Когда он вышел после шоу на улицу, его уже поджидала толпа народу. Кто-то сжимал в руках цветы, кто-то держал блокнот в надежде получить автограф. Хорошенькие девушки спешили вручить ему номер своего телефона. Мужчины крепко жали руку. Атмосфера просто искрила эмоциями. Карл пробирался сквозь толпу, раскланиваясь, принимая букеты и телефонные номера, расписываясь в книгах и блокнотах. Наконец ему удалось усесться в машину и захлопнуть за собой дверцу.
– Господи, – пробормотал он, – какого дьявола тут происходит?
Он еще не знал, что это было лишь началом безумия. За один вечер он успел превратиться в самую популярную лондонскую знаменитость. Его приглашали на шоу, о нем писали в газетах. С каждым днем у дверей радиостанции собиралось все больше и больше поклонников.
Но, с точки зрения Карла, это было полной бессмыслицей. Что ему за дело до этой шумихи, если Шевон так и не позвонила?
В тот вечер он поехал к Тому и Дебби. И на следующий вечер тоже. И еще через день. Его пугало возвращение в пустую квартиру. Шевон знала, где его искать – он дважды продиктовал ее матери номер телефона. Но Шевон не позвонила. Наверняка она читала газеты, слушала радио, знала все последние новости. Но ее это, казалось, ничуть не тронуло. Не то чтобы Карл лишь ради этого примерил на себя роль страдальца. Но, коль скоро весь город проникся сочувствием к его персоне, почему бы не предположить, что и Шевон не останется равнодушной? Но нет, ей явно не было до него дела.
Три дня подряд он уходил на работу, возвращался домой, напивался, донимал Тома и Дебби разговорами о Шевон. Неожиданно для себя Карл оказался совершенно один, без жены, без детей. А ведь ему скоро сорок. Как же вышло, что жизнь его свернула куда-то не туда?
На четвертый день он начал злиться. Шевон тоже не была безгрешна. Как насчет того же Рика? Такая ли уж большая разница между получасовым поцелуем и пятиминутным сексом? Еще неизвестно, что из этого может считаться по-настоящему интимным! Допустим, Карл рассказал бы ей про Шери. И что бы это изменило? Неужели Шевон так бы и сказала: «Карл, ты совершил ужасную вещь. Но раз уж ты во всем признался, я прощаю тебя. Я постараюсь заново научиться доверять тебе»? Как бы не так! Ни о каком прощении не могло быть и речи. Она все равно ушла бы от него.
В четверг вечером он все-таки набрался мужества, чтобы вернуться домой, на Алманак-роуд.
Он сидел в такси, а за окном мелькал унылый, серый город. Голова у Карла гудела. В душе мешались гнев и обида, чувство беспомощности и уныния. Но все это не шло ни в какое сравнение с мучительным, всепоглощающим страхом.
В квартире было холодно, отопление не работало целых пять дней. Шевон всегда включала его на полную мощность – говорила, что мерзнет сильнее других. Карл страдал от жары. Тайком от Шевон открывал окна, убавлял градусы термостата. А сейчас ему хотелось, чтобы в доме стало жарко. Так жарко, чтобы растаяла краска на стенах.
От былого разгрома не осталось и следа. У дверей кухни стояли три огромных мусорных мешка. Сюда Шевон сложила то, что осталось от его пластинок. Здесь же примостилась разряженная елка. Шевон забрала с собой все симпатичные вещицы, которые превращали их квартиру в уютное гнездышко: вазы, часы, лоскутные коврики. В квартире царила абсолютная чистота. Пахло каким-то моющим средством. Ужасно, просто ужасно.
Больше всего на свете Карлу хотелось сбежать отсюда. Из коридора исчезла плетеная корзинка Розанны. Не было на стенке и ее поводка. Не было ничего, кроме холода, тишины и пустоты.
