Его лицо тут же расслабилось, и я пожалела об этом.
– Оставлю эту реакцию без внимания, раз ты почти при смерти, – пробормотала я.
Наконец он тихо сказал:
– Я не при смерти, – его глаза открылись, и он посмотрел на меня. Полуприкрыв веки, устало. Это не должно было выглядеть сексуально, но выглядело. – Я знаю, что я тебе нравлюсь.
Я представила, как хватаю его, и швыряю через борт, словно мешок с рисом.
– Не смотри на меня так, – со смехом сказал он. – Ты меня поцеловала. Полагаю, ты бы не стала целовать того, кто тебе отвратителен.
Я почувствовала, что мое лицо снова горит.
– Ну, между «отвратителен» и «нравится» – целый океан.
– Неужели?
Что-то в страдающем морской болезнью Джеке заставляло звучать все его слова странно мудро. Его взгляд все еще был прикован ко мне, теперь – очень сосредоточенный.
– Почему в ромкомах люди всегда переходят от ненависти друг к другу к, ну, знаешь, тому, что срывают друг с друга одежду?
Я плотнее запахнулась в тренч.
– Не будет никакого срывания одежды. Успокойтесь, сэр.
Он протянул руку и подергал меня за рукав.
– Не беспокойся. Я едва могу пошевелиться сейчас.
– Хорошо.
– Так почему тогда так? Почему ненависть так сексуальна?
Я поежилась, Джек даже с разряженной батарейкой был смертельно опасен.
– Я не знаю! Может быть, потому что ненависть значит, что ты чувствуешь что-то сильно. И люди, к которым вы не испытываете влечения, не вызывают столь сильных чувств. Они не вызывают совершенно ничего.
Я подумала о своем формальном общении с парнями K-Pop в Корее. Конечно, нам нельзя ни с кем встречаться. Но в среде K-Pop случались и интрижки, и тайные свидания. Все это было очень романтично для тех, кто этим занимался. Но я – нет.
Когда я знакомилась с парнями, я обнаруживала следующее: то, что мы демонстрировали фанатам, разительно отличалась от того, кто мы есть на самом деле. И, встречаясь, мы ощущали неловкость, потому что мы чувствовали это ожидание, будто два привлекательных человека обязаны вспыхнуть чувствами друг к другу. Подпитываемые обожанием тысяч людей. Даже миллионов – как некоторые из нас. Но получились только холодные, напряженные отношения.
А сегодня, после нескольких часов общения с незнакомцем, этим парнем, который, как я знала, не рассказывал мне всей правды о себе, я почувствовала это. Я поняла, как можно перейти от желания ударить кого-то к поцелую.
Определенно, это химия. Но также это из-за его заботы обо мне прошлой ночью. Из-за его искреннего удовольствия от того, как я наслаждаюсь этим городом.
Боже. Я влюблялась в Джека.
– Значит, ты испытываешь ко мне сильные чувства? – спросил Джек, все еще прикасаясь к рукаву моего плаща. Его ноготь зацепился за рубашку под ним, и когда он отдернул руку, выпала нитка.
Я фыркнула.
– Да. Чувствую сильнейшее раздражение, – я хотела сорвать свисающую нитку, но он поднес мое запястье к своему лицу, рассматривая нитку.
– Что ты…
Его взгляд переместился с нити к моим глазам. И, не отводя взгляда, он поднес мое запястье к губам, зажал нитку зубами и потянул.
Нить выдернулась и упала на палубу.
Глава двадцать восьмаяДжек
Я хотел, чтобы Лаки прекратила говорить о своих чувствах. Но после того, как эта нить упала на палубу, в ее глазах было не то, чего я ожидал.
Ее зрачки стали черными-черными, почти полностью заполнив глаза. Жар в них едва не сбил меня с ног.
Голос затрещал в динамиках, когда паром с легким толчком остановился. Тошнота накатывала волнами, то ли от движения, то ли от взгляда Лаки, я не знаю. Я не был готов к глубине чувств в нем.
– Идем, – сказал я, опуская ее запястье. Потому что я тоже терялся от собственных чувств. Чувство вины, мешалось, ну… с лестным ощущением.
Мы оба, пошатываясь, встали и пошли с парома. Мы ступили на землю, через дорогу от нас возвышались гигантские здания, заполненные супердорогими магазинами. Всё в Коулуне было огромным.
Я шел впереди, с каждым шагом пытаясь привести в порядок свои мысли. Когда мы добрались до пешеходного перехода, я нажал кнопку и почувствовал, как в ритм мерцания светофора у меня застучало в голове.
Что. Дзинь. Ты. Дзинь. Делаешь.
Чуть раньше утром я прекрасно понимал, что делаю. Миссия была четкой: сделать фото. Сделать историю.
Но теперь? Теперь в голове был полный бардак. Наш поцелуй был первым для Лаки. Она доверяла мне достаточно, чтобы сделать это. Она сказала мне, что я ей нравлюсь. Это простое признание потрясло меня, но я держал это при себе. Сработал инстинкт самосохранения.
Я должен был оставаться сосредоточенным. Несмотря на чувство вины. И мне нужно было игнорировать радость от услышанного. Я не мог влюбиться в эту девушку.
Мы перешли улицу. Я оглянулся, чтобы убедиться, что Лаки рядом. Она шла следом, опустив голову, она снова вся сжалась.
