Но новости уже прочитаны, и погода предсказана. Карл в онемении смотрел на микрофон. Что же ему говорить? Часы неумолимо отсчитывали секунды. Пять… четыре… три… две… одна. Тишина. Джон взглянул на него в недоумении, помощник потянулся за микрофоном. Лишь тут Карл открыл рот.
«Добрый вечер, Лондон. Это Лондонское радио, лучшее из лучших, и вы слушаете шоу Карла Каспарова. До Рождества всего три дня, и для таких же бедолаг, как я сам, – для всех, кто не успел еще купить подарки, – я ставлю сейчас “Бедолагу” Отиса Реддинга».
Он умолк и с удивлением оглянулся. Что ж, у него получилось – не зря же он считался профессионалом.
Следующие полчаса все шло как по маслу. Карл ставил песню за песней, а в перерывах болтал с Джоном, потягивал кофе и даже улыбался.
А потом… потом в эфир пошла «Горчайшая пилюля». The Jam. Эта песня ничем не напоминала Карлу про Шевон, но именно она задела глубинные струнки его сердца. А ведь и верно – расставание с Шевон стало для него этой самой пилюлей. Конец всего, начало пустоты. И некого в этом винить, кроме себя самого.
И тут Карл заплакал. Поначалу медленно, отворачиваясь в сторону и смахивая слезинки. Затем тело его затряслось от рыданий, и Карл вдруг понял, что не сможет справиться с потоком слез. Три секунды до конца песни… две… одна. Надо было сразу поставить что-то другое, но ему и в голову это не пришло. В эфире воцарилась тишина. Слышалось только затрудненное, прерывистое дыхание Карла. Джон воззрился на него едва ли не с ужасом. Молчание затягивалось, Карл продолжал плакать.
Наконец, когда прошла, казалось, вечность, он заговорил. Он знал, что совершает глупость. Что радио – это профессионализм, безупречность, музыка. Что это не имеет ничего общего ни с ним, ни с его переживаниями.
– Мне… мне очень жаль, – дрожащим от слез голосом начал Карл. – Но у меня были ужасные выходные. От меня ушла моя девушка.
Джон схватился за голову.
– Господи, – пробормотал он. – Кажется, парень вообразил себя вторым Тони Блэкберном.
– Шевон, моя подруга. Пятнадцать лет вместе. И вот… все кончено. Простите, что я расклеился. Я думал, что справлюсь, но это… это так больно, так больно! – Карл подавил судорожный всхлип. – Если бы вы только знали, какой была Шевон. Настоящий ангел. Я сходил по ней с ума. Я так хотел, чтобы она стала моей! А когда это произошло… не знаю, чем я заслужил такое счастье. По правде говоря, она была слишком хороша для меня – высший класс, знаете ли. И такая красивая. Если бы вы только видели ее волосы – чистое золото! Она могла выбрать любого, а выбрала меня. Не знаю, что бы я делал без Шевон все эти годы. Без ее улыбки, ее мудрости и доброты. Она и правда была очень мудрой. И любила меня. И я… я… – Голос его снова прервался. – Я никогда не считал это чем-то само собой разумеющимся. Серьезно. Я всегда благодарил Бога за то, что он дал мне такую женщину.
Карл на секунду умолк.
– Но я… я… слушайте! Мужчины, сколько вас там есть. И женщины тоже. Это так важно, чертовски важно! Если у вас есть кто-то, кого вы любите и кто любит вас, не путайтесь с другими, не обманывайте своих возлюбленных. Прошу вас, не делайте этого. Взгляните на меня. Мне доверилась самая прекрасная женщина в мире, а я посмеялся над ее доверием. А главное, ради чего? Ради пустышки! Ради дешевого секса с обычной дешевкой, которая не значила для меня ровным счетом ничего! Ну, можно ли поверить, что кто-то повел себя так по-идиотски? Мне просто хотелось ублажить свое эго, теперь-то я это понимаю. Я всегда считал, что Шевон слишком хороша для меня. Я делал вид, что меня это ничуть не беспокоит, но в душе всегда чувствовал себя хуже и незначительней. И тут подвернулась эта девица. Благодаря ей я вдруг почувствовал себя на высоте. Я был умнее ее, лучше и сильнее… так, по крайней мере, я думал. А главное, она меня хотела. Мое никчемное мужское эго с готовностью схватило то, что было ему предложено. Вцепилось в это, не подумав о последствиях. Господи, да я не получил даже такого уж удовольствия! Зато я почувствовал себя особенным – я будто вознесся на пьедестал. Когда интрижка окончилась, я стал еще больше ценить Шевон. Я вдруг задумался о вещах, которые прежде меня не занимали. О том, как это романтично – прожить всю жизнь с одним человеком. Вместе радоваться, вместе стариться. Я захотел жениться на Шевон, чтобы никогда уже не разлучаться с ней. Но было поздно. Она узнала о моей интрижке. Она поняла, какой я на самом деле – жалкий, слабый эгоист. Шевон заслуживала лучшего, и она ушла. И вот теперь я один. Между нами все кончено. Сегодня я вернусь в нашу квартиру, и Шевон там не будет. Я вернусь в пустоту. И… я и не знал, что можно чувствовать себя таким несчастным, таким опустошенным. Я обманул доверие Шевон и глотаю теперь свою горчайшую пилюлю. Я это заслужил. Ну а вы… просто не делайте так, ладно? Если у вас есть кто-то, кого вы любите, то вам просто сказочно повезло. Не обращайте внимания на того сексуального парня из соседнего отдела или на ту горячую штучку, что живет этажом выше. Оно того не стоит. Слышите меня? Оно… того… не стоит.
