Джем одарила Ральфа широкой улыбкой.
– Симпатичное местечко, правда?
Ральфа ее вопрос застал врасплох.
– Верно, – кивнул он, счастливо улыбаясь в ответ.
Джем быстро отвела взгляд, потом снова посмотрела ему в глаза.
– Так чему я обязана этой честью?
– О чем ты?
– Просто утром, когда ты позвонил… мне вдруг показалось, что ты приглашаешь меня на свидание. – Она бросила на него вопросительный взгляд.
– В самом деле? – Ральф поперхнулся пивом. – Почему ты так решила?
– Даже не знаю. Мне показалось, ты нервничаешь, и разговор был таким натянутым… Мне вдруг вспомнилось, как меня до этого приглашали на свидания.
Похоже, пустой болтовне пришел конец.
– Вот оно что. – Ральф потер подбородок. – Давай-ка кое-что проясним. Я позвонил тебе… разумеется, с самыми невинными намерениями. Дай-ка, думаю, позвоню старой доброй Джемайме Кэтерик. Приглашу ее на карри, чтобы не сидеть тут в одиночестве. А ты решила, что я зову тебя на свидание. Ну и самонадеянность!
– Ральф, прекрати! – рассмеялась Джем.
– Но и это еще не все! Ошибочно – еще раз подчеркиваю, ошибочно – решив, что я зову тебя на свидание, ты почему-то не воскликнула, заламывая руки: «О, мастер Ральф, сэр, но это невозможно, ведь мое сердце принадлежит другому. Вы подлец и негодяй!» Вместо этого ты спокойно являешься на предполагаемое свидание, причем, прошу заметить, без сопровождения! И что тут прикажете думать?
– Ну и свинья же ты! – Джем покраснела до кончиков волос.
– Прости, – рассмеялся Ральф. – Видела бы ты сейчас свое лицо! – Он сжал крохотные ручки Джем и взглянул ей в глаза. – Ты права. Я действительно пригласил тебя на свидание. Я… мы так здорово провели эти выходные. Я уже давно не получал такого удовольствия. И мне хотелось снова увидеть тебя. Подальше от дома. От Смита. От привычной обстановки. Мне… мне так хорошо с тобой, Джем.
Он на мгновение умолк. Джем смотрела на него с дружеской теплотой.
– Надеюсь, ты не сердишься, – быстро добавил Ральф.
– Конечно, нет, – ответила Джем. – Я ведь уже говорила, мне тоже очень хорошо с тобой. Мы знакомы всего три месяца, но я считаю тебя самым близким своим другом.
– Джем, это, конечно, здорово, но я говорю о другом. Я говорю о любви. О настоящей любви. Я… – Он умолк на секунду, а затем решился. – Я люблю тебя, Джем. Я никому раньше не говорил этих слов, но это именно то, что я чувствую. Я без ума от тебя. Таких, как ты, я просто не встречал. Я только и думаю что о тебе. Не могу даже описать, как я завидую Смиту. Завидую и ревную. Раньше я просто не думал о любви, не думал о том, чтобы найти себе одну-единственную женщину. А потом в моей жизни появилась ты, и… я не сразу понял, что ты не как все, что ты особенная. Для меня ты была просто соседкой, случайным человеком, который обосновался вдруг в моей квартире. Но потом я познакомился с тобой поближе, и ты мне ужасно понравилась. А потом, в один прекрасный вечер… когда мы ели на спор сырые чили… меня как током ударило! Я понял, что люблю тебя. Джем, мы созданы друг для друга. Такой пары еще не было в мире! Это настоящее волшебство, когда мы вместе, разве ты не заметила? Я не хочу, чтобы мы были просто друзьями. Я хочу, чтобы ты испытывала ко мне те же чувства, что и я к тебе… чтобы ты любила меня! И порой… порой мне кажется, что ты меня уже любишь.
Выпалив это, Ральф с облегчением выдохнул. На душе стало легко и хорошо. Так хорошо он не чувствовал себя уже несколько месяцев.
– Я знаю, что ты уже слышала это раньше. Знаю про Ника, Джейсона и других твоих парней. Ты наслушалась столько объяснений в любви, что этого вполне может хватить до конца жизни…
– Что?! – Глаза у Джем стали большими, как блюдца.
– …Поверь мне, я не такой. Я не собираюсь ни менять тебя, ни управлять тобой. Ты нужна мне такая, какая есть. И если я не осыпаю тебя цветами, стихами и любовными письмами, то не потому, что не люблю, а как раз наоборот. Понимаешь, о чем я?
– Постой-ка! Откуда тебе известно про Ника и… и Джейсона, и остальных?
Ральф бросил взгляд на раскрасневшееся лицо Джем и тяжело вздохнул. Что ж, пропадать так пропадать!
– Господи, Джем, ты только не злись, ладно? Постарайся понять. Дело в том, что я… я читал твои дневники. Знаю, звучит ужасно, но это так. Я заглядывал в них с того момента, как ты поселилась у нас. Я часами просиживал в твоей комнате, среди твоих вещей. Я знаю о тебе все. Знаю, что подростком ты чувствовала себя настоящей дурнушкой. Знаю про всех этих влюбленных юнцов, про навязчивых парней, которые только и делали, что пытались контролировать тебя. Я знаю о тебе все, и будет только честно, если и ты узнаешь все обо мне. Я понимаю, что поступил неправильно – раньше я никогда так не делал. Но меня потянуло к твоим дневникам, будто магнитом. Знаю, звучит по-дурацки, но это правда. Благодаря дневникам я стал гораздо ближе к тебе, а мне так этого хотелось! Мне очень, очень жаль, что все так вышло. Правда жаль. – Ральф нервно улыбнулся, глядя на Джем. – Прошу тебя, скажи хоть что-нибудь.