Это было не очень приятно видеть. Это поколебало мою уверенность. Было такое чувство, будто я каким-то образом переступил черту.
– Хочешь знать, куда мы идем? – спросил я, после нескольких минут молчания, проходя мимо длинных очередей за Prada, Hermes, Gucci и прочим.
В ответ на мой вопрос Лаки пожала плечами.
Сегодняшний день был похож на скачки между тем, что я чувствую себя хорошо, и тем, что чувствую себя придурком. И теперь, после того как она сказала мне, что я ей нравлюсь, после поцелуя… Я знал, что не смогу и дальше так поступать с ней. Знаменитость или нет, история или нет, она этого не заслужила.
– Я веду тебя в кинотеатр с книжным магазином. Думаю, тебе понравится.
Она кивнула, сосредоточенная на том, чтобы и дальше прятать лицо, пробираясь сквозь толпу. Я потянулся к ее руке и крепко сжал ее. Подбадривая ее этим крепким пожатием. Даже если она не знала, что я знал, почему ей это нужно. Даже если от этого я стану нравится ей сильней. Даже если она от этого будет нравится мне сильней.
Пожатие расслабило ее, и она улыбнулась мне.
– Так вот куда повел нас мой указующий перст? В книжный магазин?
– Он особенный, – сказал я. – Тебе понравится. В этом кинотеатре всегда показывают старые ленты. Это все очень… романтично, – последнее я пробормотал.
Но Лаки вернулась к своей дерзкой натуре.
– Прошу прощения? Романтично?
Я рассмеялся, и в этот момент мне показалось таким правильным держать ее за руку.
– Да. Романтично.
– Ну, ты действительно производишь впечатление романтичного парня. Учитывая то, как ты отреагировал на то, что я сказала тебе, что ты мне нравишься.
Наши руки качнулись между нами.
Толпа вокруг нас начала редеть, и здания превратились из гладких стеклянных гигантов в старые многоквартирники с офисами на первых этажах. Вроде тех, что были в Сёньване, но намного больше. Тут шло большое строительство, бамбуковые леса окружали целые здания. Мужчины в синих комбезах балансировали на лестницах, работая на невозможной высоте.
Пока мы шли, я думал о том, что сказала Лаки на пароме. О том, что я ей нравлюсь. В корейском было слово для такого рода признаний, но я не мог его вспомнить.
– Эй, как там это по-корейски? Когда признаешься, что у тебя к кому-то чувство? – спросил я.
– Gobaek, – она помедлила. – Не любопытно ли, что в корейском для этого есть особое слово? Ведь мы понимаем, что сказать кому-то, что он тебе нравится, – это важно. В Америке это запечатлено в словах «любовь», «секс», «объяснение». Но в Корее просто – «ты мне нравишься». Это круто.
– Вау, ты это тонко подметила, – ответил я с улыбкой, чтобы она подумала, что меня это не беспокоит. – Я тебя понимаю. Это важная штука.
Она оттолкнула меня сцепленными руками.
– В чем и смысл. Это не важно. Мы больше друг друга не увидим.
Мы с самого начала оба знали, что это правда. Но услышать это… В моем мозгу начали обратный отсчет некие невидимые часы. О Лаки еще столько нужно было узнать. Как и почему она попала в K-Pop? Я надеялся, мне хватит времени выяснить это.
– Ты не можешь этого знать, – непринужденно ответил я.
Она взглянула на меня, когда мы проходили мимо магазина, от пола до потолка заставленного кастрюлями и сковородами.
– Мы живем в разных странах.
– В пределах одной Азии.
– Хочешь сказать, – со смехом сказала она, – что навестишь меня в Корее? После одного дня вместе?
Я пожал плечами.
– Никогда не узнаешь, что будет! – это должно было быть шуткой, но Лаки смотрела серьезно.
– Я знаю свое будущее, – сказала она спокойно, решительно, но одновременно покорно.
– Церковный хор навсегда? – поддразнил я.
Мы отпустили руки друг друга, чтобы обойти пожилую даму, сидящую на табурете на тротуаре и обмахивающуюся веером.
– Что-то в этом роде, – Лаки снова потянулась к моей руке. – Когда посвящаешь себя чему-то вроде хора, ты посвящаешь себя жизни, которая немного отличается от обычной.
Она должна была понимать, что это звучит странно. Но кроме того – уязвимо. Так что я тоже ослабил бдительность.
– Надеюсь, мне удастся снова с тобой увидеться.
Эти слова вырвались, и я не мог взять их обратно.
Она замедлила шаг и не сразу посмотрела на меня, как будто перебирая эти слова в уме. Изучая их.
Моя ладонь вспотела в ее руке.
Глава двадцать девятаяЛаки
Серьезно, Джек, неужели так сложно было просто сказать мне, что я тебе нравлюсь? Его вспотевшая ладонь в моей руке дала мне это понять очень ясно. Это самая ни к чему не обязывающая интрижка, которая у тебя когда-либо была, bucko. Благодари свою счастливую звезду.
– Круто, теперь мы можем признать ту удушающую сексуальную энергию, которую ты излучал весь день, – объявила я.
Он засмеялся, едва не столкнувшись с двумя парнями, толкавшими тележку с арматурой.
– Это ты строишь мне глазки, – ответил он.