обыденность жизни своих родителей. Как тебе ненавистна работа в банке, как бы ты хотел заниматься чем-то более интересным. Но потом случается нечто… экстраординарное, и ты все портишь.
Я онемел. Какого черта, Чарли? С каких это пор его волнует, что я жалуюсь? Мы были жалующимися приятелями! Мы оба были на мели и ждали чего-то иного. Это связывало нас. Я уставился на него, моя челюсть, вероятно, царапала пол кабины.
– Получить шанс провести день с такой девушкой, как Лаки? Это волшебство, приключение, такое бывает раз в жизни.
– Потому что она знаменита? – наконец удалось сказать мне.
Он сделал резкий разворот.
– Нет, дурачина. Потому что ты ей нравишься, и она тебе нравится, и это – нечто особенное.
Мне хотелось выпрыгнуть из машины с криком: «Да пошел ты, чувак». Но под этим импульсом скрывалось признание вины. Чарли был прав. Он раскрыл то, что я чувствовал – будто я был лживым куском мусора, не заслуживавшим даже секунды внимания Лаки.
– Ну, теперь с этим покончено, – тихо сказал я. – Она никогда больше не заговорит со мной. Я больше никогда ее не увижу.
– Не волнуйся, мы найдем ее, – тон у него был твердый, взгляд шарил вокруг.
Это подбодрило меня, даже несмотря на то, что Чарли часто бывал уверен в том, что не срабатывало.
Осознание происходящего обрушилось на меня тонной кирпичей, и я прислонился лбом к окну, вглядываясь в проплывающий мимо пейзаж в поисках знакомой фигуры.
Лаки могла узнать правду в любой момент. Я подавлял свои истинные чувства к ней, когда они пытались проявиться. Я думал, что вполне перенесу, если Лаки будет ненавидеть меня после сегодняшнего. Что она значит для меня не так уж много.
Но теперь от мысли об этом мне хотелось умереть.
Кажется, по моему лицу скатилась настоящая слеза. Я стер ее прежде, чем Чарли успел бы заметить. Боже милостивый.
Все, чего мне хотелось в тот момент, – чтобы передо мной появилась Лаки. Чтобы я мог объясниться. Чтобы мог почувствовать ее тепло и заразительную радость. Все остальное не имело значения.
И в этот момент я увидел кошку.
Глава пятьдесят пятаяЛаки
В моем мозгу горели слова: убраться подальше.
Как можно дальше от этого бара, от всех дурных чувств, охвативших меня.
Я не обращала внимания на пьяных парней, проталкиваясь сквозь толпу у бара, хватая ртом воздух и пытаясь сдержать слезы. Кто-то крикнул:
– Куда спешишь, детка?
Это было ничего. Очередной пьяный неудачник, пытающийся заговорить с любой проходящей мимо девушкой. Но слово «детка» остановило меня на полпути. Я медленно обернулась и уставилась на высокого парня в хлопчатобумажном поло. Он ухмылялся, зажав в зубах сигарету.
Ничего не делай. Игнорируй его. Так я и поступила, устремившись прочь.
– Сучка.
Каждая частичка меня хотела подбежать к нему, ударить с разворота в лицо. Хотелось разорвать его на части зубами.
Но это было неразумно. Одинокая девушка в окружении пьяных парней. Сейчас не время для драки. Мне нужно добраться до своего отеля. Поэтому я решила: пусть живет. Все еще чувствуя спиной жало оскорбления, я сдерживала слезы.
От усилий сдавило горло, и я едва дышала, пробираясь сквозь толпу. Все болело. И вовсе не потому, что какой-то первостатейный урод назвал меня сучкой.
Боль от предательства Джека была настолько сильной, что я чувствовала ее всем своим нутром. Как оно разъедает все хорошее, чистое и счастливое в сегодняшнем дне.
Я думала о том, как много я ему показала. Открылась. Сколько я ему дала. Не только несколько поцелуев в темноте. Часть меня раскрылась в какой-то момент сегодня. Показала столько маленьких и больших чувств.
Ради которых я рискнула своей карьерой, выступив в караоке. Триумф и ясность, которые я чувствовала, теперь полностью исчезли. Что я наделала? Что я натворила из-за какого-то недоумка? Парня, которого я не знала.
События дня пронеслись передо мной, показавшись в ином ракурсе. Всё, чем я наслаждалась и что испытала, было препарировано и проанализировано незнакомцем с камерой. Потому что вот кем стал для меня теперь Джек.
Улицы становились всё тише и пустели по мере того, как я удалялась от баров. Фонари вдоль крутых улиц горели желтым, и их свет рассеивался в тумане, который накатывал с гавани.
Я не стану плакать. Я не стану девушкой, которая плачет на улице посреди ночи.
Найди меня.
Даже ненавидя его, я хотела его увидеть.
Я шла, не зная, как, черт возьми, вернуться в свой отель. Как он вообще назывался?
Затем я вспомнила, кто я.
Дай себя обнаружить. И Рен тебя найдет.
Я сделала еще несколько судорожных вздохов и расправила плечи, чувствуя, как знакомый и отработанный самоконтроль вытягивает меня к небу, словно струна, натянутая от моей макушки.