Карл перевел дыхание и выпрямился. Слезы наконец перестали течь. Он оглянулся. За то время, что он говорил, в студию набилась масса народу. Помощники, секретари и продюсеры всех мастей смотрели на него в немом изумлении. Какая-то девушка смахнула со щеки слезинку.
– Я… прошу прощения. – У Карла вырвался нервный смешок. – Такое чувство, что это было последнее мое шоу на радио. А пока я поставлю вам очередную песню…
Карл снял наушники и потер руками лицо. Черт. Что же он натворил? Полностью утратил контроль над собой. Слушал лишь завораживающий звук собственного голоса, напрочь забыв, где находится. Похоже, его карьере на радио пришел конец. Зато он выговорился, сумел разобраться в сумятице собственных мыслей. Все вновь стало реальным до боли.
– Карл. – Чья-то теплая рука легла ему на плечо. Это был Джон. – Ты как, в порядке?
– Даже не знаю…
– Здесь Джулз, она подменит тебя. Пошли, пора выбираться отсюда.
Обняв Карла за плечи, Джон вывел его в коридор. Из всех дверей высовывались головы. Всем хотелось взглянуть на Карла. Еще пара шагов, и они поравнялись со столиком на ресепшне.
– Карл! Карл! – Джун махала ему рукой, другой прижимая к уху телефонную трубку.
Господи, что ей от него нужно? Больше всего на свете Карлу хотелось оказаться на улице, подальше от людских глаз.
– Карл, постой! – Джун спешила к нему в своих изящных полусапожках. – Это Джефф, – сунула она ему трубку.
Карл беспомощно взглянул на Джона. Вот оно. Сейчас его выгонят с работы. Он взял у Джун телефон.
– Карл, дружище, немедленно возвращайся на место. Чертовы телефоны просто разрываются от звонков. Тебя ждут в эфире. Давай, пошевеливайся.
Джефф отключился, не дождавшись ответа.
Карл вновь повернулся к Джону. Тот улыбнулся, пожал плечами и повел его обратно в студию. Здесь творилось что-то невообразимое. Чтобы справиться со шквалом звонков, пригласили еще трех секретарш. Карла встретили дружными аплодисментами.
– Карл, дружище. – Джефф крепко сжал его плечи. – Ты сразил их наповал! Теперь ты звезда, приятель. За последние десять минут мы получили две сотни звонков! Возвращайся в эфир. Дай им то, чего они хотят, – расскажи о своих чувствах.
Он повел Карла к стулу. Джулз встала, сняла наушники и чмокнула Карла в щеку.
Карл уселся на место и окинул взглядом море теплых, сочувственных лиц.
– Даже не знаю, смогу ли я, – пробормотал он.
– Что? – воскликнул Джефф. – Конечно, сможешь! Просто будь собой, и все пойдет как по маслу.
– Но я… я уже сказал им все, что хотел.
– Ну, так повтори это снова! Можешь говорить все, что хочешь. Пообщайся с ними. Там на телефоне несколько парней… У них похожие проблемы, и они хотят поговорить с тобой. Ты справишься. Джулз на всякий случай останется здесь. Смелей, будь самим собой. Играй по своим правилам.
Джефф снова сжал его плечи и начал пятиться из комнаты.
Карл поежился. Если бы можно было сбежать домой! Все эти взгляды… Люди, которые чего-то от него ждут. Какие-то недотепы, которые жаждут поговорить с ним. Джефф подмигнул ему. Джулз похлопала по руке. Джон принес еще чашку кофе. До выхода в эфир оставалось сорок девять секунд. Никогда еще Карл не чувствовал себя таким одиноким…
Часы отсчитали последние три секунды. Карл набрал в грудь воздуха.
– Я… – прокашлялся он. – Меня попросили вернуться. Ха! – Карл нервно рассмеялся. – Похоже, несчастным я нравлюсь вам больше, чем счастливым! Ну что ж, постараюсь не обмануть ваших ожиданий. А пока… пока я, пожалуй, поставлю еще одну песню. На этот раз для Шевон. Когда я слышу эту песню, мне всегда вспоминается университет. В то время мы еще не были знакомы с Шевон. Я только наблюдал за ней издалека. Мне она казалась несбыточной мечтой. Это одна из лучших композиций за последние десять лет. The La’s. ‘There She Goes’…
Присутствующие в студии беззвучно зааплодировали. Карл с облегчением выдохнул. Он схватил плей-лист и начал быстро перекраивать его. Это шоу он посвятит Шевон. «Играй по своим правилам», – сказал ему Джефф. Что ж, сегодня он будет ставить песни для них с Шевон. Прокрутит самые любимые их вещи. С головой уйдет в прошлое. А если кому-то еще это интересно, что ж, милости просим.
Следующие два часа Карл только и делал, что говорил о Шевон, перемежая сказанное самыми трогательными песнями. Он отвечал на звонки слушателей. Кто-то из них совершил ту же ошибку, что и он, а кто-то просто хотел пожелать ему добра.
Два часа предельной откровенности и эмоционального накала. Телефон звонил без остановки. Здесь было все: гнев и слезы, боль и скорбь, тоска и раскаяние. Казалось, все опечаленные, одинокие лондонцы выбрались из своего эмоционального затворничества и вновь ощутили себя частью этого мира. Все это было ужасно старомодно. Немыслимо сентиментально. Но именно это требовалось сейчас Карлу. И этого хотели от него слушатели.