Карл тяжело опустился на диван. Шесть дней назад здесь сидела Шевон, а сам он в отчаянии припадал к ее ногам, умоляя простить его. Он уронил голову на ладони, позволив холодному безмолвию притупить щемящую боль. Лишь сейчас ему стало ясно, что Шевон ушла, ушла навсегда. Это вовсе не размолвка, не возможность отдохнуть друг от друга. Это конец, конец всему.
Впервые в жизни Карл оказался совершенно один.
26
Шери видела, как он вернулся домой накануне Рождества. Карл впервые заглянул тогда на Алманак-роуд после своего знаменитого шоу. Шери стояла у окна в своем белоснежном халатике, наблюдая за тем, с какой неохотой он заходит в дом.
Нетрудно было представить, что он чувствовал. Да что там, вся страна знала о его чувствах! Он же был теперь знаменитостью. Ну как вам такое? Когда они только встретились, Карл был обычным учителем танцев. Шери соблазнила его, затем бросила, и вот теперь он знаменит – благодаря ей, благодаря их интрижке. Его лицо с назойливой регулярностью появляется в прессе и на телевидении. У него даже взяли интервью Ричард и Джуди. Подумать только! При мысли об этом кровь у Шери вскипала от негодования. Сначала Лондон, а теперь и вся страна были по уши влюблены в Карла Каспарова. В бедняжку Карла.
Бедняжка Карл! Губы Шери искривились в усмешке. Это он-то, который только и делал, что трахал ее в своем офисе в «Сол-и-Сомбра». Если что и волновало его тогда, то только собственное ненасытное желание, а вовсе не Шевон, которую он, невзирая на публичные заверения в любви, беззастенчиво предал и обманул. С какой же стати Шери будет сочувствовать этому лицемеру?
Ладно, это она положила начало их роману. Карл на поверку оказался крепким орешком – с таким ей еще не приходилось сталкиваться. Она и соблазнить-то решила его только потому, что он совсем не обращал на нее внимания. Каждую субботу Шери наблюдала одну и ту же картину: Карл и Шевон возвращались домой с прогулки, нагруженные покупками. Они смеялись и беспечно болтали о каких-то домашних мелочах, о друзьях и планах на выходные. И Карл смотрел на Шевон так, будто она была единственной женщиной в мире, будто он в упор не видел ее расплывшейся фигуры. Шери стало ясно: он сам не понимает, что теряет. Карл был красивым мужчиной. Шери сразу оценила подтянутую фигуру, широкие плечи, густые черные волосы. А этот его ирландский акцент! Против него и вовсе трудно было устоять. Очевидно, что такой мужчина заслуживал лучшего, чем его толстая подружка. Надо лишь натолкнуть его на эту мысль. И Шери взялась за дело.
Не так-то просто было привлечь его внимание. «Ну же, – хотелось ей крикнуть при встрече, – взгляни на меня. Взгляни на настоящую женщину. Только представь, что ты теряешь! Уверяю, после меня ты уже не вернешься к своей жирной подружке». Без толку. Карл мило улыбался, говорил «доброе утро», когда они встречались у дома или на улице, но дальше этого дело не шло. Он просто не замечал ее. И чем больше он ее не замечал, тем сильней разгоралось в ней желание. Как-то раз Шери решила проследить за ним, чтобы узнать, куда он ходит каждый вечер в своих ярких гавайских рубашках. Оказалось, что Карл учит танцам. Хоть какая-то зацепка! Шери умела танцевать джайв – отец научил в детстве. Подстроив очередную встречу у дверей дома, она повернула разговор так, что Карл пригласил ее на следующее занятие.
Но и тут все пошло не так, как хотелось бы. Шери делала все, чтобы обольстить Карла – каждый ее жест, каждое движение были пропитаны сексом. Об этом же сигнализировали ее улыбки. И снова ничего. Карл мог похвалить ее грацию, купить ей после танцев пиво, проводить до дома. И все это время он без умолку трещал про свою толстую подружку. Шевон то, Шевон се. В конце концов Шери стало ясно: надо брать инициативу в свои руки. Так она и поступила. Но скоро он ей до смерти надоел.