Я никогда не плакала. Так много слез было не пролито, когда я скучала по своей семье. По дому. Когда я уставала настолько, что готова была убить, лишь бы поспать лишний час. Я не плакала тогда, не буду и сейчас.
Я знала, что должна делать. Как из этого выбраться.
Мимо меня шла группа людей, и я пристально посмотрела на них так, что одна из них, белая брюнетка в оливковом комбинезоне, нахмурилась в ответ.
– На что уставилась?
Американский акцент. Черт.
Я двинулась дальше, сняв толстовку и взбив волосы. Пошла обратно к бару, где было больше народа, сбежала вниз по крутой лестнице, немного слишком быстро. Отвернулась от парочки, целующейся у фонарного столба. Я содрогнулась от этой романтичной сцены.
Когда я дошла до главной дороги, кишащей подростками, идущими на ночные вечеринки, я остановилась и глубоко вздохнула, готовая показать, кто я такая, толпе людей. Но прежде чем я успела сделать это, что-то потерлось о ногу.
Я опустила взгляд и увидела черно-белую кошку.
Она уставилась на меня зелеными глазами, и я узнала короткий хвост.
– Эй, привет, приятель, ты меня узнал?
Прошло так много времени с тех пор, как я видела его у магазина Лины. Я присела на корточки и погладила кота, запустив в нем урчащий мотор. Кот тут же плюхнулся на спину, поджав лапы, и уставился на что-то за моим плечом. Я коснулась его пушистого меха.
– Лаки.
Этот низкий тихий голос разнесся в ночном воздухе – тяжелый и радостный одновременно. Я подняла взгляд и увидела его.
Руки в карманах. Волосы растрепаны, но все равно отчего-то великолепны. Эта дурацкая футболка с «Маленькими женщинами» сидела на нем возмутительно хорошо.
Джек выглядел несчастным, испытывающим облегчение и миллион других эмоций.
Кот вскочил на лапы, едва я встала, и поскакал прочь. Я уставилась ему вслед, не желая смотреть на Джека.
– Ты в порядке?
Слова прозвучали словно пощечина. Ему было плевать на меня. Как смел он говорить столь заботливым тоном?
– Нет, я не в порядке, – мне ненавистна была дрожь в собственном голосе. Это были не нервы, это была ярость. – Не смей приближаться даже на шаг.
На мгновение повисло молчание.
– Ладно. Не буду. Лаки. Прости.
Он знал порядок действий. Спросить меня, как я. Извиниться. Он был хорош, этот Джек. Так хорош в общении с людьми. Я наблюдала сегодня, как он ко всем находил подход, не так ли?
После нескольких ровных вдохов я посмотрела на него. Глаза у него были широко распахнуты, губы беспокойно сжаты. Черт. Несмотря ни на что, я хотела достучаться до него.
– Ты использовал меня, – выдавила я.
Сожаление придавило его, плечи опустились.
– Это было нечто иное.
– Заткнись, – я прошептала это. – Прекрати мне лгать. Я так устала от этого.
– Я лгал кое о чем. Не обо всем. Ты должна понимать это, – хриплый, умоляющий тон не успокоил меня. Все его слова могли оказаться ложью, и это ранило. Так сильно.
Я, наконец, заплакала. Слезы бесконтрольно потекли по лицу. Джек, и все фонари, и люди вокруг стали размытыми.
Он очутился рядом, я не успела его остановить.
– Лаки, прошу. Прости.
Его рука потянулась коснуться моего лица, и я отшатнулась. Когда я вытерла слезы и посмотрела на него, я едва не задохнулась.
Как смел он выглядеть уязвленным.
– Ты точно такой же, как все остальные, – выплюнула я. – Используешь меня. Мне не нужно было идти с тобой. Это была огромная ошибка, ты манипулировал мной с первой секунды, едва мы встретились. А теперь вся моя карьера может рухнуть из-за тебя.
– Что? – он покачал головой. – Я знаю, я облажался… но это ты приняла решение выйти из номера. Ты не можешь осуждать меня за то, что ты несчастна.
Я вздрогнула.
– Прошу прощения? Я несчастна только из-за тебя.
И тут все в нем изменилось. Он напрягся, нахмурив брови.
– Лаки. Ты должна знать, что очень несчастна. Ты ненавидишь свою жизнь.
– Я не ненавижу свою жизнь! – воскликнула я. – Вот, ты преувеличиваешь всё, чтобы оно соответствовало твоей истории. Это – тот ракурс, к которому ты стремился? Несчастная звезда K-Pop? Как скучно. Как тривиально, – яд сочился из меня, и я не могла остановить это.
Его губы сжались в ровную прямую линию, и ему потребовалась секунда, а потом он снова заговорил.
– Это правда. Где-то на этом пути ты возненавидела ее. Но ты можешь изменить это, делать все на своих условиях. Ты звезда. У тебя есть власть. То, как ты пела в караоке…
– О боже, ты наивен, – выпалила я. – Нельзя изменить ничего в этой индустрии. Понял, Джек? – я произнесла его имя с самым отвратительным американским акцентом, на который была способна. Превращая энергичное мальчишеское имя во что-то, достойное насмешки.
– Ты слишком напугана, чтобы что-то менять! – он поднял голос. Несколько человек оглянулись на нас.
Я отступила от него.
– Ты меня не знаешь. Совсем. И, очевидно, я не знаю тебя. Говоришь,