Я плюхнулась на постель и достала телефон. Там была куча писем от Джи Йон. Я кликнула по первому, с темой «Расписание записей на эту неделю».
«Лаки,
Как ты и просила, вот расписание на эту неделю. Ты в студии по вторникам и четвергам. Я позаботилась о доставке обедов, и это НЕ салаты (но и не гамбургеры!).
Кроме того, я прикрепила идеи костюмов для следующего клипа. Художнику по костюмам понравилась твоя идея с комбинезоном, хотя я, конечно, хотела бы, чтобы это были шорты (эти ноги!).
Увидимся через пару месяцев,
Д. Й.»
Я улыбнулась. Джи Йон было больно позволять мне есть столько углеводов и носить менее откровенные костюмы. Совершив шокирующий поступок, она оставила компанию вместе со мной, чтобы стать моим новым менеджером.
– Кто еще позаботится о том, чтобы ты делала свои десять шагов ухода за кожей? – сказала она, шмыгнув носом.
Теперь мы работали с небольшой компанией в Лос-Анджелесе. Они курировали несколько K-Pop-групп, но, в основном, – независимых местных исполнителей. Вроде меня. Это было страшно, но после нескольких месяцев в Лос-Анджелесе я наконец погрузилась в рутину и начала работать над новым альбомом. Это все еще был K-Pop, но я тесно сотрудничала с авторами песен. Я собиралась назвать альбом «Cat». Сокращением от моего полного имени Кэтрин Нам.
Что в этом было лучшим? Моим домом стал Лос-Анджелес, время от времени я совершала длительные поездки в Корею. И мой график был благословенно управляемым.
Несколько часов спустя моя сестра высадила меня перед баром в Голливуде. Я все еще не могла поверить, что штат позволил ей сесть за руль убийственной машины.
– Возвращайся домой по сто первому и никуда не сворачивай, не отправься на Малхолланд или куда-нибудь еще, – твердо сказала я, отстегивая ремень безопасности.
Вивиан издала неприличный звук.
– Не то чтобы мне нужно было твое разрешение, но я не против проехаться по Малхолланду.
– Если хочешь умереть сиганув со скалы! – ответила я, повернувшись всем телом и потянувшись за футляром с гитарой на заднем сиденье.
– Зачем мне вдруг съезжать со скалы? – взвизгнула она.
Гитара чуть не ударила ее по голове.
– Упс, прости. Я не знаю, даже хорошие водители могут…
– О боже. Как я рада, что закончилась эта твоя «Lilith Fair» фаза жизни! – Вивиан разблокировала двери, агрессивно нажав кнопку.
– Может, я продлю его навечно, лишь бы помучить тебя, – сказала я, натягивая черную шляпу с широкими полями.
– Иди играй свою дурацкую музыку!
Машина с ревом уехала, оставив меня в облаке выхлопных газов. Мило. На самом деле, я была счастлива от того, что сестра вновь обращается со мной, как с дерьмом.
В этот пятничный вечер Голливуд уже жил полной жизнью. Парни в блестящих рубашках, девушки в коротких юбках и на высоких каблуках, туристы, глазеющие на всех подряд, парни с парковки, продающие свои места за тридцать долларов, бездомные, ловко огибающие все это, корейско-бразильский мобильный ресторанчик с очередью вдоль тротуара, хипстеры, шагающие так бодро, будто им есть куда спешить…
Это было одновременно и отвратительно, и великолепно – дихотомия Голливуда. Города надежд.
Я вошла в бар через заднюю дверь, и кто-то уже был на сцене, играя с группой из четырех человек. Что-то джазовое. Заведение было еще не заполнено, для выходных еще рано.
Взяв в баре содовую, я нашла место в темном углу, освещенном единственной свечой.
– Прошу прощения.
Я оглянулась на молодую женщину, стоявшую передо мной, прижав сумочку к груди.
– Да?
– Ты… Лаки? – последнее она прошептала.
– Да, – прошептала я в ответ. – Но можем мы сохранить это между нами? Я пока не хочу, чтобы все знали, что я тут.
Она решительно закивала.
– О боже, конечно!
В качестве эксперимента я выступала на небольших площадках по всему Лос-Анджелесу. Это была не Лаки и даже не Кэт. Всего лишь я. Кэтрин Нам, гитара и мой собственный голос.
Сначала я пыталась сохранить свою личность в секрете, но была раскрыта почти сразу. В Америке люди теперь узнавали меня даже без розовых волос. Поначалу это меня расстраивало, но я превратила это в еще один способ общения с фанатами. Я решила сделать эти выступления эксклюзивным шоу для счастливчиков – раздавать лишь двадцать билетов на «тайное выступление». Это была лотерея, и о месте выступления счастливчики информировались в последний день. Им даже приходилось оставлять у двери свои камеры и телефоны.
Когда в прошлом месяце я впервые вышла тут на сцену, я была в ужасе. Казалось странным, что звезда K-Pop, певшая перед стадионами на шестьдесят тысяч человек, нервничает из-за выступления соло на маленькой сцене.
Исполнение моей собственной музыки требовало от меня совершенно нового уровня откровенности. Я чувствовала себя обнаженной.
