– Значит, ты пишешь для себя?
Она кивнула, нисколько не смущаясь и не стесняясь этого.
– Да. Мне нравится. У меня хорошо получается.
Это не было хвастовством или чем-то подобным. Просто… слова человека, который знает, кто он. Зависть пронзила меня, ледяная и внезапная. Редко можно было встретить кого-то моего возраста с подобным пониманием себя.
– Может, однажды услышу одну из твоих песен, – сказал я.
Она вскинула бровь, а потом встала одним плавным, атлетичным движением.
– В этом твоем сказочном будущем, где ты навестишь меня в Сеуле?
Прежде чем я успел ответить, она потянулась и потянула меня вверх. Я удивился, какая она сильная. Когда я встал, мы оказались друг против друга – очень близко.
Я ткнул книгу ей в грудь.
– Хочешь, чтобы я купил тебе и это?
Она взглянула на ее.
– Не. У меня уже есть такая.
– Ты читала то, что уже читала?
– Ага. Когда мне что-то нравится, мне это нравится.
Развернувшись, она направилась в кафе, и почему-то от этих слов мое сердце забилось чаще и мне стало жарко.
Я еще не успел оправиться, а Лаки заорала с другой стороны книжного:
– Мы можем взять этой еды?
Я рассмеялся:
– Тебя невозможно накормить досыта.
– Никогда.
Глава тридцать перваяЛаки
Мы сели пить чай с молоком, фирменное гонконгское блюдо, по словам Джека. Нам поставили тарелку с печеньем, и я взяла одно.
– Расскажи о своих родителях, – попросила я и откусила от печенья. Теперь моя очередь его расспрашивать.
Его глаза распахнулись.
– А ты переходишь сразу к делу.
– Это всего лишь следующий вопрос после «где ты родился», что я уже знаю. – В Лос-Анджелесе. Это совпадение все еще озадачивало меня. – Чем они занимаются? – я помедлила. – Я имею в виду, если они оба еще живы. – Почему я вообще это сказала? Так грубо.
Джек протянул руку и взял печенье, его рука задела мою. Крошечный фейерверк вспыхнул там, где соприкоснулась наша кожа. «Пуф».
Он коротко рассмеялся.
– Да, они все еще живы. Ну, моя мама сидит дома, а папа – банкир, как я уже говорил, – ответил он, закинув печенье в рот.
– О, круто. Тут, кажется, полно банков, – слабо ответила я. Гениальное наблюдение, Лаки. – Как тебе стажировка в банке?
– Ненавижу все это, – ответил он, макая в чай следующее печенье. Его тон был непринужденным.
– Отстой, – сказала я. – Ну, это временно, лишь до колледжа, верно?
Не успев ответить, он опрокинул чашку с чаем на столе, молочная жидкость потекла к краю с его стороны и закапала на него.
Я вскочила.
– О, нет!
Джек раздраженно заворчал и встал, вытирая одежду там, куда попал чай.
– Извини, пойду, вытру это, – сказал он, отодвигая стул.
– Хорошо, – я потянулась к салфетнице, чтобы вытереть стол, и ко мне присоединилась Сисси, подбежавшая с тряпкой. – Спасибо, – с улыбкой сказала я ей.
Она кивнула в ответ.
– Эй, вероятно, ему нужна новая рубашка? – сказала она, полувопросительно, полуутвердительно. – У нас в отделе сувениров есть несколько футболок для литературных фриков.
– О, – сказала я, постукивая пальцами друг о друга. – Я пойду посмотрю.
Отдел с подарками был в углу магазина, словно не желал выделяться среди ценных фолиантов. Я просмотрела стеллаж с хлопчатобумажными футболками, с изображениями винтажных обложек, очков, котов и всего такого.
Я хотела подарить ему что-нибудь дурацкое, но это должно было быть что-то правильно дурацкое. И тут что-то привлекло мое внимание. Одна из известных черно-белых футболок с именем и союзом «и»:
Джо и…
Мэг и…
Бэт и…
Эми…
Я фыркнула. Идеально. Если Джек поймет отсылку к «Маленьким женщинам», я упаду в обморок. А затем выйду за него замуж, будем честны.
Я подняла ее, расправив, и помахала ей, повернувшись к Сисси, которая с другого конца магазина показала мне большой палец. Ха-ха. Туалет был в другом конце узкого коридора, уставленного швабрами и шкафчиками. Я постучала в дверь.
– Эй, Сисси сказала, ты можешь надеть одну из их футболок. Я выбрала для тебя.
Дверь открылась, и на пороге появился Джек, нижняя часть его рубашки была мокрой и в мыльной пене. Он уставился на футболку в моих руках.
– Дай посмотреть.
Я поднесла ее прямо к его глазам, хлопок задел мои губы.
– Круто, правда? – мой голос был приглушен футболкой.
Он в замешательстве уставился на нее.
– Кто все эти люди?
Я расхохоталась, фыркнув.
Он вскинул брови.
Я сунула футболку ему в грудь.
– Всего лишь четыре самые крутые женщины всех времен.
– Не хочу этого знать, – проворчал он и начал расстегивать рубашку.
Я вытаращилась на него.
– Ты что делаешь?
– Переодеваюсь? – он не поднимал взгляда, продолжая расстегивать рубашку.
Не опускай взгляда с его лица.