Затаив дыхание, он ждал ответа.
Джем сидела с багровым от негодования лицом.
– Поверить не могу! Просто поверить не могу, что ты читал мои дневники! Это… это просто чудовищно. Господи, Ральф, я-то думала, мы с тобой друзья! Ладно, раз так, забудь обо всем. Друзья не влезают без спросу в жизнь своих друзей. Они не шарят в их вещах, не заглядывают в их личные записи. Господи, меня тошнит при одной мысли об этом!
– Джем, прошу тебя… пожалуйста… постарайся понять.
– Нет, Ральф, я тебя не понимаю. И с этого момента мы с тобой – просто соседи. Никаких больше карри, дружеских бесед, ничего. Держись от меня подальше, и все будет в порядке. Забудем обо всем раз и навсегда, хорошо?
– Нет, Джем, нет! Я не хочу ни о чем забывать! Я рад, что все так случилось. Прошу тебя, давай поговорим об этом.
– Ты что, не понял? Я не намерена больше разговаривать с тобой. Мне пора домой. Где там наш счет?
Джем принялась лихорадочно рыться в сумочке в поисках кошелька. Она тяжело дышала, чтобы только не разрыдаться. Ни разу в жизни не чувствовала она себя в таком смятении. Конечно, она злилась, безумно злилась на Ральфа, который без спросу рылся в ее вещах, читал ее дневники. Но дело было не только в этом. Джем не отличалась скрытностью, ей нечего было опасаться чужих глаз. Ужасно, конечно, что Ральф так поступил, но это бы она пережила. Куда труднее было справиться с тем потоком чувств, который вызвало в ней его признание в любви. Ральф любит ее! Он выложил карты на стол, признался в своих чувствах, и все теперь смешалось в одну кучу. Конец игре. Ситуация полностью вышла из-под контроля. Как жаль, что нельзя легко и беспечно рассмеяться, похлопать Ральфа по руке и объяснить, что она тоже его любит – но лишь как друга. А сердце ее принадлежит Смиту, и Ральфу она может предложить только дружбу. Беда в том, что все это неправда.
Черт бы побрал этого Ральфа! Да, она любит его. Любит в нем абсолютно все. То, как он держит в одной руке пинту с пивом и сигарету. То, как останавливается на улице, чтобы потрепать по голове встречного пса. То, как кричит на гостей телешоу, с которыми не согласен. Джем нравились его руки и длинные, костлявые ноги. Ей нравилась его ленивая улыбка и заливистый смех. Она могла сказать ему что угодно, и Ральф обязательно поддержал бы разговор, каким бы глупым и банальным он ни был. Ей нравилось, что он умеет подмечать такие мелочи, как красочный закат, причудливое облако или необычный рельеф на стене здания.
Она любила Ральфа, и он, как выяснилось, тоже любил ее. Так почему бы им не взяться за руки и не пойти по жизни в любви и согласии?
Джем быстро взглянула на Ральфа. Тот смотрел в сторону, пытаясь привлечь внимание официанта. Плечи у Ральфа поникли, и выглядел он ужасно потерянно. Но это лишь усилило ее чувства. Даже сейчас, когда ее распирало от гнева и негодования, ей больше всего на свете хотелось кинуться ему на шею и расцеловать. Да, она любила Ральфа. Она еще ни разу не поцеловала его…
А как же Смит? Этот вопрос мгновенно охладил ее пыл. Хватит думать о глупостях.
Ральф повернулся и поймал ее взгляд.
– Джем… – умоляюще начал Ральф.
– Нет, – фыркнула она.
– Прошу тебя…
– Нет!
Джем и Ральф вышли из ресторана, вызвали такси и поехали домой. Всю дорогу они хранили ледяное молчание.
25
После того как Шевон выставила его из дома, Карл прямиком поехал к Тому и Дебби. Отсюда он принялся названивать Шевон каждые десять минут, получая в ответ лишь собственный голос на автоответчике.
На следующий день он начал названивать ее матери, пока та наконец не рявкнула в трубку, что позвонит в полицию, если хоть раз еще услышит его голос. Карл плохо помнил эти выходные – они слились для него в одно расплывчатое пятно. В понедельник после обеда он каким-то чудом выбрался на работу.
Вот тогда-то все и произошло.
Карл ничего такого не планировал. Просто он был диджеем. Он не мог позвонить и сказаться больным.
– Ты в порядке, дружище? – спросил Джон, его продюсер, когда Карл на автопилоте ввалился в студию.
– Да, да.
Такое чувство, будто он попал в незнакомое место. Все вокруг казалось чужим. Карл начал просматривать список песен. Если вдуматься, сколько раз уже ставил он в эфир что-нибудь вроде «Никогда уже солнце не засияет для меня», и какой-нибудь бедняга, сидящий в одиночестве в своей лондонской квартире, чувствовал, как от этой песни боль потери становится еще сильнее. И вот теперь настал черед самого Карла.
Он снова взялся просматривать список, вы-искивая эмоциональные «мины», однако в душе по-прежнему царила пустота. Ни мыслей, ни чувств. Ничего.
Первым в списке шел «Бедолага» Отиса Реддинга. Карл хорошо помнил эту песню. Он записал ее для Шевон, когда они только начали встречаться. В то время это был единственный способ открыться другому. В то время у Карла не было ни машины, ни работы, ни квартиры, ни личных достижений – словом, ничего, что могло бы поведать о нем лучше всяких слов. И Карл записывал на кассеты песни из своей обширной коллекции, выбирая те из них, которые были особенно близки его сердцу. Ему ужасно хотелось, чтобы Шевон полюбила их так же, как любил он сам.