Но я также получила ту энергию, которую ощущала на своих старых концертах, когда была Лаки. Какую ощущала той последней ночью в Гонконге. Обожание и любовь хлынули на меня через эти выступления. Я чувствовала ее в воздухе так же остро, как и год назад.
Это было волнующе. Всего лишь третье мое выступление, и я еще совсем не устала от них.
– Спасибо, – сказала я женщине. – И спасибо за то, что пришла послушать меня.
Она закусила губу.
– Мне так трудно не нервничать.
Я рассмеялась, ощутимо расслабившись.
– Отлично держишься.
– Могу я сделать кое-что не очень сдержанное? – она выудила что-то из сумки. – Можно взять у тебя автограф?
Это был номер журнала Mix Tape. Номер, выпущенный несколько месяцев назад со специальным фото-разворотом.
Заголовок все еще вызывал улыбку. Статья открывалась моим фото на пике Виктория. Той, которую Джек распечатал для меня.
«Королева K-Pop проводит день в Гонконге, перед тем как покорить мир».
Когда этот номер вышел, фотографии выстрелили, и, предполагаю, перспективы Джека – тоже.
Я предполагала, поскольку кроме пары электронных писем и нескольких сообщений мы больше почти не общались. Пересмотр моей карьеры был нешуточным делом, а мой переезд в США еще больше отдалил нас друг от друга.
Поначалу это было грустно, но жизнь шла своим чередом. Месяцы пролетали, как дни. Дни были настолько насыщенными и беспокойными, что, казалось, я моргнула – и вот уже прошел год.
Фотографии были особенными, поскольку они давали эксклюзивный взгляд на мою жизнь, не через объектив папарацци, но нечто более интимное и вдумчивое. С очень небольшим сопроводительным текстом, фото запечатлели меня в очень реальных, не инсценированных моментах – на пороге завоевания Америки. И, некоторым образом, они рассказывали мою историю через один день в Гонконге. Он меня разглядел.
Это была работа одаренного фотографа. Я едва не рассмеялась, когда увидела разворот – так очевидно было, что фотография – это страсть Джека. И он был так хорош в этом. Ему лишь нужно было признать это.
Я была уверена, что имею к этому некоторое отношение, и это вызывало невероятную гордость.
Я подписала журнал и вручила его девушке.
Она показала мне большой палец.
– Удачи! – она нервно захихикала, сказав это. – Я не хотела каламбурить.
Я засмеялась.
– Спасибо.
– О! – она задержалась еще на минуту, вдруг застеснявшись. – Я твой большой, очень большой фанат. Мы, твои поклонники, так тобой гордимся! Мы хотим, чтобы ты была счастлива.
Я смогла лишь кивнуть, в горле стоял ком. После того, как все пошло прахом, мои поклонники показали себя потрясающе. Я боялась потерять фанатов, виртуальную армию по всему миру, которая неизменно поддерживала меня. Но они сплотились вокруг меня.
И хотя все это я делала для себя, я делала это и для них. В том, что я делала раньше, стало не хватать баланса. Раньше я работала лишь на свой лейбл и на них. Чтобы мои фанаты были счастливы и заинтересованы. По крайней мере, я так думала. Но после выступления на «The Later Tonight» стало ясно, что мои поклонники хотят, чтобы я была счастлива. Это были симбиотические отношения.
Джек был прав – небольшой эгоизм давал плоды. Я знала: меня не удовлетворит полный эгоизм. Сидеть одной в темном кафе, играя музыку для себя? Это мне тоже не подходило. Новая эра моей карьеры включала в себя и то, и другое. Мне было очень приятно, что я могла позволить себе и то, и другое.
Джаз-бэнд закончил свое выступление, и толпа вежливо зааплодировала. Я допила воду и направилась к сцене.
Что меня удивляло с самого первого моего опыта таких выступлений – это тишина. Мои фанаты не выкрикивали моего имени и не пытались наброситься на меня. Как и в тот раз, когда я выступала в караоке-баре, у меня было негласное соглашение со всеми присутствующими. Они хотели помочь мне освоиться в этом безопасном пространстве.
Потратив несколько минут на настройку гитары, я включила микрофон. Звук разнесся по бару приятным эхом.
– Привет, я – Кэтрин Нам. – Я склонила голову и сыграла первые несколько нот. Они вибрировали во мне. Затем вместе с гитарным перебором я запела, слова и ноты звенели в воздухе.
Все чувства того дня были в этой песне. Аккуратно или не очень уложенные в три минуты сорок восемь секунд. Каждый раз, когда я пела ее, я их чувствовала. Я жила ими. Время пролетело быстро, но, когда я исполняла эту песню, оно будто замирало.
Закончив, я сделала глубокий вдох, который эхом отозвался в динамиках. Подняв взгляд, я увидела, как люди тихо хлопают и громко аплодируют. Шум бара обрушился на меня, и я почувствовала себя в коконе его тепла. Звон бокалов, смех, гул голосов, погружение в беседу. Запах алкоголя, тел и горящей где-то французской свечи. Прежде чем начать следующую песню, я воспользовалась моментом, впитывая ощущения этого шоу.