А теперь вот Карл прославился. Теперь он богат и знаменит. А Шери? Кто знает о ней? Да если бы не она, кем был бы сейчас Карл? Заурядным диджеем на каком-нибудь захудалом радио.
Как же это несправедливо! Всю свою жизнь Шери мечтала о славе, мечтала стать прима-балериной, пока в один прекрасный день не вытянулась настолько, что стало ясно – второй Марго Фонтейн ей не бывать. Никто не будет осыпать ее розами и дарить бриллианты.
Несправедливо, что Карл знаменит, а она нет. Он встречается со знаменитостями, а она вынуждена выступать во второразрядных театрах, где никто о ней ничего не знает. Сейчас ей двадцать шесть, она талантлива и хороша собой, но это не навсегда. Когда-нибудь она состарится и подурнеет, вот тогда ее надеждам на славу точно придет конец.
Чем дольше размышляла Шери про обрушившуюся на Карла известность, тем трудней было оставаться в тени. В конце концов, это о ней упоминали в каждом интервью, в каждой статье, посвященной Карлу. По сути, Шери уже успела прославиться – как безымянная стерва, разрушившая идеальную пару.
И вот на прошлой неделе ее вдруг осенило. Шери смотрела какой-то сериал, где одна женщина, разбившая чьи-то там отношения и раскаявшаяся в своем поступке, организовала все так, что парочка счастливо воссоединилась. После этого все ее ужасно зауважали. Почему бы и Шери не поступить точно так же? Тогда она наверняка прославится, но не как злобная стерва, а как добрая фея, соединившая два любящих сердца. Все будут любить ее, восхищаться ею. Журналисты будут драться между собой за возможность взять у нее интервью! «Красавица Шери заявила, что не может жить дальше с осознанием своей вины. “Я никому не желала зла, – призналась она нашему корреспонденту. – Просто чувствовала себя ужасно одинокой. Я готова сделать что угодно, лишь бы Карл и Шевон были счастливы”».
Шери знала, как работает вся эта медиакухня. Карл, изливший свои страдания на тысячи и тысячи слушателей, стал для прессы лакомым кусочком. А появление его бывшей возлюбленной, вставшей на путь добродетели, и вовсе будет для них как бальзам на душу.
Шери почувствовала небывалый прилив энергии. Да, это и правда то, что нужно! Надо лишь как следует все продумать. Интересно, где сейчас Шевон? Как с ней связаться? А главное, как убедить ее в том, что Шери действует в ее интересах?
Она задернула занавески и присела на диван с чашечкой ароматного чая. Да, оставалось все как следует продумать.
После разрыва с Карлом Шевон совершенно расклеилась. Все кончено. Между нею и Карлом все кончено. Это стало для нее таким ударом, что всю первую неделю она проплакала, прижимая к себе Розанну. Карл продолжал звонить с прежним упорством, а Шевон с тем же упорством отказывалась подходить к телефону. И это при том, что в глубине души ей ужасно хотелось поговорить с ним, услышать его голос. Шевон слушала то шоу, в котором Карл рассказал их историю доброй половине Лондона. Она сидела в своей старенькой спальне, прижав колени к груди. Она пыталась разговаривать с его голосом, в надежде, что тот каким-то чудом ответит ей. Но чуда не произошло, и ей не оставалось ничего другого, как снова разрыдаться. Мать пыталась урезонить ее, просила поговорить с Карлом. «Человек совершил ошибку, детка, – говорила она дочери. – Но он любит тебя, любит по-настоящему. Так почему бы не дать ему еще один шанс?» Шевон знала – матерью руководит страх за то, что дочь может остаться ни с чем, что Карл – ее последний шанс. Но было в словах матери и здравое зерно. Когда первый шок прошел и Шевон осталась один на один со своими мыслями и переживаниями, ей пришло в голову, что Карла, пожалуй, и правда стоило бы простить. Простить и дать ему еще один шанс. Но что-то удерживало ее от решительных действий. Что-то не позволяло ей ответить на его звонки или позвонить самой. Или собрать вещи и вернуться на Алманак-роуд со словами: «Ну, вот я и дома, дорогой».