– У тебя есть младшая сестра? – он улыбнулся. – У меня тоже.
Это заставило меня улыбнуться в ответ. Я могла представить, как его терроризирует сестра.
– О, да, ты говорил о ней. Как ее зовут и сколько ей лет?
– Двенадцать. И ее зовут Эйва.
Джек и Эйва. Мне нравилось узнавать новые факты о Джеке – наблюдать, как они складываются в целостную личность.
– Круто, моей сестре пятнадцать, ее зовут Вивиан. Она полный отстой, – добавила я со смехом. – Твоя?
Он покачал головой.
– На самом деле моя в своем роде… святая. Целеустремленная и умная. Однажды она добьется чего-то впечатляющего. Что хорошо, поскольку у родителей будет, по крайней мере, один надежный ребенок.
– Один? – спросила я. – Ты тоже кажешься умным и целеустремленным.
На его лице отобразился ужас.
– Возьми свои слова обратно!
– Что? Не хочешь быть умным? – я рассмеялась. Пульс пришел в норму, и я вынула руки из-под стола, потянулась к чайнику, чтобы снова наполнить свою чашку.
– Я в порядке. Но моя жизнь точно не распланирована, как у Эйвы. Её патронусом, или как оно там называется, была бы электронная таблица.
Чай ударил в нос, и я закашлялась.
– Да ты шутишь.
Он улыбнулся.
– Но я забавнее ее.
– Сомневаюсь, – сказала я, промокая лицо салфеткой.
– Как бы там ни было. Я вроде как… валяю дурака, пока не разберусь со всем, – сказал он, пожимая плечами.
– Это нормально, – сказала я. – Не всем же быть Эйвой.
– Или тобой, – многозначительно сказал он.
Это звучало как комплимент, и мои щеки потеплели. Я побила все рекорды K-Pop, но покраснеть, словно свекла, меня заставил комплимент этого парня.
Я постучала по лежащей передо мной книге с фотографиями.
– А как насчет фотографии? Кажется, это тебе нравится, раз ты заказал книгу.
Он пожал плечами.
– Мне это и правда нравится, очень. Но это не карьерный путь… для меня. Искусство, я имею в виду.
Мне потребовались все мои силы, чтобы удержать рот на замке. Не выпалить: «Я – живое воплощение искусства, ставшего карьерой!».
Вместо этого я обхватила чай руками. Переждала пару ударов сердца, а потом спросила:
– Тогда каков твой путь?
Этот вопрос, казалось, что-то перевернул в нем. Уверенная развязность ушла, неуверенная сутулость в плечах осталась.
Глава тридцать втораяДжек
Если бы об этом спросил кто-то другой, я бы выдал заготовленный ответ, хотя внутренне был бы раздражен. Но из уст Лаки этот вопрос звучал иначе. Я хотел ответить ей, пусть даже ответ звучал бы не очень.
Я прокашлялся, чтобы нарушить звенящую тишину.
– Ну. В этом и дело. У меня нет пути, и меня это устраивает.
Она кивнула.
– Ну, мы молоды. Это нормально.
Но я услышал натянутость в ее голосе. Попытку остаться нейтральной. Я знал, что сделала Лаки, чтобы оказаться там, где она есть. В тринадцать она решила, чем хочет заниматься в жизни, и сделала это. Человек вроде меня – без цели и уверенности – для нее был загадкой.
– Я действительно подрабатываю фотографией, – осторожно сказал я, внезапно почувствовав потребность в том, чтобы она знала: я не человек без интересов вообще.
Ее глаза вспыхнули.
– Правда? Значит, ты все же фотограф! А что за фото ты делаешь?
Быстро, Джек. Что-нибудь совершенно не относящееся к СМИ… что-нибудь безопасное…
– Свадьбы.
– О! – воскликнула она. – Должно быть мило. Снова и снова становиться свидетелем любви.
Это был словно удар в грудь. Потому что занимался я прямо противоположным. Я был свидетелем измен. Того, как кого-то помещают в реабилитационный центр. Декадентства и излишеств. Я запечатлевал людей опустившихся, в худшие моменты их жизни.
– Эта работа для денег, – сказал я, пожимая плечами. Притворная беззаботность. Но когда я сказал это, мне пришло в голову, что сегодняшняя история может стать чем-то большим, чем работой для пропитания. Что я должен буду подняться в рядах бульварной фотожурналистики. Еще вчера эта перспектива казалась захватывающей. А теперь? Она казалась скользкой. Я неловко поерзал.
Лаки задумчиво прожевала печенье, а потом сказала:
– Ну, тогда, может быть, с этими свадебными фото ты сможешь составить свое портфолио и подать заявку на какую-нибудь программу для фотографов!
Я прямо видел вертящиеся в ее мозгу шестеренки. Она уже видела для меня некое будущее, позволявшее мне мечтать. Я с трудом сглотнул ком в горле. Никто раньше не испытывал энтузиазма по поводу моего будущего.
– Мои родители на это не пойдут, – сказал я. – Можешь представить корейских родителей, четыре года оплачивающих обучение фотографии?
Растерянность омрачила ее лицо.
– Да, могу?
Точно. Ее родители, вероятно, оплатили ее вход в K-Pop. Это было не дешево – вся эта учеба перед тем, как ты хотя бы попадешь в звукозаписывающую компанию. Преподаватели пения, классы танцев, уроки. Не говоря уже о поездках.
