягу просто собакой. Как так можно? – Хокинг подошел к нему, и Кэм потрепал его по шерсти и заговорил тоненьким голосом, как делали многие, разговаривая с животными или маленькими детьми. Мне это казалось невыносимым. – Правда, мой мальчик, хороший мальчик Хокинг? Ты ведь заслужил достойное имя!
Я со вздохом закатил глаза.
– Ладно, стейки для собаки и для нас. Кэм, включи гриль, чтобы он пока нагрелся.
– Будет сделано!
Спустя час я открыл купол обсерватории, и мы с Кэмом и Амброзом по очереди смотрели в телескоп на темное ночное небо, а Хокинг лежал в своей лежанке в углу и умиротворенно дремал. Я бывал здесь очень часто, однако каждый раз вид по-прежнему казался удивительным. Наверное, я никогда не смогу наглядеться на эту картину. Способен ли человеческий разум вообще когда-нибудь постичь и по-настоящему понять Вселенную? Раскрыть все подробности, которые только можно? Я в это не верил, и именно это меня и привлекало. Это был неисчерпаемый источник вопросов, на которые нужно было ответить.
Потягивая пиво и сменяя друг друга у телескопа, мы любовались космическими туманностями, четырьмя галилеевыми спутниками Юпитера, галактиками, находившимися на расстоянии миллионов световых лет, или Сатурном с кольцами. Новыми звездами, которые рождались, или старыми, погибавшими в огне.
Мы словно смотрели в постоянно менявшуюся бесконечность. В нечто противоположное застою. Нечто совершенное.
7. Нова
Рак
Раки не склонны рисковать.
– Когда это мучение уже закончится? – прошептал мне коллега Уильям, пока мы стояли на кухне редакции и пили за счастье будущей мамы. Казалось, будто сотрудники «Станнинга» собрались в маленькой комнате подобно стаду овец в предвкушении сенсации. – Подожди еще: скоро Мелани будет с утра до вечера говорить только о детской одежде, детском питании, детской рвоте, именах и обо всем, что нужно для ребенка.
Я толкнула Уилла локтем в бок.
– Прекрати, дай ей порадоваться, – резко прошипела я и подняла бокал с шампанским в сторону нашей коллеги, которая только что закончила речь и теперь всем улыбалась, словно светясь изнутри, как бывало у многих беременных. Уилл повернулся к кухонному гарнитуру, у которого мы стояли, и взял одну из маленьких пицц, принесенных