– Ну, ладно, Супер Майк, – мне было ужасно неловко.
Когда он взглянул на меня, от смеха в уголках его глаз появились лучики. В тот момент я очень пристально смотрела ему в глаза. Два сферических органа, спрятанных в черепе. Вот и все. Ниже глазных яблок я смотреть не стану. Просто смотри в глаза.
– Ты мне в душу пытаешься заглянуть? – спросил он. Теперь его тело двигалось, он снимал рубашку.
– Да. И вижу черную пустоту. Поздравляю, у тебя нет души.
И, как я ни пыталась противостоять этому, мой взгляд упал на обнаженный торс Джека.
Да вы издеваетесь? Божечки-кошечки, на него было приятно смотреть. Стройный, с рельефными мышцами и гладкой, загорелой кожей. Мне хотелось в отчаянии швырнуть футболку ему в лицо.
Он взял у меня футболку.
– Спасибо.
Я прищурилась на него.
– Прекрати пытаться быть… соблазнительным.
– Что! Это ты тут стоишь, пока я переодеваюсь.
– Не стоит благодарить меня так.
– Как? – он натянул футболку.
– Так, – я старалась, чтобы мой голос звучал тихо и плавно, как и его, но это было практически невозможно. Этот тон был запатентован и навсегда сохранен Школой Секретной Сексуальности Джека.
Что я вообще такое…
В коридоре вдруг стало тесно… жарко и отчего-то воздух казался густым.
Джек аккуратно сложил свою рубашку и сунул ее под мышку.
– Ты так возбуждена и озабочена всем этим.
Слова «возбуждена» и «озабочена» точно переходили границы. Я и в самом деле принялась обмахиваться рукой.
– Ну! Я имею в виду!
Он стоял там, ожидая, что я скажу дальше, но я не смогла и расхохоталась.
Он попытался не рассмеяться, но я протянула руку и ткнула его в пресс – который, как я теперь знала, был твердым, как камень – и заставила его тоже захохотать.
Когда мы возвращались в кафе, он обнял меня за плечи, и это было так приятно, что я не могла сдержать улыбки. Потом я почувствовала, как что-то пихнуло меня в бок. Это была книга, которую он держал в руках.
– Это что?
Он опустил взгляд.
– О, книга, которую я заказал.
– О чем?
– Э, это альбом фотографий.
– Правда? Круто. – сказала я, опуская взгляд, чтобы рассмотреть ее. – Можно взглянуть?
Он протянул ее мне, когда мы сели.
– Это старая серия фотографий фотографа, который мне нравится, – его речь стала такой невнятной, что я едва его поняла. Он стеснялся этого.
Я пролистала толстую книгу.
– Вау. Потрясающе. Это ведь Гонконг, да?
Джек кивнул.
– Ага, фотограф – Фан Хо! Возможно, самый выдающийся фотограф Гонконга, – теперь его слова звучали яснее, быстрее и оживленнее.
– Вау. Значит, ты любитель фотографии? – спросила я, просматривая альбом. Снимки были прекрасны – быстрый взгляд на будничный, старый Гонконг.
– Да. Можно сказать и так. Это не особо важно. – Джек наклонился вперед, его свернутая рубашка послужила подушкой для локтей. – Сменим тему. Чем занимаются твои родители?
Боже, мне казалось, эту тему мы обсуждали миллион лет назад. До того, как я увидела Джека без рубашки. Я закрыла книгу.
– Мои родители? О, – я запнулась, пытаясь что-нибудь придумать. Но, хотя, зачем лгать об этом? Ему это ничего не скажет, он ровно ничего не знает о K-Pop. – Мама помощник юриста, а папа – учитель.
– Что он преподает? – Джек склонился вперед, опустив подбородок на ладони.
– Алгебру в средней школе.
– Славно. Ты – математик? – спросил Джек с улыбкой, как будто уже знал ответ.
– А ты? – спросила я в ответ.
– Ну, разве не должны мы оба разбираться в цифрах?
Я улыбнулась.
– Погоди. Так уже никто не считает.
Он вскинул бровь.
– Эй, разве ты выросла не в Америке?
– Ну, математика… это было наименьшей из моих проблем.
– А наибольшей?
Это было странно – мы находились в общественном месте, но я вдруг почувствовала такую близость.
– Эм, я не знаю. Я всегда чувствовала себя отчужденной от других детей своего возраста. – Это была правда. Ребенком я была сосредоточена на выступлениях.
Тут мой пульс зачастил, я почувствовала, что сердце подскочило к горлу. Это случалось со мной, когда появлялась тревожность. Я вдруг поняла, что не уверена, когда вернусь в отель, к своим таблеткам. Это лишь усилило тревогу, так что я осторожно опустила руки под стол и положила ладони на колени. Затем указательный и средний палец правой руки приложила к левому запястью, нащупывая пульс.
– Как так получилось? – спросил Джек, не замечая никаких странностей.
Тут я его почувствовала, легкий ритм под тонким слоем кожи. Это тут же меня успокоило, и последний несколько ударов я сосчитала про себя. «Один. Два. Три». Через несколько секунд он замедлится, и это поможет.
– О. Мне приходилось часто оставаться дома и присматривать за младшей сестрой, так что у меня было мало друзей, с которыми можно было бы потусоваться после школы и на выходных. – Это была правда. Но, кроме этого, были уроки танцев и пения.