Я вздохнул.
– Ну, у некоторых нет прогрессивно мыслящих родителей-эмигрантов. Мои очень твердо придерживаются принципа: мы много работали над тем, чтобы у тебя было стабильное будущее. Никакой ерунды.
Лаки нахмурилась.
– Но ты не можешь не хотеть стабильности. Кто сказал, что фотография не может обеспечить стабильность? Ты можешь заниматься свадьбами и параллельно – той фотографией, которая тебе нравится.
Я улыбнулся.
– Видела этот заголовок на сайте Onion? «Найди то, что тебе нравится, а потом занимайся этим по ночам и выходным до конца своей жизни»? Вероятно, это моя судьба.
– Ну, это мрачно, – раздраженно сказала она, стряхивая с рук крошки печенья. – Никто не говорит, что легко превратить свою страсть в работу. Ты должен просто поверить в то, что сможешь сделать это.
Было что-то, что беспокоило меня сейчас в этом ободряющем разговоре. Не только легкая иллюзия самодовольства. Но что это значило в ее устах? Если она верила в это, то как оказалась сегодня со мной?
Она чего-то избегала.
Я посмотрел ей в глаза.
– А что, если ты превращаешь страсть в работу, а она прекращает приносить тебе радость? Разве так ты не разрушаешь то, что любишь?
Я задержал дыхание. Я надавил на нее.
Выражение ее лица поменялось. Появилось нечто вроде холодной стены, а плечи – расправились. Аура отчужденности, недосягаемости опустилась как занавес на все ее существо. Это было поразительно. Это была Лаки для СМИ.
– Ну, я не знаю. Эту проблему нужно решить, когда она появится, верно? – голос у нее был спокойным, выражение лица – нейтральным.
И тут что-то, казалось, потерялось. Больше не было ни теплоты, ни радости. Ни веры в меня. Я пожалел о том, что задал ей этот вопрос, и о том, что у меня были личные мотивы сделать это.
Я знал, что это работа, но я не мог потерять ее сейчас. Я должен был спасти ситуацию.
– Хочешь посмотреть фильм?
Глава тридцать третьяЛаки
Я видела таких, как Джек, в своем кругу. Людей с целеустремленностью, умом и природными способностями. Но они из страха саботировали себя сами.
Он находил предлоги не делать то, что хотел. У меня возникло желание встряхнуть его, показать ему, что он может. Я не знала, насколько он хороший фотограф, но это практически не имело значения. За четыре года работы в K-Pop я поняла: усердная работа всегда побеждает талант.
Я хотела углубиться в тему, но последний вопрос заморозил что-то во мне. Как будто моя кожа стала полупрозрачной, и он видел меня насквозь, и в сотый раз за день зазвонили тревожные колокольчики.
Я лишь не могла понять, о чем они меня предупреждают.
– Фильм? – спросила я.
– Да, кинотеатр рядом. Там есть попкорн, – он улыбнулся.
Хм.
Он покачал головой в ответ на мою нерешительность.
– Я пошутил. Как в тебя влезет что-то еще?
– Я – научное чудо, – сказала я, вставая.
Джек оплатил нашу еду и оставил свою книгу на сохранение Сисси, а потом мы пошли в кино. Поскольку было всего около четырех часов, толпы еще не повалили. Я подошла к кассам вприпрыжку, мне не терпелось узнать, что показывают, и остановилась у них как вкопанная.
– Не может быть! – завизжала я.
– Что?! – настороженно воскликнул Джек.
Я указала на плакат перед нами: «Киномарафон Вонга Кар Вая».
– Можешь в это поверить? – сказала я, подходя ближе, чтобы провести пальцами по прекрасному лицу Тони Люнга.
– Вау. Фильмы Вонга Кар Вая в Гонконге. Чудо из чудес, – сухо ответил он.
– Марафон фильмов Вонга кар Вая, в том самом кинотеатре, куда мы пришли, когда ты не видел ни одного из его фильмов! – я не позволила Джеку остудить мой энтузиазм. – Давай посмотрим, какие показывают фильмы.
Через двадцать минут начиналось «Любовное настроение». Нереально.
– Ты такой везучий! – восхищалась я, пока Джек покупал билеты. – Все, что я знаю о Гонконге, – этот фильм. – Чтобы подчеркнуть свои слова, я ткнула пальцем в плакат. – Боже, Вивиан Чун и Тони Люнг такие недосягаемо прекрасные.
– Они сейчас выглядят точно так же, как в этом фильме, – размышлял Джек, стоя перед постером.
– Азиаты не стареют, – сказала я.
Он запрокинул голову и смеялся так долго, что я почувствовала смущение.
– Ты что, никогда раньше этого не слышал? – спросила я.
– Нет! – сказал он, когда наконец взял себя в руки. Я была рада тому, что от меня он узнал что-то новое. И тому, что заставила его так сильно смеяться.
Мы взяли немного попкорна и, войдя в зал, заняли места прямо посередине. Свет еще горел, и ряды удобных кожаных кресел большей частью стояли пустые.
– Так почему тебе так нравятся эти фильмы? – спросил Джек, пока я выбирала самый промасленный попкорн.
Я жевала несколько секунд, пока размышляла об этом.
– Не знаю… Они такие милые и меланхоличные. Идеальная музыка. Уязвимые и загадочные г